Тамар Майерс - Переполох с чертополохом
Я прикусила язык. Джона Калвина Кулиджа избрали президентом в 1923 году, через десять с лишним лет после трагедии "Титаника".
- А какой овацией наградили Сару, - мечтательно продолжила одряхлевшая леди. - Говорят, ее даже в самом Джорджтауне* (*Престижный район Вашингтона) слышно было.
- Знакомая актриса, - сказала я, пытаясь сменить тему. - Где-то я, по-моему, уже ее видела.
- Я никогда не смотрю эти фильмы, - с достоинством промолвила старушка и отвернулась.
- Но ведь телевизор включен.
- Я не смотрю его.
- Понимаю, вы просто за компанию со своими подружками сидите, догадалась я. До сих пор ни одна из "подружек" рта не раскрывала.
- Они тоже его не смотрят.
- Вот как?
- Они спят.
Я решила, что старая перечница водит меня за нос и, наклонившись вперед, уставилась на ее соседок. - Но ведь глаза у них открыты!
- В таком возрасте, знаете ли, уже трудно глаза закрывать.
- Вы это серьезно? - По моей спине пробежал холодок. А вдруг бабульки уже мертвы?
- Да, в таком возрасте уже многое становится непосильным трудом, продолжила моя собеседница. - Доживите до наших лет, и тогда сами это поймете.
Я уже хотела было попытаться прощупать пульс у ближайшего бездыханного тела, как вдруг оно пришло в движение. Старушка моргнула и дважды кашлянула, после чего снова погрузилась в привычное коматозное состояние.
- Вот видите? Маргарет просто спит.
Я поежилась. - Но ведь здесь жуткая холодрыга. Как вы можете спать?
- Да, мой сын говорит то же самое. Ко всему потихоньку привыкаешь. Из-под платка вынырнули пять скрюченных пальцев и ощупали левый рукав синего махрового халата. - Это мне Гилберт подарил, - похвасталась она. Когда навещал меня в последний раз. Красивый, да? И к тапочкам моим подходит.
- Да, мэм. Значит, Гилберт - ваш сын? - Голова моя пошла кругом. Возможно ли, чтобы в столь крохотном заведении сын по имени Гилберт был не у одной, а, допустим, у двух постоялиц? Но беседовавшая со мной женщина походила на Адель Суини, злобную и коварную мачеху, в такой же степени, как, допустим, на Монику Левински. При всем желании, я не могла представить, чтобы этот божий одуванчик избивал кого-нибудь проволочной распялкой.
- Гилберт Суини, - с гордостью произнесла она. - Он, правда, доводится мне приемным сыном, но люблю я его, как свою плоть и кровь. Он живет в Рок-Хилле. Вы его знаете?
- Я... Видите ли... Кстати, мэм, вас сегодня кто-нибудь навещал?
- Гилберт приезжает ко мне по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
- Нет, мэм.
- Конечно, он не в каждое воскресенье приезжает, Гилберт - человек очень занятый. - Она вздохнула, при этом в ее горле что-то забулькало. - У меня ведь еще и дочь есть. Хортенс Симмс. Занята она даже больше, чем Гилберт. Хортенс я не видела уже с... Какой сейчас месяц, не знаете?
- Июль.
- Ага. Да, кажется, Хортенс ко мне на Рождество приезжала. Хотя нет, возможно, я перепутала ее с бывшей женой Гилберта. Не помню даже, как эту стервозу зовут - я никогда ее на дух не выносила.
Я опустилась рядом со старушкой на колени и легонько прикоснулась к ее предплечью. Даже, несмотря на толстый халат, впечатление было, будто я к кости притронулась.
- Скажите, миссис Суини, а вам сегодня никто не звонил?
- А какой сегодня день?
- Четверг.
- Нет, тогда никто.
- Вы уверены?
- Конечно. Гилберт звонит только в том случае, если не может приехать. А приезжает он по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
- Нет, мэм. - Я встала. Поразительно, неужели никто не удосужился известить ее о смерти сына? Хотя, с другой стороны, она могла и забыть об этом.
Я, запинаясь, пробормотала слова прощания, и уже хотела было улизнуть, когда заметила в проеме двери, ведущей, по всей вероятности, в спальные комнаты, какого-то тощего мужчину в болотного цвета комбинезоне, который висел на нем мешком. В глаза мне бросились его уши, непомерно огромные и оттопыренные. В жизни не видела подобных у живых людей, исключая, разве что, принца Чарльза. Хотя, по правде говоря, воочию я принца никогда не лицезрела, но зато фотографий видела предостаточно. И четко уразумела, что стоит только ветру дунуть на Виндзор с нужного направления, и наследник британского престола взмоет в небеса.
- Скажите, сэр, - обратилась я к лопоухому незнакомцу в мешковатом одеянии. - Вы не техник?
Хотя нас с ним разделяли футов двадцать, он, судя по всему, меня не слышал. Возможно, то, что я приняла за уши, на самом деле были мини-кондиционеры.
