KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Разное » Арно Шмидт - Гадир, или Познай самого себя

Арно Шмидт - Гадир, или Познай самого себя

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Арно Шмидт, "Гадир, или Познай самого себя" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

После полудня

Завтра выдадут новую одежду (то есть меня вызовут к начальству); значит, впервые за последние три года я перешагну порог камеры, пройду знакомым путем до кладовой, потом - десятиминутный врачебный осмотр и снова назад. Какое-никакое, а событие; возможно, на этот раз я что-нибудь найду. Хотя бы новые впечатления.

Небо слепяще-синее и омерзительно безоблачное (лучше уж небо без богов, чем без облаков!).

Ночью

Долго лежал без сна (может быть, разволновался из-за предстоящего дня). Из продолжительности затмений можно было бы, не привлекая никаких иных данных, вывести соотношение величин в Солнечной системе: самые долгие лунные затмения длятся около трех с половиной часов; поскольку же Луна ежедневно смещается приблизительно на двенадцать градусов, для упомянутых трех с половиной часов ее смещение составит, грубо говоря, полтора градуса, а это означает, что тень Земли в момент такого затмения имеет диаметр, равный трем диаметрам полной Луны. Учитывая несоизмеримо большую удаленность Солнца, мы можем считать, что тень Земли приблизительно равна земному диаметру (на самом деле - немного меньше!), а из этого далее следует, что диаметр Луны равен приблизительно трети земного диаметра, то есть, округленно, двум мириадам стадий. Поскольку же мы видим Луну под углом в полградуса мнимой величины, ее удаленность от Земли исчисляется двумястами пятьюдесятью мириадами стадий и т.д. и т.д. Таким образом, мы можем прийти к удивительным выводам относительно нашего расположения в пространстве; удаленность Солнца от Земли превышает эту величину по меньшей мере в сто раз, многие планеты отстоят от нас еще дальше; расстояние до неподвижных звезд вообще превосходит все мыслимые предположения. Некоторые из них горят гневно-красным светом, другие - голубым, как белужья чешуя; Алголь в созвездии Персея периодически меняет свою яркость и всегда пульсирует в одном и том же ритме. Мы еще слишком мало знаем; однако наверняка в неизмеримых глубинах пространства таятся ужасные огненные драконы, шевелящие пламенными, похожими на коробочки кунжута (точнее не скажешь!) языками и неистово бьющие себя в раскаленную грудь огненными кулачищами, - не надо об этом думать, не надо; мы обречены.

Все еще ночь

Банальный обрывок сна: низкорослый кеглеобразный человек в светло-коричневом балахоне - у него пронзительные глаза, правая половина лица изуродована рубцом - угрюмо протягивает мне пару деревянных сандалий. Естественно, все это навеяно известием о предстоящей выдаче одежды; но часто именно в таких эпизодах снов содержится больше всего смысла; раньше мне уже доводилось убедиться в том, что как раз подобного рода чепуха в точности сбывается. Потому что во сне мы действительно прозреваем будущее, из чего следует, что будущее точно предопределено, во всех своих деталях; а это, в свою очередь, означает, что никакой свободной воли нет, то есть в конечном счете получается так: ограниченное (хотя и очень большое) число элементов комбинируется в соответствии с твердыми правилами, а нам (одной из частичек, задействованных в этом процессе) остается лишь констатировать и описывать происходящее.

Ближе к утру меня слегка лихорадило; плохо!

52, 120

Утро проходит; почти полдень; чувствую беспокойство (это понятно, если покидаешь свои стены не чаще чем раз в тысячу дней, так ведь?). В полдень через решетку с шумом влетел кричаще размалеванный желто-коричневый шмель и стал описывать дикие и бессмысленные круги: это чудовище было длиной с мизинец! (Я тут же его умертвил; настиг, с холодным расчетом подкараулив удобный момент, как сама Судьба.) Я ненавижу насекомых первобытной ненавистью; в детстве меня не раз трясло от ярости, когда июньским днем в роще я тихо стоял и слушал, как вверху, в многострадальных древесных кронах, шелестяще чавкают своими челюстями несметные полчища этих мелких тварей - ползают, пробуравливают дырки в листьях, перепиливают веточки, высасывают соки; осы вонзали свои гибкие клинки в тела вздымающихся на дыбы гусениц: и тогда одна пожирала другую. Детьми мы однажды вытащили из глубины - у рифов, что перед бухтой Лакидона, - черную рыбину, которая вся была одной плавучей хищной пастью, сплошь утыканной зубами. С тех пор я знаю: добро есть нечто противоестественное, противное природе богов (и, может быть, даже человека: один лигурийский наемник как-то рассказывал мне, что наверху, на Севере, живут народы, у которых принято перерубать пленным ребра с обеих сторон позвоночника и потом, у еще живых людей, вытягивать наружу легкие - сделав из них как бы крылья; они называют это "вырезать кровавого орла"! И не думайте, что такое бывает только на Севере. Люди и боги могли бы обменяться рукопожатием; они стоят друг друга.)

