Андреа Грилль - Полезное с прекрасным
— Кто так сладко спит, должно быть, доволен жизнью, как ты думаешь, а? Кто так привольно развалился, у того все хорошо? — Фиат снова и снова заглядывает в комнату, проверяет, все ли в порядке с мусангом, все-таки они держат дикого зверька в городской квартире…
— Кем из зверей я был бы, будь я животным? — спрашивает он. Точно дети, они, двое взрослых мужчин, уселись на кровати Финценса, то есть на диване в гостиной, и болтают ногами.
— Ты не мог бы быть животным, ты категорически не мог бы быть животным.
— Почему? Я хочу быть животным. Я и есть животное.
— Нет, дружище, ты не животное.
16. Macrocarpa
Описанный лишь в восьмидесятых годах XX в. вид, произрастающий во влажных лесах острова Маврикий, на высотах 280–700 метров над уровнем моря. Существует угроза вытеснения завезенными на остров видами растений. В настоящее время общая численность представителей этого вида не превышает десяти тысяч.
— Привет, — говорит лошадь. И произносит это в точности как девушка в том фильме. Лошадь стоит в кухне, лошадь светло-коричневой масти, с почти белой гривой, с ярко-рыжими полосами на спине, на боках у нее темные пятна. Роста в ней полтора метра, и она все растет, раздуваясь, как будто внутри у нее работает кузнечный мех. Фиат рад был бы ответить лошади «Привет!», таким же чарующим тоном, как у той девушки в кино, решительно и игриво. Но он молчит. Застыв на месте, молчит и смотрит. А лошадь пухнет точно на дрожжах и уже тычется мордой в верхний край кухонного шкафчика.
Фиат-то хотел войти, чтобы приготовить корм для мусанга, да как бы не так — кухня заполнена лошадью. Он мнется в дверях. Если лошадь не перестанет раздуваться, кухню разнесет, и квартиру разнесет. И дом взорвется. И все они взлетят на воздух, все, и пятнистый мусанг.
Лошадь дышит ровно, хотя спиной уже подпирает потолок. Сердце у Фиата бешено колотится. Летит на пол и разбивается тарелка, сдвинутая с полки хвостом лошади. Неужели теперь, когда эксперимент пошел успешно, случится катастрофа? Из всех возможных последствий дальнейшего роста лошади — взрыва, самым страшным Фиату представляется прекращение кофейного эксперимента. Он должен довести дело до конца. Теперь, когда впереди замаячила удача, Фиат вошел во вкус. Он хочет разбогатеть. Он чует, проект не подведет, они откроют торговлю кофе. Фиата окрыляет честолюбие.
За свою жизнь он не опасается, даже не думает о том, что и сам, вместе с домом, со всем находящимся в доме добром, мебелью, стенами и домашними животными, взлетит на воздух, если эта лошадь на самом деле бомба.
Штукатурка трещит и осыпается. Уши лошади пригибаются книзу, потом начинают отрываться — и как же она не сбесилась от боли! И не ржет! Она же умеет говорить, она сказала «привет!» таким приятным, удивительно приятным голосом. Ни одно живое существо не может вот так раздуваться, не повредив себе что-нибудь внутри. Фиат шарит в кармане, ищет телефон, тот отключен, потому что Фиат боится, что придется платить за какую-нибудь CMC-рекламу, а платить ему нечем. Может, вызвать пожарных? Он включает мобильник, синий экранчик загорается и тут же снова чернеет. Телефон не заряжен, да, разрядился, несмотря на то что несколько недель его не включали. Фиат не в силах отвести взгляд от лошади. Она же сейчас сломает себе шею! Об этом-то он и не подумал — прежде чем дом взорвется, лошадь сломает себе шею.
О лошадях Фиат ровным счетом ничего не знает, но и не боится их. Он делает, что в его силах, вспоминая виденное когда-то в кино. Забирается на кресло, с трудом дотягивается до лошадиной холки, которая уже упирается в потолок, ладонью зажимает лошади ноздри, свободной рукой треплет ей гриву. И успокаивая, шипит: «Ш-ш-ш!»
Лошадь тихо всхрапывает и оскаливает зубы — приветливо, полагает Фиат. Он все ворошит и ворошит гриву, а сам басовито урчит что-то доброе.
Лошадь реагирует — она начинает уменьшаться. Когда она становится обычного лошадиного роста, Фиат отпускает гриву и слезает с кресла. Но лошадь не перестает уменьшаться, пока не делается такой, что ее морда приходится на уровне колен Фиата. Тот замирает и стоит как каменный истукан, словно от его неверного движения даже сейчас что-нибудь может взорваться. Но лошадь, кажется, достигла заданных размеров. Она обнюхивает пол, — хочет пощипать травки? Но травка в кухне не растет.
