Ян Отченашек - Хромой Орфей
Ветер заскулил в вершинах каштанов, вытряхнул дождик из туч, не сильный, но мелкий, упорный, темнота наполнилась тревожными звуками и шорохами, усиленными во сто крат настороженным слухом: железо лязгнуло за стеной, далеко где-то пискнул свисток и - шаги. Десятки, сотни шагов. Подходили, уходили...
Протащился мимо сгорбленный, тепло укутанный прохожий, а Павел все торчал на месте, стучал зубами. В отчаянии, в сомнениях. Время текло, и он чуть не плакал.
Что могло случиться? Два, три часа - скоро полночь! Он еще раз заставил память повторить все по порядку, вернулся бегом к конечной остановке и еще раз отсчитал метры, деревья - нет! Правильно! А если все же?..
Нет! Вот он! Должен быть он! Наконец-то! Павел пошел навстречу, остановился в двух шагах от смутной тени, напряженно ожидая, когда же тот попросит огня. Ничего! В конце концов он сам шепотом, умоляющим тоном, пробормотал пароль:
- Смерть бежит...
Прозвучало это как бред несчастного, только что перелезшего ограду сумасшедшего дома...
- Вам что? - В сердитом вопросе был испуг. - Что угодно? Павел оторопело замолчал, отшатнулся, испытав странный стыд: в голосе, шедшем из темноты, он уловил намек на гнусное подозрение.
- Рехнулся, что ли? - Тень прохожего далеко обошла Павла - из осторожности, - и звук его шагов растаял в шелесте дождя.
Мужайся! Вон кто-то идет, это уж наверняка он. Нет. Шаги - равнодушные, поспешные, потом он спугнул запоздалую парочку, пьяница, шатаясь, проковылял мимо, трамвайщик с сумкой, и все. Пусто. Павел каменел, прижавшись спиной к корявому стволу каштана, тупел от безвыходности положения.
Когда стрелка на светящемся циферблате приблизилась к двенадцати, случай сыграл с ним одну из своих шуток, до которых никогда не додуматься человеку. Сначала Павел услышал шаги, уверенные, по-военному четкие, подковки звякали о плиты тротуара; потом из темноты вынырнула тучная фигура в мундире унтер-офицера СС; фигура росла, вспухала перед ним, черная на более светлом фоне, и вдруг замедлила шаг, сунула руку в карман. От мозга по телу помчались приказы, смятенные, противоречивые: беги, уничтожь пакет, скорей... нет, ни с места!
Эсэсовец направился прямо к нему, в пальцах у него что-то белело.
- Энтшульдигнзи... Хамзи фойр? *[* Простите... Нет ли у вас огня? (нем., искаж.).] - отрывисто пролаял он на невообразимом наречии, и мозг Павла, парализованный испугом, отказал.
- Was?
Он выпрямился, покорный судьбе, не вынимая, однако, рук из карманов.
- Фойр... Ферштензи? Фойр!** [** Огонь... Понимаете? Огонь! (нем., искаж.).] - громко объяснил эсэсовский унтер, поводя сигаретой у Павла под носом.
Когда Павел сообразил, в чем дело, ошеломление его ничуть не уменьшилось, скорее наоборот: возможно ли, чтоб... да нет, чепуха, быть не может! проносилось у него в голове, между тем как эсэсовец общепонятными жестами старался пояснить ему, как дурачку, что ему нужно. "Фойр!"
Павел прижал сверток к себе и, сделав невероятное усилие, вытолкнул из стиснутого горла:
- Nein... ich rauche nicht... ***[*** Нет... я не курю... (нем.).]
Тишина, потом:
- Ах, зоо... на я... ****[**** Ах, вот что... ну ладно... (нем., искаж.).]
Подковки прозвякали, фигура в мундире уплыла в темноту.
Дождь припустил - теперь он лил потоками.
Час ночи... половина второго... Ошибки быть не могло, и все же никто не пришел!
VII
Он кинул машину почти отвесно вниз, вокруг разом стемнело - самолет, как снаряд, пробил слой мутных туч, и потом в сиянии солнца он снова увидел "мессера"! "Мессер" набирал высоту, пытался спрятаться в редких клочьях облаков, но при этом потерял превосходство в скорости. Попался! Он несся за "мессером", твердой рукой повторяя все его повороты. Ну-ка, "бигглс"! Поймал "мессера" в скрещение прицела и, воинственно выставив челюсть, нажал на спуск.
Калитка скрипнула, на улицу вышел пан Кунеш, ведя на коротком поводке своего облезлого пса.
- Добрый вечер!
Сделав несколько шагов, полковник остановился, опытным глазом обозрел местность. Опасности никакой.
