Ионел Теодоряну - Меделень
Встретившись с ней взглядом, Дэнуц отвернулся в сторону окна, оглядел потолок и еще крепче сжал ружье. Казалось, что глаза у Ольгуцы еще большего калибра, нежели ружье.
- Ты тоже можешь взглянуть, Ольгуца, если хочешь!
Не говоря ни слова, Ольгуца взяла ружье из дипломатических рук брата в свои военные. Ружье стало интернациональным.
- Дэнуц! Дэнуц! Вечно Дэнуц! Опять Дэнуц! Снова Дэнуц!.. Скажи спасибо своей сестре!
Свертки один за другим ложились на третий по счету диван.
- А теперь очередь Ольгуцы. Вот сапоги и брюки для верховой езды. Куртку тебе сошьет мама. А лошадь пусть даст тебе твой отец.
- Ну и ну! Замшевые! - изумилась госпожа Деляну, которая тем временем причесывала Монику.
- Еще бы! Для такой газели!
- Герр Директор...
- Ольгуца!.. На помощь, люди добрые! Тигрица, а не газель! - стонал Герр Директор, защищаясь от поцелуев племянницы.
- Смотри, Герр Директор!
Взяв в руки сапоги, Ольгуца с благоговением поцеловала их, каждый в отдельности, как когда-то воины целовали свои доспехи.
- Подожди, это еще не все. Вот два дьяболо, вот футбольный мяч; а это, это...
Пакеты, развернутые Ольгуцей и Дэнуцем, один за другим падали на диван.
- Ну, что скажете? - спросила госпожа Деляну, указывая на Монику.
- Отлично! - захлопал в ладоши Герр Директор.
Моника, розовая, словно окутанная коралловой дымкой, сидела по-турецки на диване, опустив ресницы и скрестив на коленях руки в широких рукавах. Робость и кимоно сковывали ее движения и делали похожей на настоящую японку. Густые золотистые волосы были собраны в японскую прическу и скреплены гребнями госпожи Деляну... Румяная утренняя заря, распустившийся цветок персикового дерева, облаченный в детское кимоно, дабы не было ему холодно ночью: мечта влюбленного в персики японского поэта. Вот какой была Моника, виньетка в начале легенды.
- Батюшки мои, чуть не забыл. Дети, откройте рот и протяните руки.
Герр Директор быстро развязал картонную коробку, засучил рукава и опустил руки в коробку.
- Va banque!*
______________
* Ва-банк! (фр.)
Сливы, черешни, абрикосы, персики, груши, яблоки, орехи, редиска, морковь, луковицы, каштаны, миндаль... из марципана градом посыпались на пол, подпрыгивая и перекатываясь.
- Лови, папа!
- Держи, Ольгуца!
- Ау, Герр Директор!
Анархический дух беспорядка, который чудом вырвался из аккуратного кофра, царил в турецкой комнате. Взрослые и дети, ползая по полу, собирали лакомства, боясь раздавить их.
Ольгуца с морковью в зубах; Дэнуц с оттопыренной щекой; госпожа Деляну - о чудо! - грызущая луковицу; Моника, путающаяся в полах кимоно и грациозно наклоняющаяся за фруктами; господин Деляну, подставляющий подножки Ольгуце, и Герр Директор, невозмутимо созерцающий происходящее.
- Воды! Умираю от жары!
- Хорошо бы принять душ! Мы все сошли с ума!
- Кто там? Войдите.
Вошла Профира, изумленно заморгала ресницами и застыла с открытым ртом под общий хохот сидевших на полу.
- Прохвира, гляди, немецкая луковица! На, попробуй, - крикнула Ольгуца, запустив в нее луковицей.
- Попробуй, Профира, заморские луковицы, - уговаривала госпожа Деляну.
Луковицы были завернуты в кусочки цветного шелка, имитирующего кожуру. Профира взяла луковицу, повертела в руках, то и дело поглядывая на смеющихся детей.
- Перекрестись и съешь, - посоветовала Ольгуца, видя, что она колеблется.
- Профира, скажи лучше: Господи помоги!
- Надо очистить ее, барыня... Что-то здесь нечисто.
- Полно! Ты что, лука отродясь не видывала?
Профира перекрестилась языком во рту и откусила от луковицы, не чистя ее. Ноздри у нее расширились от страха.
- Тьфу! - сплюнула она в фартук, вытирая язык тыльной стороной ладони.
- Ты отравилась!
- Господи, оборони! Это, видать, лекарство, барыня!
- Немецкий лук, Профира!
- Ну, так пусть и едят они себе на здоровье! А я посмотрю.
- Пойди принеси воды.
Морковь, запущенная в нее Ольгуцей, заставила Профиру уйти. Встав на ноги, госпожа Деляну вновь сделалась строгой хозяйкой дома.
- Ой-ой-ой! Что мы здесь натворили! Прямо стамбульский базар!
- Герр Директор, можно я сделаю тебе тюрбан, - попросила Ольгуца, найдя наконец предлог для продолжения беспорядка.
- Каким образом?
- Из полотенца.
- Согласен. Но тогда уж дайте мне и шаль.
