Артур Миллер - Фокус
Теперь секретарь позвала его. Он поднялся и подошел к ней. Она вышла из-за стола, провела его до арки и сказала, сколько поворотов ему нужно сделать и в каких направлениях.
Он ушел от нее и прошел по коридору до кабинета мистера Арделла. Он постучал в стеклянную раму и услышал внутри голос. Он открыл дверь и вошел, держа шляпу в руке.
Поначалу кабинет показался ему пустым, потому что в кресле за широким столом никого было. Он остановился сразу за порогом и услышал женский голос слева. Он повернул голову.
- Не желаете ли присесть?
Он увидел ее, и от волнения его глаза будто заметались в голове, так что он быстро опустился на стул рядом с большим столом. Он сидел спиной к ней, потому что никогда не осмелился бы повернуть стул к ней лицом. Все что он понимал, так это то, что в его жизни произошел взрыв, и что он ослеп на то время, пока обломки опустятся на землю.
Когда она прошла рядом с его локтем и села перед ним за стол, его как палкой ударило запахом ее духов. Он почувствовал, как напряглись ее бедра, когда она садилась, а в ушах у него гремел шелест ее платья.
Он смотрел на нее и даже не представлял, какое у него выражение лица. Однако он пытался улыбаться. Ее удивительная правая бровь приподнятая так же, как и в тот, прошлый раз, оценивала его, но теперь он не мог встать и убежать от этого. Ее неправдоподобно подвижные губы постоянно двигались, как будто пытаясь примирить различные впечатления о нем которые вертелись в ее сознании.
- Мистер Арделл вышел. Я замещаю его, пока он не вернется. Если вы хотите, вы можете дождаться его. Некоторым мужчинам не нравится, чтобы собеседование с ними проводили женщины, - официально и холодно сообщила она.
Он старался выбраться из пут ее голоса. - Мне... я не возражаю. - Он засмеялся. И тут же понял, что по-идиотски.
- Вы хотите здесь работать? - сухо спросила она.
Он кивнул. - Я думал, нет ли здесь чего-нибудь подходящего для меня.
- Какую работу вы ищете?
В ее тоне слышалось подводящее итог контральто, как будто она безжалостно загоняла его в ловушку. Она ни разу даже не пошевелилась. Именно так должна сидеть сдерживающая ярость женщина, - выпрямившись, с приподнятой бровью и не отводя взгляда. Все же, с надеждой подумал он, может быть это ее обычный деловой вид.
- Мне бы хотелось применить, тот опыт, который у меня есть.
- Здесь вам не пригодится ваш предыдущий опыт. Здесь берут на работу кого угодно. Все что нужно, так это иметь гражданство. Здесь берут евреев, черномазых, итальяшек, кого угодно.
Ворвавшийся ему в рот воздух рассеял все слова.
- Вы решили, что я еврейка, - мстительно сказала она.
Она задавала вопрос. Он едва заметно кивнул, глаза его расширились и остановились на ней.
- Значит, вы были не в своем уме. Теперь, думаю, вы поняли.
Ему было трудно вдохнуть. Он как будто находился во сне. Это походило на то, как в кино лицо изменяется при помощи наплыва, а потом становится новым персонажем, но с тем же лицом. Она не изменилась со времени той беседы в его кабинете. Но черты ее лица воздействовали на него иначе. Ее глаза, в которых он высмотрел эту затаенную насмешливость, теперь были темными глазами много плакавшей женщины. Ее нос... ему пришло в голову, что носы у ирландцев часто имеют такой наклон, и теперь он подумал, что это ей идет. И все же это был тот же самый нос. Ее манера громко говорить больше не казалась вызывающей. Он подумал, что, скорее это было результатом решительности и то, что раньше свидетельствовало о грубости, теперь говорило о презрении к уклончивым ответам. Как еврейка, она казалось одетой в дешевом вкусе, слишком ярко. Но как не еврейка, в том же платье она показалась ему интересной женщиной, которая через одежду выражала свое душевное состояние. Было так, будто теперь она имела право на недостатки; как будто ее своеобразие, ее стиль, ее резкость не были больше результатом плохого воспитания и слепого подражания светским манерам, но проявлением бунтарского духа, сердитого духа, духа который отваживался не считаться с мелкими правилами поведения. Как еврейка она казалась ядовитой и развязной, и он ненавидел себя, хотя его так ужасно тянуло к ней, но теперь, он больше не боялся ее, потому что теперь его любовь могла изливаться не замаранной виной за чувство к тому, что его достоинство всегда требовало презирать. Он сглотнул, в то время как его глаза опустились на столешницу.
Он не понимал, как вообще в ней ошибся. В ней не было ничего еврейского. Ничего.
Его лицо успокоилось от раскаяния, когда он снова встретил ее взгляд. Я хочу попросить прощения, мисс Харт. Тогда у меня был напряженный день.