Он почувствовал облегчение. Широкие окна виллы напротив затянуты гардинами, но это не собьет с толку обстрелянного солдата! Хитрость! Потому что за теми тяжелыми гардинами, внушающими ложное впечатление безопасности, живет немецкий полковник от авиации. Можно сказать, коллега! Кунеш часто смотрит сквозь застиранные занавески своей мансарды, как немец садится в открытый "мерседес": великолепная выправка, размеренные, как у машины, движения, шофер, вытянувшись в струнку, четко взбрасывает руку, приветствуя его. Да, настоящий полковник! А какое у них чувство дисциплины - что и говорить, мы по сравнению с ними просто тряпичники, даже если взять времена нашего блеска, с горечью думает про себя полковник, шлепая в комнатных туфлях по своей мансарде. Ох, этот коллега напротив! Противник, конечно, но... Полковник не может запретить себе некоторой восхищенной симпатии. Он ни минуты не сомневается, что тот, в вилле напротив, знает о нем! И конечно же, следит за каждым его движением, докладывая об этом по инстанции. У него ведь инструкции! Как ведет себя полковник Кунеш? Следите за ним - отличный офицер, представляет особую опасность для третьей империи! Один раз - он может поклясться! - в окнах напротив блеснули стекла полевого бинокля. Ага, следят! Быть может, в вилле установлен даже легкий пулемет, со сладостным замиранием сердца подумал полковник Кунеш, достаточно неосторожного движения, и... Я в осаде! - сказал он себе, выпрямляясь. Ничего, полковник Кунеш выдержит, у Кунеша стальные нервы, господа германцы! Так жил полковник Кунеш. Ночами, за шторами затемнения, сидел над картой, решал сложные стратегические задачи. Мысленно горячо спорил о тонкостях стратегии с благородным коллегой из виллы напротив - легко одерживал верх над ним, в возбуждении щелкал худыми пальцами. Замечательная школа! Прошу, досточтимый коллега! Извольте! Мое мнение? Я избираю фронтальное продвижение пехотой вот до этой высотки, при поддержке танков, и здесь, - постукивание пальцем по карте, - бой!
Устарело? Позвольте возразить. Нет, благодарю, я принципиально не пью коньяк. Ха! Нет, мне еще рано на свалку, это выяснится, когда кончится теперешняя бестолковая война и с меня снимут осаду.
Полковник Кунеш пересек трамвайные пути, стараясь сохранить достоинство походки, хотя нетерпеливый пес тащил его вперед, и, не дойдя нескольких шагов до калитки виллы напротив (он любил переживать то приятное волнение, с каким проходишь совсем близко от вражеского гнезда), вдруг застыл на месте.
По пустынной улице снизу приближался открытый "мерседес", а на заднем сиденье... Он! Наконец-то они станут лицом к лицу, два настоящих солдата, опаленных порохом... Спокойно, Кунеш!
Пусть видит, кто перед ним!
Визг покрышек отдался в самом мозгу, хлопнула дверца, и Кунеш, как бы издалека, услышал лаконичное приказание:
- Also... morgen fruh! *[* Итак, завтра утром! (нем.).]
- Javolerobrst! **[** Так точно, господин полковник! (нем., искаж.).] пролаяло изваяние шофера.
Обстоятельства встречи были не самыми благоприятными: пес в решающий момент присел на корточки под каштаном и с виноватым выражением морды принялся отправлять естественную надобность. Изменник! Оставалось крепко держать его на поводке и беспомощно ждать. Ладно! Его хотят унизить, а он не сдастся! Кунеш демонстративно выкатил впалую грудь и застыл в позе, в какой, вероятно, гордо ждут роковую пулю, упрямо решив ни на волос не отводить взгляда.
Вот я! Полковник Индржих Кунеш!
Немец вылез из машины, оскорбительно мимолетным взглядом скользнул по жалкой фигуре человека с собакой. Komisch! И, не останавливаясь, спесивец этакий, четким шагом промаршировал в свой садик.
Невероятно. Кунеша охватило чувство горького разочарования, но потом он догадался, и разочарование сменилось восхищением. Как владеет собой! Невозможно сомневаться, что немец, несмотря на гнусное штатское платье, распознал в нем офицера высокого ранга - солдат солдата нюхом чует. Но он и бровью не повел! Враг, конечно, но - достойный уважения! Коллега.
Он почувствовал, как натянулся поводок, глянул в преданные глаза своего друга, очнулся и с тихим вздохом последовал за собакой по крутой улице.
В вестибюле под лестницей, там, где обрываются гладкие перила, Войту догнала Алена; он узнал ее по частому стуку каблучков, но не оглянулся.
- Привет, супруг!..
И промчалась мимо, на лестницу, шелестя плащом.
Он поднял глаза - она была уже на втором этаже; оглянулась, махнула небрежно.
- Ты посмотри, что тебе милостивая пани прислала, - послышался укоризненный голос мамы.
И в эту минуту за Аленой захлопнулась дверь.
Громче стало тиканье будильника, а сверху слетел знакомый смех, пронизал до костей, как рентгеновы лучи,
Войта потрогал сверток; он был мягкий, на ощупь податливый. Он разорвал бумагу и вывалил содержимое на стул.
Одежда; куча одежды, пиджаки с плеча великана, из самых дорогих довоенных материй, какие нынче только во сне увидишь, брюки, жилеты, все чуть-чуть пахло старостью и нафталином. Гм... Ну и что? Спокон веку все поношенное платье переходило с бельэтажа в подвал, и даже свадебный костюм спустился к Войте из того же щедрого облака. Чего ж тут удивительного? Войта перебирал эту мягкую кучу, будто что-то искал, потом сунул руки в рукава пиджака. Ватные плечи отстали, пиджак болтался на нем как на палке! Глянь - пугало огородное! Сюда влезет еще один такой жених!
