Джон Голсуорси - Гротески
- Признайтесь, - сказал Ангел, - вы сами отведали чего-то недоброкачественного?
- Вот именно, - сказал гид. - Я отведал современности, самого паршивого блюда. Вы только посмотрите на этих несчастных, - продолжал он, - суетятся, как муравьи, с девяти утра до семи вечера. А посмотрите на их жен!
- Правильно, - приободрился Ангел, - давайте посмотрим на их жен! - И тремя взмахами крыльев он перенесся на Оксфорд-стрит.
- Посмотрите на них! - повторил гид. - Суетятся, как муравьи, с десяти утра до пяти вечера.
- Про них мало сказать, что они некрасивы, - сказал Ангел печально. Что это они все бегают из одной магазинной норки в другую? Что им нужно?
- Иллюзия, сэр. Там - романтика бизнеса, здесь - романтика покупок. Это вошло у них в привычку, а вы ведь знаете, привыкнуть куда легче, чем отвыкать. Хотите заглянуть к одной из них в дом?
- Нет-нет, - ответил Ангел и, отшатнувшись, налетел на шляпу какой-то дамы. - Зачем они их носят такие большие? - спросил он с досадой.
- Затем, чтобы в будущем сезоне можно было носить маленькие. Все для будущею, сэр, все для будущего! Цикл красоты и вечной надежды, а заодно и процветание торговли. Усвойте смысл этих слов, и о дальнейшем вам уже не придется расспрашивать, да, вероятно, и не захочется.
- Тут, наверно, можно купить американских конфет, - сказал Ангел и вошел в кондитерскую.
II
- Куда вам хотелось бы направиться сегодня, сэр? - спросил гид Ангела, который, стоя посреди Хэймаркет, поводил головой из стороны в сторону, как верблюд.
- Мне хочется в деревню, - ответил Ангел.
- В деревню? - переспросил гид с сомнением. - Там неинтересно.
- А я хочу, - сказал Ангел и расправил крылья.
- Вот Чилтернские холмы, - выдохнул гид после нескольких минут стремительного полета. - Это нам подойдет. В деревне сейчас повсюду одинаково. Будем снижаться?
Они опустились на какой-то луг, судя по всему, деревенский выгон, и гид, стерев со лба облачную влагу, заслонил рукой глаза и стал вглядываться в даль, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.
- Так я и думал, - сказал он. - Ничего не изменилось с сорок четвертого года, я тогда привозил сюда премьера. С завтраком мы тут помучаемся.
- Удивительно тихое местечко! - сказал Ангел.
- Что правда, то правда. Можно пролететь шестьдесят миль в любом направлении и не встретить ни одного обитаемого дома.
- Попробуем! - сказал Ангел.
Они пролетели сто миль и снова опустились на землю.
- И тут не лучше! - сказал гид. - Это Лестершир. Обратите внимание: холмистая местность, дикие пастбища.
- Я проголодался, - сказал Ангел. - Полетим дальше.
- Я вас предупреждал, сэр, - заметил гид, когда они опять пустились в полет, - что в деревне нам будет чрезвычайно трудно найти обитаемый дом. Может быть, лучше посетим Блектон или Брэдлидс?
- Нет, - сказал Ангел. - Я решил провести день на свежем воздухе.
- Черники хотите? - спросил гид. - Вон там какой-то человек ее собирает.
Ангел сложил крылья, и они плюхнулись на болотистую поляну возле дряхлого, оборванного старика.
- О, достойнейший из людей! - сказал Ангел. - Мы голодны. Не поделишься ли ты с нами черникой?
- Ой, батюшки! - воскликнул старый хрыч. - Вы откуда взялись? Верно, по радио прилетели? И наблюдатель при вас. - Он мотнул на гида подбородком в седой щетине. - Убей меня бог, совсем как в доброе старое время Великой Заварухи.
- Это диалект сельской Англии? - спросил Ангел, у которого губы уже посинели от черники.
- Сейчас я опрошу его, сэр, - сказал гид. - Сказать по правде, я затрудняюсь объяснить присутствие человека в сельской местности.
Он ухватил старика за единственную еще державшуюся пуговицу и отвел его в сторонку. Потом, вернувшись к Ангелу, который тем временем покончил с черникой, прошептал:
- Так я и думал. Это последний из тех солдат, которых поселили в деревне после окончания Великой Заварухи. Он питается черникой и теми птицами, что умирают естественной смертью.
- Ничего не понимаю, - сказал Ангел. - А где же сельское население, где поместья великих мира сего, где процветающий фермер, довольный судьбой поселянин, батрак, что вот-вот добьется минимальной заработной платы? Где веселая старая Англия девятьсот десятого года?
- Вот, - отвечал гид, мелодраматическим жестом указывая на старика, вот наше сельское население: бывший житель Лондона, закаленный в Великой Заварухе. Другой бы не выдержал.
- Как! - вскричал Ангел. - И на всей этой земле ничего не растят?
- Ни одного кочна, - отвечал гид. - Ни горчичного семечка, ни стебелька салата. Разве что в городах.
