Сергей Минутин - Странник и Шалопай
В России не осталось счастливых людей. Решая задачи по строительству «светлого будущего» и двигаясь от социализма к коммунизму и дальше к демократии, счастливые исчезли. Они предпочли обывательскую жизнь великим свершениям и разбежались из России во все концы Света, где многие из них, действительно, нашли конец, утонув в тёплых морях, разбившись в упавших самолётах, или были сдуты ураганным ветром.
Просто эти счастливые люди стремились не к тому свету. А тот Свет помнил Россию по книгам и их авторам: «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над землёй, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший.
И он без сожаления покидает туманы земли, её болотца и реки, он отдаётся с лёгким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна <успокоит его>» [3]
Магия слов, завораживающая магия слов. Автор задумывался над прошлым и будущим, над вечным: «Сначала было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог». Эта книга всегда была с ним, и она не раз спасала людей от его гнева. За книгой он видел человека, равного себе. Этот человек давно был среди богов, а книга его продолжала жить на Земле его откровением. Воланд [4] посмотрел на книгу и вспомнил события давних лет. Его сердце наполнила любовь к этому человеку.
Он закрыл книгу и продолжил размышления. Автор книги, по земным стандартам, был великий грешник. Он не ходил на работу, он выиграл много денег в лотерею, через него обогатился маклер и, наконец, он спал с чужой женой, но всё же он был Мастером.
Его книгу продолжали изучать и читать лучшие земные умы. Наука и искусство на земле достигли такого уровня, когда учёные уже не могли выразить свои открытия словами, прямо указывающими на суть явления, музыкантам на хватало нот, а художникам красок, но они эти явления одинаково чувствовали.
Воланд, наблюдая человеческий гений, думал, что вот оно свершилось, люди, которых он искушал, наконец поднялись за пределы земного бытия, и он не допустил ошибку. И стихали ураганы, прекращались войны, мир впадал в сытость и покой. Но когда проходил первый восторг от земного творения, он опять брал книгу и понимал, что все они, искушаемые им люди, едва — едва стали понимать начало книги, и покой для них означает «застой».
И опять падали самолёты, рушились города, вынуждая людей шевелить мозгами, чего, как Воланд давно и ясно понял, в других условиях они просто не делали. Были исключения, но это было над ним. Исключения оттачивали его, Воланда, творчество. Велик Мастер. Велик Отец.
«…Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как менялся облик всех летящих к своей цели. Когда же навстречу им из–за края леса начала выходить багровая луна, все обманы исчезли, свалились в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда….
На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробъёвы горы под именем Коровьева — Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, тёмно–фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом.
Он упёрся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землёю под собою, он думал о чём — то своём, летя рядом с Волондом.
— Почему он так изменился? — спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.
— Рыцарь этот когда–то неудачно пошутил, — ответил Воланд, поворачивая к Маргарите своё лицо с тихо горящим глазом, — его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал…» [5].
Воланд размышлял над прочитанным. Мастер открыл его тайну всем людям, но к ней не прислушались.
У всех есть право выбора, право на альтернативу, но почему целые народы выбирают худшее из предложенного. В последнее время он, Воланд, снял все запреты на информацию, телепрограммы заполнили игры, где главная задача так и обозначалась: «выбери правильную дорогу», ты можешь угадать все ответы, но не туда идти, а можешь постоянно ошибаться, но дорога будет верной.
Через Мастера Воланду стало проще готовить народы к принятию истины. Он видел, что прошло золотое время покровительства, когда новорождённый гений, будучи ещё в нежном возрасте, волнуясь и спотыкаясь, шёл на первую встречу с учителем.
Воланд сводил людей подобных друг другу, усиливая их и развивая земное творчество. Такое посредничество было его радостью, его искушением. Несколько слов учителя могли решить судьбу ученика, даже если урок длился не более пяти минут, и не было больше уроков.
