Густав Майринк - Белый Доминик
Кровь моя закипает и недоверие начинает таять от сладкого ощущения счатья, но все тревожнее кричит во мне голос Офелии, как будто в бессилии и отчаянии она ломает себе руки:
"Не оставляй меня! Помоги мне!... Ведь он просто надел мою маску! " разбираю я наконец слова. Затем голос исчезает, как будто рот зажат платком.
"Не оставляй меня! " Ведь это был зов о помощи! Он пронзил меня до глубины души!
Нет, нет, моя Офелия, ты, которая живешь во мне, я не ос- тавлю тебя! Я стискиваю зубы - и холодею... холодею от не- доверия. "Кто этот "Он", кто надел маску Офелии? "- спра- шиваю я в своем Духе и пристально вглядываюсь в лицо призрака. Вдруг в лице фанто- ма появляется выражение каменной безжизненной статуи, зрачки сужаются, как если бы в них хлынул поток света.
Как будто молниеносно какое-то существо сжимается от страха, что его узнают; это происходит очень быстро, но в промежутке одного единственного удара моего сердца я вижу, что в глазах призрака вместо меня самого отражается крошечный об- раз чьей-то чужой головы.
В следующий момент призрак отстраняется от меня и сколь- зит с распростертыми объятиями к точильщику, который, громко плача от любви и счастья, обнимает его, покрывая его щеки по- целуями.
Неописуемый ужас охватывает меня. Я чувствую, как волосы встают дыбом от страха. Воздух, который я вдыхаю, парализует мои легкие, как ледяной ветер.
Образ чужой головы, крошечный, как булавочная головка, но при этом более ясный и отчетливый, чем все, что может разли- чить глаз, стоит передо мной.
Я смыкаю веки и пытаюсь удержать этот образ перед собой. Лик призрака, постоянно обращенный ко мне, все время пытается ускользнуть - он блуждает вокруг, как искра в зеркале. Затем я заставляю его остановиться, и мы смотрим друг на друга.
Это - лицо существа, одновременно похожего и на девушку, и на юношу, полной непостижимой, нездешней красоты.
Глаза без зрачков пусты, как у мраморной статуи, и сияют как опал. Легкое, едва различимое, но еще более пугающее от своей скрытности выражение всеразрушающей безжалостности играет на узких, бескровных, тонко очерченных губах, с чуть-чуть поднятыми вверх уголками. Белые зубы сверкают из-под тонкой, как шелк, кожи - чудовищная усмешка костей.
Этот лик есть оптическая точка между двумя мирами, дога- дываюсь я; лучи какого-то исполненного ненависти мира разру- шения собраны в нем, как в линзе. За ним скрывается бездна всех растворений, и сам ангел смерти по отношению к ней явля- ется лишь бледным и жалким отражением.
"Что это за призрак, который принял сейчас черты Офелии? - спрашиваю я себя испуганно. - Откуда он пришел? Какая сила вселенной оживила его поддельную видимость? Он ходит, двига- ется, полный прелести и доброты, и все же это - всего лишь маска сатанинской силы. Неужели демон просто сбросит маску и ухмыльнется нам с адским коварством - и всего лишь для того, чтобы оставить двух бедных людей в отчаянии и сомнениях? "
"Нет, - понимаю я, - ради такой ничтожной цели дьявол не стал бы открывать себя. "И то ли первопредок шепчет во мне, то ли это живой голос Офелии раздается в моем сердце, то ли бессловесный опыт моего собственного существа обращается ко мне, но только я понимаю: "Это безличная сила всякого Зла действует на безмолвные законы природы, совершают чудеса, ко- торые на самом деле не что иное, как адская, марионеточная игра противопоставлений. То, что носит сейчас маску Офелии, это не какое-то существо, пребывающее самостоятельно во вре- мени и пространстве. Это - магический образ из памяти точиль- щика, ставший видимым и ощутимым при особых метафизических обстоятельствах, чьи логика и законы нам неизвестны. Быть мо- жет, он явлен лишь с дьявольской целью еще больше расширить ту бездну, которая отделяет царство мертвых от царства живых. - Еще не обретшая чистую персональную форму душа истеричной швеи, просочившаяся из медиумического тела, как пластическая магнетическая масса, скрытая ранее под оболочкой, породила этого фантома из тоски точильщика. Это - голова Медузы, сим- вол нижней силы притяжения, заставляющей окаменеть. Это ее работа, хотя здесь и в малом масштабе. Это она приходит к бед- ным, благославляя их, как Христос. Это она крадется, как тать, ночью в жилище человека.
Я поднимаю взгляд: призрак исчез, швея хрипит, мои руки еще лежат на столе, другие свои уже убрали.