- Вот что, - вмешалась госпожа Деляну, увлеченная игрой, - давайте нарядимся в разные костюмы. Кто как хочет! Полная свобода фантазии!
- Я так и останусь, tante Алис, - сказала Моника.
- Конечно, ты совсем готова. И я тоже буду японкой.
- А я, мама? - спросил Дэнуц.
- Ты... - размышляла госпожа Деляну, надевая кимоно, - ты...
- Мамочка, ведь у него есть японский костюм, - вмешалась Ольгуца со странной вкрадчивостью в голосе.
- На что он мне? А тебе какое дело!
- Хорошая мысль! Конечно! Ведь у тебя есть костюм Ками-Муры. Пойди надень его.
- Зачем, мама?
- Потому что и я японка и Моника.
- Да-а! У Моники красивый костюм, - насупился Дэнуц.
- Еще бы! Она ведь барышня. А ты бравый солдат.
- Да-а! В некрасивой одежде.
- Дэнуц, пожалуйста, не огорчай меня. Иди одевайся!
- А ружье? - еще больше насупился Дэнуц.
- Будет у тебя и ружье и даже пушка, если тебе так хочется! Иди.
- Алис, посоветуй и мне что-нибудь.
- Ты... вы с Григоре будете турками, ты будешь паша, я сделаю тебе тюрбан и все что нужно, - а Григоре будет евнухом гарема.
- Милая Алис, нет ли у тебя какого-нибудь монгольского предка?
- ..?
- Посмотри на себя в зеркало. Ты настоящая японка.
Черные, по-новому причесанные волосы, широко расставленные глаза и смуглая бледность продолговатых щек казались естественным добавлением к японскому кимоно.
- Кто знает?! - улыбнулась госпожа Деляну.
- Смотрите! - театральным жестом пригласила всех Ольгуца.
В импровизированном тюрбане из полотенца Герр Директор напоминал опереточного индуса. Турецкая шаль на плечах плохо сочеталась с моноклем и европейскими манерами.
- Ха-ха-ха! Поглядите-ка на Плюшку!
- Ками-Мура!
- Браво, Ками-Мура, ты в полном параде!
Дэнуц поспешил укрыться в укромном уголке, у стены, вместе со своей ржавой саблей, которая, позвякивая, волочилась за ним, словно металлический хвост.
Мундир японского адмирала был рассчитан на шестилетнего мальчика, а Дэнуцу было одиннадцать лет! Тесная фуражка с трудом удерживалась на кудрявой голове. Вид у ее владельца был самый жалкий!
- А мне не хватает только кофе и рахат-лукума! Кальян у меня есть, гарем и евнух тоже, - сообщил господин Деляну.
- Папа, ты настоящий Настратин Ходжа!
- Слишком велика честь!.. А ты, Ольгуца?
- А я надену сапоги и брюки для верховой езды. Я буду гайдуком и умыкну Монику.
- Ничего другого я и не ожидала! - вздохнула госпожа Деляну, больше думая о будущем, чем о настоящем. - Беги одевайся.
Вошла Профира, неся поднос с вареньем.
- О Господи!
- Что, Профира, испугалась?
- Я вас и не признала, барыня! Целую руку!
- Чему ты смеешься, Профира? - спросила госпожа Деляну, глядя на поднос, который сотрясался от взрывов вулканического смеха.
- ...
- Что, Профира?
- Не обижайтесь, барыня! Уж больно все красиво! Прямо как в балагане!
- Браво, Профира!
- Да здравствует Профира!
- Поднимем бокалы с водой в честь Профиры!
- И вы будьте здоровы. Веселья вам!
- Дэнуц, а ты разве не хочешь варенья?.. Ты что, Аника?
- Хэ!
Через полуоткрытую дверь Аника - одни глаза да зубы - впитывала все, что видела, и дивилась этому. Из-за ее плеча выглядывала кухарка, с улыбкой до ушей на круглом как луна лице.
- Что? Пришли смотреть представление?
- Хэ! Хэ!.. - прозвучали одновременно сопрано и баритон Аники и кухарки.
- Хи-хи! - подмигивая, вторила им Профира.
Послышался щелчок. Кухарка отпрянула назад. Аника шмыгнула в коридор. На пороге показалась Ольгуца с хлыстом в руке.
- Что ты с собой сделала, Ольгуца?
- Нарисовала усы. Как полагается гайдуку.
Черные усы украшали нежное личико маленького гайдука, - совсем в духе народной баллады:
Щеки у сынка
Пена молока,
Усы у сыночка
Вроде колосочка,
Кудри у него
Ворона крыло,
А глазами вышел
Он чернее вишен...
Замшевые сапоги, бриджи и особенно красная блуза с лаковым поясом были поэтической вольностью автора. Полем битвы для юного гайдука могла служить поляна красных маков, которые бы вполне заменили полчища мусульман в красных фесках.
- Я предлагаю вернуться к серьезным вещам.
- Почему, Герр Директор? - с укором спросила Ольгуца.
- Я умираю от жары в этой Турции.
- Постойте. Не переодевайтесь. У меня возникла идея.
- Какая, мамочка?
- Давайте сфотографируемся.
- Давайте. Браво!
- Прекрасно, душа моя. Чего не сделаешь ради детей!
