Ионел Теодоряну - Меделень
- Нет, шелк, целую руку, - он дорогой и красивый.
- И зачем тебе, дед Георге? Разве у тебя есть дочь на выданье?
- Будет! Дедушке лучше знать зачем.
Каждую осень, перед отъездом в город, повторялось одно и то же. Госпожа Деляну не переставала удивляться. Не переставала дивиться и Оцэлянка, искусная хозяйка, живая и любопытная. Из ее дома переправлялись в дом к деду Георге целые штуки белого полотна всех сортов, за которое дед платил не торгуясь.
- Для кого ты собираешь приданое, дед Георге?
- Знает дед, для кого!
- Для кого же, дед Георге?
- Эх, баба, жаль, что не ткешь ты полотно этим своим языком... а то много бы наткала!
Брашовский сундук, подарок старого барина, был почти полон. А потому и невдомек было деду Георге, что шелк на дне сундука уже начал сечься. Да и не осмеливался он рыться в сундуке грубыми своими руками конюха. Он наполнял сундук, заглядывал в него, и дело с концом! Из-за этого сундука вот уже два года не ездил дед Георге в Яссы на своих лошадях.
- Как же так, дед Георге?! Ты доверяешь лошадей Иону?!
- Так уж, видать, надо, - вздыхал дед Георге. - Старый я стал! Так уж пусть смерть приходит за мной в мой дом.
Две зимы вздыхал дед Георге о своих лошадях, разводя в печи огонь ради сундука.
Потому что после его смерти...
Дед Георге пригладил руками свои белые волосы. Поправил усы, вышел во двор и сел на завалинку, пристально глядя в сторону ворот, как смотрят те, кто скоро навсегда покинет свой дом.
* * *
Шарабан остановился у ворот усадьбы. Ион распахнул ворота, Али с высунутым языком выскочил на дорогу.
- Аника! Где Аника? - позвала госпожа Деляну.
- А-нии-кааа! - громко крикнул Ион, вскакивая на запятки шарабана.
- Аника, где ты? - звала Ольгуца со ступенек крыльца.
- Где Аника? - спокойно спросила Профира, стоя позади Ольгуцы.
- Пойди поищи ее! - нахмурилась Ольгуца.
- Туточки я, барыня! - откликнулась Аника, выскакивая на крыльцо, словно заяц, поднятый криками охотников.
- Погляди на меня.
- Я и гляжу, барыня! - отвечала Аника, покачивая бедрами и вертя головой.
- Слушай внимательно. Отведи барышень к деду Георге. Охраняй их там от собак, слышишь?
- Да, целую руку!
Шарабан тронулся. Стоя на ступеньках, Ольгуца следила за ним насмешливым взглядом, пока его окончательно не поглотила пыль... Моника еще долго провожала его глазами, точно невеста норвежского рыбака своего суженого.
- Пошли, Моника!
- Пошли, - вздохнула Моника.
- Ну, пойдем, что ли! - вмешалась Аника.
- Что ты собираешься делать?
- Отвести вас к деду Георге.
- Отвести меня?
- Так велела барыня...
- А я тебе приказываю вытирать пыль в доме... Пошли, Моника!
- Целую руку!
Глаза Аники, повинуясь госпоже Деляну, с улыбкой глядели вслед красному платью, освещенному солнцем, а ее тело, прикованное к лестнице, уже готовилось выполнить приказание барышни с повадками лукавого бесенка.
- А теперь и прилечь не грех, - зевнула Профира.
Два взгляда, следившие за двумя яркими платьями, встретились в воротах: взгляд Аники с крыльца и деда Георге - с завалинки.
Синее и красное платья, точно два цветка, мелькали на белой дороге, но вдруг красное платье резко остановилось. Синее находилось в нерешительности. Тем временем красное платье свернуло с дороги в поле.
Синее платье махало красному, показывая, что к дому деда Георге гораздо ближе по дороге, чем по полю.
Дед Георге улыбнулся.
И вдруг синее платье устремилось за красным, словно синяя бабочка, привлеченная красным маком.
Дед Георге во весь дух помчался в сторону сада. Смолоду крепко запомнилось ему, что красные платья никогда не останавливаются у ворот.
Дед Георге притаился в траве у высокой изгороди в глубине сада и стал ждать.
- Гневаться станет барышня! - пробормотал он с улыбкой... - Ага!
Послышался голос Ольгуцы.
- Ты любишь ходить через ворота?
- Да, Ольгуца, почему бы и нет?
- А почему бы и да?
- Не знаю! Я так привыкла.
- Очень плохо!
- Почему, Ольгуца?
- Потому что только старики ходят через ворота. А я нет!
- Ты перелезешь через изгородь?
- Конечно... Но только не сегодня, я боюсь порвать платье.
- Тогда как же быть?
- Я знаю как.
Дед Георге нахмурился.
- Ээ!.. Здесь не пройти!! - воскликнула Ольгуца.
- Почему?
- Заделали ее.
- ..?
- Дырку в заборе.