Мутшелькнаус склонился ко мне и шепчет: "Не говори, что это была моя дочь Офелия. Никто не должен знать, что она мертва. Они знают только, что это было явление существа из рая, которое меня любит. "
Как комментарий к моим размышлениям торжественно звучит голос человека с длинными волосами. Сурово, как школьный учи- тель, он обращается ко мне:
- Благодарите Пифагора на коленях, молодой человек! По просьбе господина Мутшелькнауса я обратился к Пифагору через медиума, чтобы он допустил Вас на наш сеанс, и чтобы Вы смог- ли избавиться от своих сомнений... Духовная звезда Фикстус потерялась в мировом пространстве и слетела на нашу зем- лю. Воскрешение всех мертвых близко. Первые первозвестники это- го уже в пути. Духи умерших будут ходить меж нами, как обыч- ные люди, и дикие звери будут питаться травой, как в Эдемском саду. Разве это не так? Разве Пифогор не говорил нам об этом? Толстая женщина крякает утвердительно.
- Молодой человек, отбросьте бренный мир! Я прошел всю Европу ( он указал на свои сандалии) и говорю Вам: нет ни од- ной улицы в самой маленькой деревне, где сегодня не было бы спиритов. Вскоре это движение, как весенний поток, разольется по всему миру. Власть католической церкви подорвана, ибо Спа- ситель на сей раз придет в своем собственном образе.
Мутшелькнаус и толстая женщина кивают в восторге, в этих словах они услышали радостное известие, которое обещает им исполнение их страстного желания. Для меня, однако, они прев- ращаются в пророчество о какой-то страшной грядущей эпохе.
Так же, как перед этим я видел голову Медузы в глазах призрака, так теперь из уст человека с длинными волосами я слушаю ее голос. В обоих случаях она скрыта под личиной вели- чия и благородства. Но в действительсти это говорит сейчас раздвоенный язык гадюки мрака. Медуза говорит о Спасителе, но имеет в виду Сатану. Она говорит, что дикие звери будут питаться травой, но под травой она подразумевает несметное мно- жество доверчивых людей, а под дикими зверьми - демонов отча- яния.
Самое страшное в этом - то, что я чувствую: это проро- чество исполнится! Но еще страшнее то, что оно состоит из смеси истины и адской лжи. Воскресшие мертвецы будут не горя- чо любимыми ушедшими существами, по которым рыдают и скорбят оставшиеся в живых, а лишь пустыми масками умерших. Танцуя, они придут к живым, но это не будет началом тысячелетнего царства. Это будет балом ада, сатанинским ожиданием первого крика петуха, нескончаемой космической Страшной Средой в са- мом начале Великого Поста. " Так что же, время отчаяния для старика и других присутствующих должно начаться уже сегодня? Ты этого хочешь? - Я слышу, как глухая вопросительная усмешка звучит в голосе Медузы. - Я не хочу тебе мешать, Христофор! Говори! Скажи им, что ты хочешь избежать моей власти, скажи им, что ты видел меня в глазах фантома, которого я создала из ра- кового зародыша гниющей оболочки души той швеи и которого я заставила двигаться... Скажи им все, что ты знаешь, а я помо- гу тебе сделать так, чтобы они поверили!
Я нахожу справедливым то, что ты хочешь выполнить долг одного из моих слуг. Что ж! Будь посланцем Великого Белого Доминиканца, который должен принести истину, как того хочет твой славный первопредок! Так будь слугой этой светлой исти- ны, а я охотно помогу тебе в этом крестном пути! Мужественно скажи им здесь истину, я уже зараннее наслаждаюсь тем, как они будут радоваться принесенному тобой спасению! "
Трое спиритов выжидательно уставились на меня. - Что я скажу в ответ человеку с длинными волосами? Я вспоминаю то место в письме Офелии, где она просит меня помогать ее отцу. Я колеблюсь: должен ли я сказать то, что знаю? Один взгляд в блестящие от блаженства глаза старика лишает меня мужества. Я молчу.
То, что раньше я знал простым рассудком, как "знают" все человеческие существа, сейчас наполняет всю мою душу. Это - пылающий опыт переживания того страшного разрыва, который пронизывает всю природу, и не ограничивается одной только землей. Это - война между Любовью и Ненавистью, трещина между Небом и Адом, которая достигает и царства мертвых, простира- ясь и по ту сторону могилы.
Только в сердцах оживших в Духе мертвые обретают настоя- щий покой, чувствую я. Только там - для них отдых и прибежище. Когда сердца людей погружены в сон, тогда спят и мертвецы. Ког- да же сердца духовно пробуждаются, тогда оживают и мертвые, тогда они оживают и принимают участие в мире проявления, но без тех мучений и страданий, которым подвержены земные су- щества.