Присев на корточки, Фиат обнимает лошадку. Какие тонкие у нее косточки, удивительно. Ведь когда думаешь о лошадях, всегда представляешь себе сильное животное, которое работает, возит тебя на своей спине. А эту лошадку он сам мог бы носить на спине. Она точно домашняя и так доверчиво кладет ему голову на плечо. Фиат еще не опомнился от удивления, а уже проникся к лошадке симпатией. Если память не подводит, думает Фиат, лошади никогда не играли какой-то роли в его жизни. А эта вот — его лошадка. Кофейная кошка куда более чуждое существо, хоть и живет тут, в квартире (под арестом, если по-честному; он хочет быть честным). Не в том ли причина, что лошадка пришла по своей воле?
Погладив лошадку, в которой теперь полметра росту, Фиат встает с корточек. Да, только этого ему не хватало. Даже он, никогда не интересовавшийся природой, как и вообще чем-либо, не имеющим непосредственного отношения к людям, знает: лошади оставляют навоз, лошади едят траву. С проживанием в квартире на шестом этаже это несовместимо.
— Что же нам с тобой делать? Откуда ты вообще взялась?
Тот первый «привет» она произнесла просто идеально, но теперь лошадь молчит как рыба.
Может, пить хочет? Как не захотеть, если то раздуваешься, то сдуваешься.
Фиат наливает воды в миску и ставит ее перед лошадкой. Затем смотрит, серьезно ли поврежден потолок — там вмятина, похожая на звезду, от которой лучами разбежались длинные трещины. Финценс, конечно, не поверит рассказу. Но ведь Фиат все это пережил наяву, он своими руками остановил рост лошади, он спас кухню, спас дом!
Почему нет очевидцев, когда он свершает поистине великие деяния? Ведь он герой? Настоящий герой, он, может, целый город спас, не допустил катастрофы, остановив неимоверный рост лошади.
Лошадка изучает местность. Скакнула раз, другой и пускается мелкой рысью. Она такая маленькая, что может привольно пробежаться рысью из угла в угол гостиной.
Господа! — Фиат вдруг осознает, что, даже мысленно подбирая слова, невольно пользуется выражениями Финценса. — Господа, подобных вещей не бывает, подобное могло стрястись только со мной.
Чтобы отвлечься от этих дум, он берет хозяйственную сумку и отправляется на улицу. Надо купить вишни для кошки и продуктов для людей. Уходя, он не забывает запереть лошадку в кухне, — проще будет убирать конские яблочки. А она уже уронила одно в гостиной, маленькое, но пахучее. Фиат чертыхается и вздыхает, он всегда считал, что не годится содержать животных в городских квартирах, этих нагромождениях бетонных коробок, в комнатах, которые и назвать-то комнатами нельзя. Комнаты! Настоящие комнаты совсем другие, просторные, светлые, в них входишь с приятным чувством легкости, защищенности и свободы. Потолки в современных блочных домах ужасно низкие, думает Фиат, а ведь даже рыбам лучше живется в больших аквариумах, там они и плавают быстрей, и вырастают крупными, блестящими. Люди в этом смысле все равно что рыбы, думает Фиат, — рыбочеловеки. Квартира Финценса тоже с низкими потолками, в современном блочном доме. Лошадь пошла на смертельный риск, начав расти. А вот в настоящей комнате, такой, которая заслуживает своего названия, лошадь запросто выросла бы еще больше, а тем временем Фиат мог бы что-то сообразить, и кто знает, что тогда…
До продуктового он заходит в другие магазины, примеряет плащи, несмотря на жару. Кто знает… Может, лошадка предвестница чего-то хорошего, может, ему опять повезет и в кармане плаща что-нибудь найдется. Мелкая купюра. Много-то не надо, двадцатку бы. Дело не в деньгах, а в счастье. Хочется убедиться, что удача его не покинула.
С плащами, пиджаками стало трудновато. Из-за жары, которая стоит уже которую неделю, в магазинах осенние вещи отправили обратно на склад, если, конечно, не продали неисправимым умникам, предусмотрительно рассчитавшим свою экономию. Запасаясь теплой одеждой, они упрямо не желают понять, что жара длится уже слишком долго, чтобы надеяться на приход осени.
Если крупно повезет, однажды все-таки настанет зима, — думает Фиат в примерочной кабинке. По щекам у него струится пот. Утерев пот чуть ли не локтем, он шарит по карманам плаща. Пусто. Выскочив из кабинки, бросив вещи в какой-то короб с одеждой, Фиат спешит к дверям. Продавщица, на сей раз не молоденькая, а пожилая, в прозрачной маечке, беззвучно бормочет что-то вроде «приходите еще», — он все-таки расслышал. Сегодня, кажется ему, слух у него обострен и он различает даже те звуки, которые обычно не слышны. Он слышит дыхание самой земли.