- Извините, сэр, - снова воззвала я. - Вы не смогли бы немного кондиционер подвернуть? Здесь просто ледник.
Ушастый недоуменно пялился на меня, недвижный и немой. Возможно, иностранец, подумала я, без всякой задней мысли. Лично я ничего против иностранцев не имею, даже если они из Мичигана* (*штат на Северо-западе США). Широко улыбаясь, я направилась к нему.
- Холодно здесь! - выкрикнула я, когда между нами осталось всего несколько шагов. - Жутко холодно. Вы не можете отключить кондиционер?
- Извините, мэм, - промямлил он, обнажив длиннющие зубы, и бегом устремился к выходу. Проводив его недоуменным взглядом, я увидела, как он вскарабкался в фургон с табличкой "НОС". Тут же взревел мотор, заскрипели покрышки, и фургон, взметнув фонтан гравия, умчался прочь.
Я повернулась к Адель Суини. - Кто этот мужчина?
- Какой мужчина?
- Ушастый. Или, вернее, Нос - если это его фамилия. Только что здесь был.
- Кто, Гилберт? Здесь был мой приемный сын?
- Нет, мэм, это был не Гилберт.
Престарелая женщина понимающе кивнула и уставилась на экран телевизора. Потом спросила: - Какой сегодня день?
- Четверг, мэм.
- Бесполезно с ней разговаривать.
Я круто развернулась и очутилась лицом к лицу с высокой молодой женщиной в белой униформе, которая состояла из рабочего халата, брюк и туфель на толстенной подошве. Плечам амазонки позавидовал бы молотобоец, а пузику - мексиканка, которая, если верить нашему телевидению, родила недавно сразу шестерых. Но самое поразительное впечатление производил необъятный зад незнакомки - небольшая семья вполне могла устроиться на нем с пикником.
- Она не помнит ни одного вашего слова, - добавила женщина. Полнейший склероз.
Я беспомощно взглянула на Адель, которая уставилась куда-то в сторону.
- Можно вас на минутку? - Я кивком отозвала копьеметательницу в сторону. К моему удивлению, она послушалась. Мы уединились в отведенной под столовую части зала, откуда, как я надеялась, долгожительницы не могли нас услышать. Насмотревшись фильмов про природу, я четко усвоила, что некоторые птицы и рептилии, пытаясь казаться больше и страшнее, чем они есть, угрожающе раздуваются. Не имея ни перьев, ни воздушного пузыря, я расставила ноги шире и встала, подбоченившись и растопырив локти. Роста мне этот прием, понятно, не прибавил, но зато вширь я раздалась едва ли не вдвое. - Как вы смеете так при ней разговаривать?
Тяжелоатлетка опешила. - Извините, мэм, я не хотела вас обидеть. Честно. Это ваша мать, да?
- Ну, нет. Моя мать гораздо моложе. Но почему никто не удосужился известить старушку, что ее сын умер?
- Да потому, что мне самой никто этого не сказал, вот почему.
- А где тут главный?
- Главная - я, мэм.
- А кто вы?
- Меня зовут Долли Бакстер. Я здесь работаю.
- А я - Абигайль Тимберлейк. Вы - медсестра?
Долли улыбнулась, продемонстрировав мне, что за свою короткую жизнь успела лишиться одного из глазных зубов. - Нет, я не медсестра, мэм. Медсестра только по утрам на часок заглядывает. Я же просто ухаживаю за этими клушами.
Мои руки повисли по швам. - И кроме вас, здесь никого больше нет? Я имею в виду обслуживающий персонал.
- Я дежурю до шести. Потом начинается ночная смена.
- Понятно. А кто этот мужчина, который здесь только что был?
- Понятия не имею. Посетители приходят и уходят. Хотя чаще всего из чужих здесь вообще ни души не бывает. Это ведь не обычный дом престарелых. Это то, что я называю НПКМ. Да, и в любом случае, я была на кухне и никого не видела.
- Что такое НПКМ?
- "Не приставайте ко мне". Богатые люди пристраивают сюда своих престарелых мамаш, когда те им окончательно осточертевают. Особых болячек у них, как правило, нет, просто старческий маразм одолевает. Вот взять, например, мисс Адель. Я даже не подозревала, что у нее сын есть. Насколько я помню, за исключением святого отца, ее никогда никто не навещал.
- А дочь?
- Никаких дочерей я тоже в глаза не видела. Кто-то, правда, говорил, что у Адель есть дочка. Вот почему я и решила, что это вы.
- Нет, я с ней ни в каком родстве не состою.
- Поймите меня правильно, мисс Тимберлейк, я хорошо забочусь об этих славных старушках. Они получают все, что им нужно.
Я задушевно улыбнулась. - Не сомневаюсь.
Я попыталась представить здесь свою маму. Потом попробовала вообразить, что мы с мамой живем вместе, а я должна за ней ухаживать. Да, верно в Пайн-Мэноре было прохладно, но зато полы поражали чистотой, да и пахло вполне пристойно.
