Бертина Хенрикс - Шахматистка
Так он провел целый час, шагая по комнате и выкуривая сигарету за сигаретой. Когда курил последнюю, вдруг вспомнил Куроса, как тот хрипло дышал, лежа на больничной койке, и с отвращением загасил окурок. Элени все не приходила.
— Да где же она пропадает? — вслух спросил он.
Он не знал, где проходит шахматный турнир. Вдруг ему пришла в голову мысль, и он немедленно за нее ухватился, словно это был лучик света, способный вывести его из тягостной ситуации, в которую он сам себя загнал. Достаточно подать один лишь знак. Если она действительно такая сообразительная, как говорил Курос, она все поймет. Ну а нет, тем хуже для нее. Коста решительно встал, взял вещи и быстро покинул номер. Теперь, когда он решил не встречаться с Элени, он очень торопился.
Он вернул ключ от номера портье — тот с любопытством посмотрел на него, — пробормотал какое-то объяснение и направился к выходу. Оказавшись на улице, глубоко вздохнул и пошел в сторону Акрополя, радуясь, что выбрался из тесного гостиничного номера. Но полное облегчение он почувствовал позже, когда в трактире в старом районе Плака выпил три стакана вина.
“Все просто, — заключил он, радостно глядя на идущих по улице молодых людей. — Я отказываюсь от наследства”.
Элени вернулась в гостиницу через два часа после ухода Косты. В то утро она выбыла из соревнований на третьем туре, проиграв чемпиону района Кукаки, веселому господину с маленькой бородкой. Результат, которого добилась Элени, был вполне достойным. Он был даже лучше, чем она могла ожидать, войдя в первый день соревнований в большой, освещенный роскошными хрустальными люстрами зал, где четыре стола со стоящими на них шахматами ждали участников турнира.
Когда было официально объявлено, что она выбывает из соревнований, и после того, как были соблюдены все формальности, она в последний раз вышла из дверей клуба и двинулась по маленькой улочке, по которой все шесть дней каждое утро шла на турнир с бьющимся от волнения сердцем. Она была немного расстроена. Конечно, она неплохо играла, но все же — она и сама не могла бы толком объяснить почему — чувствовала легкое разочарование. “В следующий раз я выступлю лучше”, — пообещала она себе, медленно спускаясь по улочке.
Ей не хотелось сразу возвращаться на Наксос. В любом случае она не могла вернуться домой, не купив детям подарки. Собравшись с духом, она окунулась в разноголосую столичную сутолоку в поисках симпатичных вещичек, способных загладить ее вину, состоящую в том, что она в тайне от всех уехала на турнир.
Карта города осталась в номере, и поиски подарков завели ее довольно далеко от гостиницы. Когда она наконец туда вернулась, было уже слишком поздно ехать в порт. Поставив сумки с покупками возле двери, она села на кровать и, постанывая от удовольствия, сняла туфли. Потерев натруженные ноги, она только тут почувствовала, что в комнате сильно пахнет сигаретным дымом. Охваченная скорее любопытством, чем возмущением, она встала с кровати и, подойдя к столу, увидела, что пепельница полна окурков. Она позвонила портье — узнать, кто был у нее в номере. Девушка, заступившая на службу только час назад, ничего не знала, а ее сменившийся коллега не оставил никакой информации. Девушка принялась извиняться и поспешила заверить Элени, что она немедленно пришлет горничную убрать окурки.
— Не стоит беспокоиться, я звоню не из-за окурков, просто мне надо знать, кто был в моем номере, — отвечала Элени.
Портье пообещала как можно скорее все разузнать и сообщить Элени. Встревоженная, Элени осмотрела содержимое шкафа — все ли на месте. Быстро убедившись, что ничего не пропало, и немного успокоившись, пошла в ванную. Там тоже все было на месте. Флакон с туалетной водой преспокойно ждал ее на полочке возле умывальника.
Она вернулась в комнату, взяла пепельницу, чтобы вытряхнуть окурки, и тут ее взгляд упал на шахматы. Король черных лежал на доске. Она подумала, что нечаянно зацепила его, как тогда, в номере французов. Машинально поставила короля на место, вытряхнула в мусорную корзину окурки, вытерла пепельницу бумажным носовым платком, открыла окно и легла на кровать. Уставшая, она задремала.
Ее разбудил подвыпивший гуляка, горланивший песню во дворе. Она понятия не имела, который час. Зажгла свет, взглянула на будильник: два часа ночи. Ей хотелось есть, но идти куда-то ужинать было слишком поздно. Она переоделась в ночную рубашку и взяла в мини-баре пакетик с арахисом.