- Я вижу, что много интересного прошло мимо меня. Прошу вас, обрисуйте мне вкратце положение в сельском хозяйстве.
- Да что ж, сэр, положение в сельском хозяйстве нашей страны со времен Великой Заварухи, когда все толковали о том, чтобы снова заселить деревню, можно описать двумя словами: "рост городов". Однако, чтобы это стало вам ясно, мне придется напомнить вам политическую историю страны за последние тридцать лет. Вы, вероятно, не помните, что в дни Великой Заварухи при всем кажущемся отсутствии политической борьбы уже зарождались партии будущего. Во всех умах назревало тайное, но непреклонное решение принести в жертву тех, кто играл какую-либо роль в политике до и во время только что разыгравшейся всемирной трагедии, в особенности же тех, кто продолжал занимать министерские посты или упорно задавал вопросы в палате общин, как это учреждение тогда называлось. Не то чтобы их считали ответственными за трагедию, но просто нужно было успокоить нервы, а вы ведь знаете, сэр, ничто не действует так успокоительно, как человеческое жертвоприношение. Итак, политические деятели, как говорится, вышли из моды. Разумеется, едва был заключен мир, как состоялись первые действительно всеобщие выборы, и прежние партии с огорчением убедились, что их выбросили за борт. На первое место в стране вышли те партии, что тихо и без шума сложились к этому времени. Одна из них называла себя Патриотической, а противники называли ее Прусской; вторая называла себя Трудягами, а противники называли ее Бродягами. Представители их были почти все новые люди. После недолгого упоения миром, с которым человеческий ум привык связывать изобилие, и своеобразных правительств этого периода две новые партии вышли на сцену с такими равными силами, что ни один кабинет не мог провести ни одного мероприятия. А поскольку необходимо было изыскивать проценты на государственный долг, достигавший 8 000 000 000 фунтов стерлингов, пришлось назначить новые выборы. Слово "мир" в это время еще держалось, но слово "изобилие" уже давно исчезло из обихода; и партия Трудяг, решив, что раз у нее меньше имущества, подлежащего обложению налогами, то она может меньше церемониться с налогообложением, оказалась в подавляющем большинстве. Вам будет небезынтересно узнать, сэр, из каких элементов сложилась эта партия. Основную ее массу составляли бывшие солдаты и другие рабочие люди; но в виде некоего придатка, или хвоста, в нее вошли также многие ученые мужи. Люди, преисполненные самых благих намерений, люди с головой и с принципами, - в прежние времена таких называли радикалами и передовыми либералами. Вошли они в эту партию с горя, понимая, что иначе самое их существование окажется под угрозой. Такой расстановкой сил - и еще некоторыми обстоятельствами, о которых вы скоро узнаете, сэр, - и объясняется печальная участь деревни. Дело в том, что партия Трудяг, не считая ее хвоста, на который она то ли не смогла, то ли не захотела сесть - этого мы уже никогда не узнаем, придерживалась таких же взглядов на заселение деревни, что и Патриоты, и уже начала проводить в жизнь некий план, на который в течение примерно года возлагали большие надежды. В подходящих для сельского хозяйства местностях поселили множество энтузиастов и как будто даже стали добиваться такого положения, при котором страна могла бы сама себя прокормить. Но не пробыли Трудяги у власти и полутора лет, как их хвост - а в нем, как я уже сказал, были заключены почти все их принципы - заболел этими самыми принципами в тяжелейшей форме. Они решили, что "свобода торговли" - которая, что ни говорите, есть линия наименьшего сопротивления и основана на "процветании торговли" - находится в опасности, и стали агитировать против возобновления премий и льгот для сельского хозяйства. В результате премия на пшеницу не прошла, а вместо этого была расширена - на бумаге - система небольших наделов. Одновременно под тяжестью налогов на имущество стали разваливаться крупные поместья. По мере того как все очевиднее становилось банкротство и истощение всей Европы, опасность новой войны казалась все менее реальной, и, англичане снова перестали заботиться о чем-либо, кроме "процветания торговли". Импортные продукты питания опять подешевели. И неизбежное случилось. Загородные усадьбы стали непосильным грузом для своих владельцев, фермеры фермерствовали в убыток, мелкие арендаторы, что ни день, разорялись и уходили куда глаза глядят, батраки устремились в города. И тогда партия Трудяг, которая непомерными налогами довела своих противников до полного остервенения, получила, образно выражаясь, по шапке, и следующие четыре года были заполнены самой жестокой междоусобицей, какую только запомнят журналисты. Во время этой борьбы усилилась эмиграция и сельские районы почти опустели. Когда наконец партия Трудяг одержала победу, она, по-прежнему руководимая своим хвостом, обязалась среди всего прочего делать ставку исключительно на города. С тех пор она так и стоит у власти, а результаты вы сами видели. Все продукты питания нам доставляют из-за моря, причем значительную часть - на подводных лодках и по воздуху. Перевозят их в таблетках, а доставив на место, раздувают до первоначальных размеров с помощью хитроумного метода, предложенного одним немцем. Деревня же используется лишь как тема для сентиментальных поэтов и как место, над которым летают, либо куда влюбленные субботними вечерами уезжают на велосипедах.