Она иронически мигнула и приподняла брови, как будто устала. - Могу представить, - сказала она.
Он не понял. Его голова наклонилась чуть вперед, и он спросил: - Что вы можете представить?
Ее глаза широко раскрылись на него. Его кожа начала гореть. Если она не объяснит свои слова сейчас же, он утонет в снисходительной игривости ее взгляда. Но она ничего не сказала, а только вдохнула уголками губ.
- Мисс Харт, я следовал указаниям, - сказал он, подбирая слова. - Я не мог рисковать.
Она забыла о губах, ее лицо расслабилось, и она слушала.
Продолжая в доверительном тоне, он наклонялся к столу. - Та компания не берет их на работу. Ни при каких обстоятельствах. Со времени основания туда не взяли ни одного. - Вы понимаете? Ни одного. Ни при каких обстоятельствах.
Он увидел, что ее покидает предубеждение к нему, и почувствовал надежду в том, как сдвинулись ее смущенные брови. Она перестала мигать, руки неподвижно лежали на краю стола. Он полностью повернулся к ней лицом и совсем чуть-чуть поднял голову выше. Он почти мог видеть, что происходило с ним в лабиринтах ее сознания. И затем ее брови разгладились, она пошевелилась и посмотрела в сторону, облизнув языком нижнюю губу.
- Ну что ж, - сказала она мягко и сочувственно, - так или иначе, это не имеет значение. Сама я не могу принять вас на работу...
- Это не главное. Я... - он наклонялся над краем стола, его щеки неестественно надулись, а тонкие причесанные волосы растрепались. - Я очень много думал о вас после того дня. Пожалуйста, поверьте мне. Правда, думал.
Она казалось польщенной вопреки себе. Ее нежная рука медленно скользнула вдоль ручки кресла.
- Ну да? - недоверчиво сказала она.
- Я пережил тяжелые времена с тех пор... фактически с тех пор как вы на меня посмотрели.
Казалось, это ее заинтересовало. Он продолжал.
- Вы знаете, я... ну да, честно говоря, мне пришлось уйти с той работы. Они собирались перевести меня на работу обычного служащего.
- Почему? - с интересом спросила она.
- Ну, похоже, им показалось, что после того, как я надел очки, мое лицо перестало соответствовать требованиям предъявляемым к администрации.
- Тогда вы понимаете, что я имею в виду, - сказала она. Впервые ее голос смягчился. В нем звучало немного сострадания к нему, почувствовал он, и стал более сильным в своем дознании.
- Я понимаю, что именно вы имеете ввиду. - Он почувствовал, что река в нем выходит из берегов. - Я пробовал найти работу и куда бы ни приходил, везде все одинаково.
- Ну да, они же все слабоумные. Вы никогда с ними не договоритесь.
- Я тоже это понял. Поэтому я пришел сюда.
Откуда вы узнали, что это еврейская компания? - поинтересовалась она.
- Почему... разве это так?
- А вы не знали?
- Ну, имя...
- Мейерс - еврей.
Он сделал вид, что усваивает новость, и ничего не говорил. То, кем был Мейерс, теперь не имело никакого значения.
- Вы не хотите здесь работать, да? - сочувственно улыбнулась она ему, как будущему товарищу по несчастью.
Он грустно поднял на нее глаза, обрадовавшись в душе, что она сравнила свое положение с его.
- Итак, вы все же хотите здесь работать.
Он замигал как будто беспомощный и уязвленный.
- Мистер Ньюмен, плохи ваши дела. Теперь я это увидела.
- Правда?
- О да, с этим здесь в порядке. - Она перевела взгляд на его лицо.
- Я действительно извиняюсь, что перепутал вас с... - начал он, пытаясь высказаться сам и, помогая высказаться ей.
- Ничего, не волнуйтесь. Господи, это произошло не в первый раз. Единственно, почему я вышла из себя у вас, потому что я думала... ну, вы понимаете.
- Вы действительно так подумали?
- Ну, не совсем наверняка. Вы знаете, как это бывает. Если вы достаточно разъярены на кого-то, вам почти хочется, чтобы он был одним из них. Это зависит от того, как вы относитесь к человеку. Я имею в виду, например, как сейчас. - Она посмотрела на него, как будто он попросил ее поделиться мнением о своей новой прическе. - Сейчас, мне это даже не пришло бы в голову. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Да, конечно, - сказал он.
Никогда еще он не говорил так свободно с женщиной, которую считал прекрасной. И теперь, глядя в ее лицо, он как-то понял, что он тоже был первым, с кем она поделилась своим сокровенным. Как будто пришло время спокойствия, время удовлетворенной тишины. Впервые ничего не создавало напряжения между ними, и Ньюмен воспринимал паузу с благодарностью и надеждой. И когда она заговорила, он почувствовал, что слышит ее настоящий голос, как, несомненно, он впервые увидел, как расслабились ее блестящие веки.