- Аа!.. Видишь, Ольгуца! Лучше бы мы пошли по дороге!
- Да! Конечно! Чтобы совсем запылиться!.. Но почему он ее заделал?
- Не знаю, Ольгуца!
- А я знаю!
- Так почему?
- ...Бедный дед Георге! К нему в сад повадились ходить свиньи! Ну, конечно! Вот ему и пришлось заделать дыру.
- Ах ты, голубка! И не рассердилась на дедушку, - тихо прошептал дед Георге.
- Что же нам теперь делать?
- Пойдем туда.
- К воротам, - улыбнулась Моника.
- Ээ! К воротам... Где сумеем, там и войдем!
- Как хорошо, дед Георге, что ты заделал дыру! Я показала Монике, где ходят свиньи!
Дед Георге поджидал их, стоя у завалинки и тяжело дыша.
- Ничего, дедушка опять сделает так, как было!.. Пожалуйте в дом, отдохните в холодке.
Красное платье вошло в дом следом за синим, как и положено в гостях.
- Видишь, Моника, это варенье из грецких орехов...
- Я вижу!
- Видишь! Сначала попробуй, вот тогда и увидишь!.. Дай, дед Георге, я подержу поднос.
- Как можно, барышня! Кушайте и запивайте холодной водицей...
- А ты, дед Георге?
- Благодарю покорно, барышня! Я уже старый... Мне ничего не нужно!
- Ты хочешь меня обидеть, дед Георге?
- Ну, уж возьму!
- Видела, какое варенье? - строго посмотрела Ольгуца на Монику.
- Очень вкусное! Спасибо, дед Георге!
- Такого варенья больше нигде не найдешь! - решительно произнесла Ольгуца, по-прежнему глядя на Монику.
- И tante Алис варит очень хорошее варенье!
- Да что ты понимаешь! Такого варенья никто не варит! Это точно!
Дед Георге провел ладонью по усам... Та же кухарка варила и ему варенье.
- А теперь садись, - пригласила Ольгуца Монику... - Это лавка. Верно, дед Георге?
- Верно! Все-то знает наша барышня!
- Видишь, Моника!
- Ольгуца, как хорошо пахнет!
- Еще бы! Пахнет очень хорошо... Ага!.. Где же они, дед Георге?
- Что, барышня?!
- Будто я не знаю!
- Что?!
- От Оцэлянки?
- Оцэлянка?!
- Конечно, от Оцэлянки!
Вскарабкавшись, по заведенному обычаю, на плечи к деду Георге, Ольгуца сняла миску с балки.
- Конечно! Только у деда Георге и бывают такие груши.
- У деда Георге?
- Ну да!
- А ты говорила, что они от Оцэлянки.
- Какое это имеет значение! - рассердилась Ольгуца... - У Оцэлянки они только вызревают!
- Дедушка даст вам полотенце... чтобы не запачкались... уж очень они сочные!
- И сладкие! - добавила Моника, откусывая кусочек груши и держа носовой платок наготове.
- И спелые! - расхваливала Ольгуца, с гордостью поглядывая на капли сока, упавшие на полотенце.
- Дедушка сам выбирал!.. Жалко, что от Оцэлянки, - тихо вздохнул дед Георге.
- Дед Георге, покажи книги!.. Моника их не видела!.. Посмотри, что есть у деда Георге!
- Всякое старье, барышня, - улыбнулся старик, с благоговением снимая со столика под иконой старинную книгу.
- Ольгуца, а это от меня! - обрадовалась Моника, увидев шелковую закладку между открытыми страницами.
- Да... Деду Георге нужна была закладка для книги!
- И у бабушки была точно такая!
- Конечно... как и у деда Георге.
Ольгуца и Моника тесно придвинулись друг к другу на лавке. Старая Библия своей закопченной обложкой расположилась на красном и синем платье... Дед Георге сел на круглую скамеечку у ног девочек. Ольгуца осторожно перевернула страницу. В самом начале следующей страницы на черном фоне пылала красная буква, словно гвоздика в окошечке монастыря...
- Видишь, Моника?! Читай, если можешь.
- А ты можешь?
- Ээ!.. Только дед Георге может.
- Ты правда умеешь, дед Георге?
- Умеет дедушка, умеет. Это - кирилловская грамота.
- Даа?
- Конечно. Это очень трудно, - покачала головой Ольгуца.
Они разговаривали приглушенно, как у печной дверцы.
- Дед Георге, мне хочется послушать, как ты читаешь! - попросила Моника, перекидывая на спину косы.
- Конечно. Почитай, дед Георге!
- Только очки надену.
- И у бабушки тоже были очки.
- Конечно, как и у деда Георге!
- Ольгуца, как хорошо у деда Георге!
- Конечно, очень хорошо.
Дед Георге откашлялся, вздохнул и, держа Библию на растопыренных ладонях, торжественно откинул назад голову.
- Правда, дед Георге красивый?
- Да, Ольгуца, - шепотом ответила Моника... - Будем слушать!
"Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и матерь Его..."
