Больше, чем это - Несс Патрик
28
Сет не сразу понимает, что он на полу. Вроде бы он туда не укладывался, но судя по тому, как все затекло, пролежал здесь не один час.
Он садится. Какая-то странная легкость.
Будто его опустошили.
Тяжесть, которую приносят сны, где-то тут, рядом, и Сет ее смутно ощущает, но, прислушиваясь к собственному телу, не чувствует…
Ничего. Совсем ничего.
Он поднимается на ноги. Сон придал немного сил. Сет разминает руки, шею, потягивается.
И замечает полоски неяркого света, который пропускают жалюзи.
Дождь кончился. Солнце вышло.
А он ведь обещал себе пробежку.
Стараясь ни о чем не думать, Сет переодевается в шорты и новую футболку. Кроссовки не беговые, но сойдут. Бутылку с водой брать или не брать? Обойдется, пожалуй.
Завтрак тоже отменяется. За последние полтора дня он вообще почти ничего не ел, но его греет и даже, кажется, питает крепнущее осознание цели.
Той же самой, которая привела его тогда на берег.
Он вытряхивает мелькнувшую мысль из головы.
Сегодня утром для него ничего не существует.
Совсем ничего.
Кроме бега.
Он идет к двери. И не закрывает ее за собой.
И пускается бежать.
Тогда было холодно, ниже нуля, наверное. В тот день, когда он вышел из дома, вылизав до блеска свою комнату, сам не зная зачем, даже не осознавая, машинально расставляя все по местам, чтобы было чисто, аккуратно и окончательно, чтобы не оставлять ничего недоделанного.
Мама повезла Оуэна к психологу, папа работал на кухне. Сет спустился в гостиную. Взгляд наткнулся на жуткую дядину картину, откуда навеки застывшая в агонии лошадь, кося бешеным глазом, смотрела вслед закрывшему за собой дверь Сету.
До берега было добрых полчаса пути, небо грозило просыпаться снегом в любую секунду, но почему-то не делало этого. Море сегодня было не такое страшное, как обычно зимой. Волны тише, но все еще злые, все еще жадные. Пляж, как обычно, каменистый.
Постояв минуту, Сет начал снимать кроссовки.
Он бежит к станции, оставляя следы на подсохшей грязи; отвыкшие от таких упражнений ноги скрипят и стонут. Сет поворачивает на лестницу между домами, срезая путь.
Вот и первые капли пота, жгут глаза, стекая по лбу. Солнце лупит. Дышать тяжело.
Сет бежит.
И на бегу вспоминает.
Он прибавляет скорости, словно от воспоминаний можно удрать.
Между валунами песок, и Сет, встав на песчаном пятачке, стащил сначала одну кроссовку, затем другую. Аккуратно поставил их рядом, потом, усевшись на валун, стянул носки, свернул и засунул поглубже в кроссовки.
Ему было… не то чтобы спокойно, спокойно — это не то слово, но временами, когда он думал о чем-то еще, кроме носков, которые нужно свернуть поаккуратнее, на него накатывало почти что облегчение.
Облегчение — потому что наконец-то, наконец-то, наконец… Наконец не будет этого — этого груза, этой ноши, которую приходится тащить.
Он застыл на миг, пытаясь избавиться от тисков, сдавивших грудь.
Он вздохнул.
Сет перепрыгивает через турникет на станции и взлетает по лестнице на платформу. Не глядя на поезд, он бежит к мостику над путями. Кабана не слышно — наверное, дрыхнет в своей берлоге, укрывшись от жары.
По лестнице, через мостик и вниз с другой стороны.
Он снял куртку — так ему показалось правильнее. Под курткой осталась только футболка, голые руки тут же обожгло ветром. Дрожа, Сет свернул куртку и уложил на кроссовки.
Он был там — и в то же время нет, словно наблюдал откуда-то с высоты за босым парнем в одной футболке, который смотрит на море.
Будто ждал.
Чего?
Но так и не дождался.
Потом он прошептал: «Я готов».
