Поль Крайф - Борьба за жизнь
Что станет с тысячами бедных женщин, которые до сих пор получали такую помощь и заботу, какую лучшая больница едва ли могла предоставить супруге банкира?
Де Ли никогда не был женат. Этот облезлый Дом спасения в "Проклятом двадцатом" квартале заменял ему семейный очаг. Три четверти американских детей рождаются дома, и старенький диспансер был главным научным штабом, где студенты, доктора и сестры учились превращать худшую из квартир в копию лучшей больницы. И больше всего их учили тому, что все матери, кем бы они ни были - нищими, богомолками или проститутками, - прежде всего люди, потому что для де Ли все они были "миссис", все были матерями. Это было главной основой учения де Ли, а к этому добавлялось еще, что каждая женщина, стоящая на пороге материнства, должна получить всю ласку, на какую способно человеческое сердце. В вопросах политики де Ли был консерватором и якшался с чикагской плутократией, но в вопросах родовспоможения он придерживался социалистических взглядов. При всяком споре, когда вопрос колебался - что так характерно для нашего экономического строя - между жизнью матерей и долларами, де Ли говорил:
- Я знаю только одно: человеческая жизнь дороже всего.
Для де Ли акушерская работа была не только профессией, - она была чем-то большим. Поэтому, когда перед старым диспансером встала угроза закрытия, де Ли порылся в собственном кармане и дал возможность этому Дому спасения жить дальше. Он назвал его Чикагским родильным центром и сделал самостоятельным учреждением, освободив Чикагский университет от лишнего финансового бремени. За свою независимость Центр теперь расплачивался бедностью и влачил жалкое существование, как и те женщины, которым он помогал рожать.
Вот та обстановка, та почва, на основе которой нашим молодым врачам удалось добиться таких поразительных успехов в деле спасения матерей, начиная с момента открытия Центра - с июля 1932 года. Все они являются учениками де Ли. Все они обожают его. Они живут для того, чтобы сделать его знания и искусство доступными для всех.
III
Доктор Беатрис Е. Тэккер - медицинский директор Чикагского родильного центра. Лучше всего ее можно охарактеризовать как женщину будущего общества, очищенного от варварства. Как акушер, она стоит выше многих врачей-мужчин, однако она не мужеподобна. В первый год своего управления работой Центра она жила в маленькой, темной комнатке в подвальном этаже. Здесь, в подвальном помещении старого барака, собирались толпы молодых интернов, студентов и сестер поучиться приемам акушерского искусства, посмотреть десяток-другой будущих матерей, прокипятить мочу в маленькой бедной лаборатории и на минутку прикорнуть, чутко прислушиваясь к телефону, приносившему сообщения о бедных чикагских матерях, почувствовавших приближение родов.
В своем подземном будуаре Тэккер вечно приходилось воевать с грязью, заносимой с улицы из отвратительнейшего квартала, какой только можно найти в нашем так называемом цивилизованном мире. После напряженной ночной работы у рожениц она ложилась на часок вздремнуть, но с первыми проблесками рассвета ее уже будили крики разносчиков и отчаянное кряканье уток на мэксуелском рынке. Из этого древнего здания, в душные летние ночи и в зимнюю стужу, Тэккер начала свои вылазки в сырые чикагские трущобы, где отопление считается роскошью. Здесь она начала понимать, какой иронией звучат разговоры о прогрессе медицины...
Ее тревожно звали в дома, где безграмотные повивальные бабки освобождали голову ребенка, но не могли вывести его плечи; где головка ребенка была начисто оторвана из-за неумелого вмешательства; где соседи находили на полу корчившуюся в муках женщину с наполовину родившимся ребенком, со смертельной угрозой разрыва матки. Это случалось еще в 1932 году. Де Ли работал в Чикаго тридцать семь лет, чтобы все это изменить. Не напрасно ли он тратил свои силы? Где же в конце концов была медицина? Неужели это могло быть в наших просвещенных США, что Тэккер приходилось ругаться и умолять грязную повитуху не привязывать женщину к постели и не прыгать у нее по животу, чтобы выгнать ребенка?