Сидя на кровати, она принялась есть орехи, как вдруг у нее возникло некоторое подозрение. Откинув одеяло, она встала и принялась рыться в мусорной корзине. Подозрение подтвердилось: сигареты были те же, что курил Коста, когда они играли с ним партии. “Тысячи людей курят этот самый “John Player’s Special”, — подумала она, чтобы как-то успокоиться, но волнение нарастало. Здесь был аптекарь, а он просто так не приехал бы.
Охваченная паникой, она бросилась к телефону и набрала номер учителя. Выждала пять гудков и повесила трубку. Чуть было не позвонила домой, но вовремя опомнилась: разбудить посреди ночи Паниса, Янниса и Димитру, хотя до этого она ни разу не дала о себе знать, — это уж слишком.
Вконец расстроенная, она поставила телефон на тумбочку возле кровати, села рядом и принялась себя укорять. Ни за что на свете она не должна была оставлять учителя одного, покидать его в ту самую минуту, когда он больше всего в ней нуждался. Она чувствовала себя жалкой и опустошенной. Ей было до слез горько, но чувство собственной вины было так велико, что она даже не могла плакать. У нее комок стоял в горле, остаток ночи она проходила по комнате, даже не пытаясь лечь и уснуть.
Едва забрезжил рассвет, она оделась, собрала вещи и спустилась в холл. Заплатила по счету, сведя общение с портье к минимуму. Отказалась от предложенного ей кофе, взяла вещи и уже направилась было к выходу, как вдруг увидела, что на диване возле двери кто-то зашевелился.
В измятой одежде, с трехдневной седой щетиной и всклокоченными волосами — аптекарь выглядел плачевно. Он с трудом поднялся: руки и ноги у него затекли, пока он спал в неудобной позе. Он ругнулся, потом коротко поздоровался с Элени, так же коротко ответившей на приветствие.
Вместе они вышли на улицу и стали ждать такси, которое вызвал для Элени портье. Машина пришла быстро, и они молча сели. Коста попросил водителя отвезти их в Пирей и снова замолчал. Элени вопросов не задавала. У нее не было сил. При виде аптекаря ее подозрения сменились уверенностью. Ей вообще хотелось остаться одной со своим горем. Каждый смотрел в свое окошко на пустынные улицы еще спящих Афин.
Возле самого порта Коста наконец заговорил:
— Он умер два дня назад, в больнице. Ничего нельзя было сделать. Он велел вам сказать, что вы были его лучшей ученицей и он счастлив знакомством с вами.
Сказав это, Коста тотчас пожалел о том, что вышло как-то скудно, обыденно, но лучших слов он не нашел. В конце концов, он аптекарь, а не литератор. В душе он еще раз обругал покойного учителя, который при жизни донимал всех своими красивыми фразами, готовый пожертвовать всем ради любви к литературе, а в решающий момент взял да и помер, предоставив ему, любителю насмешек Косте, сочинять за него прощальные слова. Он намеревался добавить что-то вроде “Он гордился вами”, хоть и терпеть не мог эту покровительственную, но в определенных ситуациях впечатляющую фразу. Мгновение поколебавшись, прежде чем произнести эту ахинею, он искоса взглянул на Элени и понял, что больше ничего говорить не надо. Его маленькая ложь подействовала. Он выполнил свою миссию.
Элени была слишком взволнована тем, что она услышала, чтобы почувствовать пустоту глухо прозвучавших в салоне такси слов. Ее лицо просияло. Ощущение горя осталось, но на душе стало легче: она поняла, что исполнила желание учителя.
— Спасибо, — только и сказала она.
Приехав в Пирей, Коста помог Элени выйти из машины.
— Приятного вам путешествия, — сказал он.
— А вы разве не едете? — спросила она, почувствовав некоторое облегчение оттого, что ей не придется всю дорогу находиться в обществе аптекаря, который — она это прекрасно знала — ее недолюбливал.
— Нет, у меня еще есть дела. До скорого.
Они как-то неловко пожали друг другу руки, и Элени направилась в кассу купить билет. Через несколько секунд Коста догнал ее:
— Кстати, как все прошло?
Элени непонимающе посмотрела на него.
— Ну, турнир, — уточнил Коста.
— Я выбыла в третьем туре, проиграла чемпиону Кукаки, с маленькой такой бородкой, — добавила она, словно физиономическая особенность ее противника до такой степени впечатлила ее, что даже стала причиной ее проигрыша.
Коста не смог удержаться от смеха. Бородка придала сцене, которую Коста представил себе, нечто сюрреалистическое, к тому же Элени, по всей видимости, даже в голову не приходило, что ее выступление на турнире — подвиг. Курос был прав. Она и в самом деле необыкновенная, эта уборщица.