Охранник

Одежду поменяют только завтра - проклятие!

После полудня потянулись облака; с северо-запада.

Пример Геродота наилучшим образом показывает, что даже великие, образованные, многогранные умы порой впадают в нелепые заблуждения, если им не хватает естественнонаучных - и прежде всего математических - знаний. Он слышал кое-что об округлости Земли, теории, которую за несколько столетий до него разработали и доказали Пифагор, Фалес, Анаксимандр, - и понимал ее только в приложении к нашей Ойкумене! По его мнению, это означало, что Земля в виде круглого диска плавает по поверхности Океана, и он, естественно опираясь на свои глубокие и обширные топологические познания, ополчился против подобных взглядов, торжествуя, доказывал их несостоятельность - и попал впросак! Он ничего в них не понял; прискорбный фарс, и, главное, нам придется сталкиваться с подобным еще не раз. А жаль! Жаркий сухой лоб; руки лениво-вялые и горячие. Собираюсь рано лечь спать.

Ветер разбудил меня среди ночи

Над башней луна золотая пылает; по сказочным пажитям буря гуляет колдует, недоброе замышляет. Я все кувшины с вином таскаю, а оно плещет - не долито до краю. Приблизился Всадник-Луна с Оруженосцем-Звездой: солдаты быстро попрятались за облачной горной грядой. Вот Облачный остров с проливами, для нас, людей, недоступными, утесами серебристыми, что кажутся неприступными. Там, где растет можжевельник, причалила лодка Луны; над бухтою маленький город видит светлые сны; его покой охраняют горы небесной страны. Но я без усилий, как ветер, лечу сквозь воздушный простор, чрез Облачные ворота вступаю в Облачный бор; и все следы моих странствий теряются с этих пор. Я буду бродяжничать вместе с облаками.

Как же, размечтался!

52, 121

Серый рассвет, звезды меркнут. Глотнул воды; чувствую себя плохо (от чрезмерного возбуждения?)

Вдруг

Лязг засовов!!! Быстро спрятать тетрадь!

После возвращения

Дрожу всем телом; я...

Пожалуй, мне нужно прилечь (потрогал лоб: все еще горячий! Очень плохо.)

Безумный восторг захлестывает меня, словно танцора на дионисийском празднике; теперь осталось ждать всего неделю, какое там: четыре дня, а может и всего три!!!

После полудня

Главное - сохранять видимость обычной повседневной рутины; никаких перемен. Работать я смогу только в темноте; днем, значит, буду отсыпаться.

Так вот, нынче утром Шаммай (еще более растолстевший) отворил дверь, лениво проворчал: "Коптишь небо, старая падаль? Ты нам недешево обходишься!.." Указал кивком головы и рукой на выход и для убедительности присвистнул. Я вяло поплелся (глупо представляться не в меру крепким и бодрым); преодолел длинный темный коридор (семнадцать шагов); холодную прихожую; свернул под прямым углом влево (восемь шагов); там была нужная дверь. Он втолкнул меня внутрь: три человека враждебно меня разглядывали; я знал из них только Магона, казначея, того, что развалился за столом перед приходно-расходной книгой. Высокий и тощий (наверное, врач) презрительно нащупал кончиками пальцев мой пульс, сдвинул кустистые брови, послушал, коротко спросил: "Возраст?" и, когда я ответил "девяносто восемь", удивленно посмотрел на Магона, который незаметно кивнул. Пощупав рукой мой лоб (ну как, сынок, горячий?), он обошел вокруг меня, приставил толстое ухо к ложбинке между лопаток, и я механически сделал глубокий вдох. Он еще о чем-то пошептался с Магоном; потом недовольно скривил рот и изрек: "Ему ничего не надо. Через восемь дней сдохнет". "Мм - пару сандалий", - пробормотал М. как-то неуверенно и посмотрел назад: там стоял лицом ко мне низкорослый человек, на вид пройдоха, в светло-коричневом балахоне; человек повернул лисью физиономию - и на тебе: широкий блестящий рубец пересекал ее от уха до пасти. Он почтительно, как подобает вышколенному чиновнику, поклонился - и тогда я увидел это! Прямо передо мной на каменных плитах пола лежал маленький стальной полумесяц, из тех, что носят солдаты на своих кожаных сандалиях, стершийся от времени, но сохранивший светлый и резкий блеск. Человек бросил мне деревянные сандалии, я нагнулся с нарочитой неловкостью, поймал на лету одну, повернувшись, ухватил вторую, уже ощущая в руке прохладу металлической подковки, и, спотыкаясь, вышел (на обратном пути я шагов не считал. Впрочем, говорить об этом излишне).

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*