Неожиданно для него самого в душе закипела горечь, такая сильная, что чуть не свалила с ног.
Но он не соврал. Он готов.
Сет зашагал к воде.
Перепрыгнув через калитку на другой стороне от путей, он бежит к дальнему выходу. Потом топочет по склону к шоссе, морщась от боли в икрах, но мышцы постепенно просыпаются, вспоминают, проникаются нужными ощущениями…
Сет вбегает на пепелище.
Все вокруг мертво.
Ледяная вода обожгла уже на первых шагах, и дыхание невольно перехватило. По рукам пробежали мурашки, поставив дыбом тонкие черные волоски. На миг показалось, будто он уже тонет, зайдя едва ли по щиколотку.
Он знал, что его прикончит если не вода, то холод.
Сет заставил себя сделать еще шаг.
И еще.
Тихо, слышно только собственный топот и шумное дыхание. На первой улице все разрушено до фундаментов, по обеим сторонам лишь груды головешек. Из-под кроссовок вырываются облачка подсыхающего на солнце пепла, и за Сетом тянется столб пепельной пыли.
Он снова устремляет взгляд вперед.
К Мейсонову холму.
Ноги, посиневшие от холода, немея, переступали с камня на камень. На каждом шаге — чуть дальше, чуть глубже — Сета будто полосовали ножом, но он все равно шел. Уже забрался по колено, потом по бедра; намокшие джинсы почернели. Мелководье тут тянется далеко, но Сет помнил, что дальше оно обрывается, переходя в глубину, где придется плыть. А еще он знал, что здесь проходит течение, которое подхватывает зазевавшегося пловца и швыряет на громоздящиеся вдалеке скалы.
Он заледенел до костей, такое ощущение, что его окунули в кислоту. Когда набежавшая волна замочила футболку, из груди вырвался невольный вскрик. Сета била дрожь, каждый шаг приходилось вымучивать.
Следующая волна, больше и сильнее предыдущей, чуть не сшибла его с ног. За ней накатила еще одна. Долго он так не удержится, и так цепляется пальцами за камни на дне, а прибой качает его, словно поплавок. Сет приготовился оторваться, погрузиться в воду и плыть в ледяную даль, где ждет его страшная, жуткая свобода.
Он здесь. Он уже столько преодолел. Осталась такая малость, и он ведь сам сюда добрался, по своей воле.
Почти закончилось. Он почти на месте.
Никогда еще за всю жизнь он не чувствовал себя таким сильным.
На другой улице от домов остались бетонные остовы, хоть и обгоревшие снаружи и внутри. Не только дома, но и фасады магазинов, и даже более крупные здания.
Все прокопченное, пустое, мертвое.
В горле саднит, надо было все-таки взять воды. Мысль о воде мелькает лишь на секунду и тут же улетучивается.
Мейсонов холм упрямо маячит на горизонте, а больше ничего и не надо.
У Сета внутри пустота. Словно его выпотрошили.
Он может бежать вечно.
Он чувствует свою силу.
Потом еще более высокая волна накрыла его, увлекая за собой в ледяную толщу. Холод пронзил, будто током, и тело свело мучительной судорогой. Корчась под водой, Сет едва не треснулся головой о выход скальных пород.
Кашляя, захлебываясь, он вырвался на поверхность — прямо под следующую волну. Он вынырнул снова, отчаянно молотя ногами в попытке оттолкнуться, но течение уже подхватило его и стремительно тащило за собой. Сет едва успел выплюнуть соленую воду, как еще одна волна кувырнула его вверх тормашками.
(Он боролся, несмотря ни на что, он все еще боролся…)
Холод разросся до размеров исполинского зверя. На удивление скоро мышцы отказались работать, и, хотя Сет по-прежнему видел пустынный берег в те доли секунды, когда голова оказывалась над водой, каменистая полоса все удалялась и удалялась. Течение тащило его к скалам.
Слишком поздно.
Назад уже не вернуться.
(Но Сет все равно боролся…)