Да, прошло золотое время. Ещё оставались одинокие творцы, но они были осторожны. Их научил горький опыт, когда «ученик», не успев понять и двух слов, сказанных учителем, выстраданных и вымоленных им у Бога, воровал знания и выставлял их на продажу. Мудрый Учитель не таил обиды на ученика, но ученик вырождался в ничто, у ворованного не было продолжения. Учитель ведь даёт только направление для развития, указывает правильную дорогу.
Он вновь открыл книгу:
«— Арчибальд Арчибальдович, водочки бы мне…
Пират сделал сочувствующее лицо, шепнул:
— Понимаю…сию минуту — и махнул официанту.
Через четверть часа Рюхин, в полном одиночестве, сидел, скорчившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой, понимая и признавая, что исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть».
Люди, люди. Воланд улыбнулся миру, небу, земле, ведь были искры, из которых возгоралось пламя, и будут ещё.
Глава третья
Первая причина смерти Странника
Сгубило Странника старание. Он прожил бы не 100 лет, а раз в пять больше, если бы старался во столько же раз меньше.
Уже в детском саду слова «старание» и «Странник» были неразделимы. Он даже в яслях старательно пыхтел, собирая из деревянных кубиков, цилиндров и пирамид строительные конструкции непонятной архитектуры. Это был процесс, и процесс шёл, а вместе с ним рос и Странник.
В школе Странник тщательно рисовал палочки и нолики, постигая основы написания букв. И точно, этого было вполне достаточно, чтобы научиться писать и буквы и цифры. Ему бы на этом и остановиться.
Но его увлекли основы наук, он начал под присмотром учителей учиться извлекать из букв и цифр различные смыслы и грани жизни.
За этим занятием незаметно прошло время, отпущенное детям взрослыми для школьных занятий. Надо было стараться дальше. И он старался.
Странник поступил в вуз, а вместе с ним и вступил в возраст осмысленья смыслов. Это была высота. В итоге ему дали синий диплом и синий ромбовидный значок. Он, конечно, мог получить и красный диплом и красный значок, но было препятствие на пути. Рядом с вузом продавали водку — очень серьёзную альтернативу старанию.
И вот, наконец, наступил конец осмысления смыслов всех знаний, накопленных человечеством. Ясли, детсад, школа и вуз научили странника жить в обществе таких же, как и он, людей. Теперь общество было вправе требовать от него отдачи. Так он вступил на тропу осмысления смыслов смысла жизни.
Странник был готов стараться дальше, но тут он налетел на риф простейших слов тех, кто этот путь уже прошёл: «Забудь всё то, чему тебя учили».
Странник сначала рот открыл от удивленья, мол как же так, а как же буквы, цифры, смыслы. В открытый рот опять налили водки и первый тост произнесли: «Хочешь расти, будь тише, ниже, ни суйся никуда, а лучше не высовывайся вовсе. Страна не та, не те и смыслы».
Странник всё понял сразу и начал совершать карьерный рост — движение по аппарату.
Не раз он опускал в кружку с водкой то звёздочку, то медаль, печально размышляя: «И на хрена я в садике старался, пыхтел за школьной партой, в вузе старательно писал диплом, хватило бы яслей и ясельных игрушек».
За этим размышленьем смысл жизни ускользал.
Странник сник, чем дальше двигали его по аппарату, тем меньше смысла в жизни оставалось.
И, наконец, старанье испарилось. «Забил» на всё он наглухо и крепко. Но было уже поздно. Он сразу помер, но не тут–то было. Господь заметил его подвиг, «забить» на всё, когда всего полно и можно ещё больше получить, это серьёзная заявка на проблеск Духа в теле человека.
Да что там проблеск, это огромный пласт тепла и света для божьей радости от жизни человека. Странник, как блудный сын, «забил» на всё и вновь к Отцу вернулся. Он вроде безупречным стал, а что есть безупречность?
Вопрос не прост. Как вор не осквернивший себя работой и погонами безупречен перед своим миром, так и служивый человек в погонах и в работе безупречен перед миром своим. Но при чём здесь Бог. Служивые и воры легко укладываются в рамки слов «беспощадны к врагам», а если все враги перевелись, то чем себя занять?