Тэккер блаженствовала. Ей предоставлялась тысяча разных возможностей отгонять смерть. Она научилась создавать идеально асептическую обстановку и превращать в настоящий операционный зал каждую сырую, темную кухню, где приходилось расстилать газеты, чтобы защитить поле операции от клопов и тараканов. Тэккер - клубок противоречий; она ненавидит бедность и смерть и в то же время упивается этой бедностью, которая придает борьбе со смертью такой захватывающий характер. Если бы Чикаго не был пародией на цивилизованный город, то не представлялось бы случая помочь ему. Если бы Чикаго был прекрасным, утопичным городом, ее борьба оказалась бы слишком легкой. А потому она наслаждалась некультурностью Чикаго.
Как все подлинные борцы за жизнь, она демократична. Однако же, как и де Ли, она не лишена честолюбивых замыслов сделаться первоклассным врачом. Но она не может забыть о том, что каждая роженица является человеческим существом и в момент родов страдает так же остро, как любая знатная принцесса долларов. Тэккер полна того горячего оптимизма, который сам по себе уже несколько возвысил человека над его мохнатыми предками. Наша цивилизация при всех ее достижениях и богатстве еще не может обеспечить приличным жильем, питанием, одеждой или хотя бы работой миллионы заброшенных людей, которых она опекает. Хорошо, пусть так. Но Тэккер со своей кучкой молодых врачей, студентов и сестер может, во всяком случае, способствовать тому, чтобы тысячи этих забытых матерей рожали живых и крепких детей с минимальными страданиями, с максимальной гарантией от заражения и инвалидности, с меньшим даже риском смерти, чем у их счастливых, изнеженных сестер. А что потом? Какая судьба ждет в дальнейшем этих благополучно родившихся младенцев и их матерей? Беатрис Тэккер не хочет об этом думать.
IV
В Чикагском родильном центре борьба за жизнь матерей и детей начинается задолго до наступления родов. Внимательнейшее наблюдение за этими бедными матерями начинается с того момента, когда они приходят в Центр зарегистрировать свою беременность. Из всех опасностей и осложнений, которые Тэккер со своей командой научилась предупреждать путем дородового наблюдения, они ничего так не боятся, как эклямпсии. Наравне с родильной горячкой эклямпсия является заклятым врагом матерей. Ни один яд, изготовленный рукою коварного убийцы, не несет с собой более страшной смерти. Нет более темного пункта в несовершенном еще медицинском знании, чем вопрос о природе этого яда, действие которого проявляется так ужасно. По-видимому, живой ребенок внутри женщины каким-то образом отравляет ее. Часто бывает, что одновременно с наступлением судорог усиливается также родовая деятельность, и в тот момент, когда младенец появляется на свет, мать уже вне опасности.
На статистически регистрируемой территории США ежегодно от эклямпсии умирает не менее пяти тысяч матерей, так жестоко расплачиваясь за свои счастливые надежды. Когда припадок уже начался, нет в медицине достаточно эффективного средства, чтобы его прекратить. Все лечение эклямпсии сводится к предупредительным мерам. Но как же можно предупредить болезнь, причина которой не известна?
V
Почти у каждой из таких женщин можно заранее найти целый ряд физических и химических предвестников опасности; вот этим-то обстоятельством чрезвычайно тонко пользуются Тэккер и ее персонал. Они, конечно, не сами это открыли. Все это известно уже давно. Они следят за этими явлениями с невероятной бдительностью, которая казалась бы просто смешной, если бы это не давало такой поразительной, неслыханно низкой эклямптической смертности среди их пациенток.
Каждую женщину, которая впервые является в Родильный центр, спрашивают, переспрашивают и еще раз спрашивают, не было ли у нее каких-либо припадков во время предыдущих беременностей. А если это первая беременность, то ищут наклонности к эклямпсии по линии наследственности. Малейшие подозрительные признаки тотчас же заносятся в ее личную карту, которая подробнейшим образом ведется на каждую женщину в этом своеобразном медицинском учреждении. Кровяное давление, конечно, исследуется у всех женщин, как правило; исследуется также моча на белок. И при малейшем, самом ничтожном намеке на какую-нибудь ненормальность это отмечается в карте отчетливо, красными чернилами. Женщине откровенно говорят об угрожающей ей опасности; не запугивают ее, а только предупреждают, чтобы она знала. Дают ей точнейшие указания относительно диеты: поменьше соли, поменьше белковой пищи, побольше овощей. И что самое главное, ее настойчиво, убедительно просят наведываться в Центр. А если женщина все-таки не приходит, то посылают к ней на дом сестру или молодого врача.
