Рихард Вурмбрандт - Христос спускается с нами в тюремный ад
Любовь за ненависть
За это время в Тыргул-Окна была доставлена группа каторжных рабочих со свинцового рудника. Их поместили в особую камеру. А после того, как стало известно, что некоторые из вновь прибывших были священниками, навещавшие их исповедовались у священников и тем самым завоевали их доверие. Мужчины со свинцового рудника открыто говорили о тайной духовной и политической деятельности. Вслед за этим их переселили в большую камеру с целью переобучения, и они узнали, что разговаривали со шпиками.
Одного из них избили до крови и поместили в комнату номер 4. Он рассказал, что ответственный "перевоспитатель" был хорошо сложенным молодым человеком. Он все время смеялся и шутил. "О! это причинило вам боль? говорил он. - Тогда сейчас попробуем что-нибудь другое. А как теперь? Понравилось?"
"Попадись этот парень мне однажды в руки, - сказал избитый. - Я сдеру с него шкуру заживо!"
"Вот это правильно, - прохрипел старый крестьянин Бадарис, - а потом надо сверху посыпать перцем и солью, это подействует".
Ежедневный молитвой Бадариса было: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Разбей коммунистов, о Господи! Пусть они сдохнут, пусть они страдают, собаки!"
"Зачем так говорить? - спросил я его. - Это не то, что ожидает от нас Христос".
Он поднял свои кулаки, молясь к небу: "Я сказал это, потому что Бог не пропустит в рай тех, кто не проклянет этих ублюдков".
Многие, так же как Бадарис жили в надежде на тот день, когда они смогут пытать своих палачей. Они верили в ад, верили в то, что должно быть такое место, где мучаются коммунисты.
"Мы не должны давать в себе место для ненависти, - сказал я. - Такие люди, как Борис [21] , сломались под ужасным давлением".
Теперь в комнате номер 4 плохо отзывались о Борисе. Чтобы доказать свое обращение в коммунизм, он избил доктора Алдеа, который ясно продемонстрировал свое презрение Турку и другим врачам ЗКУ. Это сделало Бориса самым ненавистным человеком во всей тюрьме. На спине и на плечах Алдеа были болезненные нарывы, и Борис бил его по спине. Заключенные пожертвовали бы своей жизнью за Алдеа, как и он ради них жертвовал своей. После побоев врачу предоставили место в палате номер 4. Вскоре туда пришел один человек и сказал, что доктора Алдеа зовет один очень тяжелый больной заключенный.
"Доктор слишком болен, чтобы пошевелиться", - сказал аббат.
Алдеа спросил: "Кто это?"
"Борис", - ответил человек.
С сильной болью Алдеа выбрался из постели. Никто не сказал ни слова, когда он вышел из комнаты.
Крепче тюремных стен
Аббат Иску иногда рассказывал нам о том опыте, который он приобрел в колонии рабов по строительству канала между Дунаем и Черным морем. Люди там умирали тысячами от голода и жестокого обращения. Строительство канала велось в основном по настоянию русских, он помог бы им еще быстрее выкачивать из Румынии продукцию, чем это делалось до сих пор. Это был грандиозный проект, и его рассматривали исключительно как символ коммунистического прогресса. Когда некоторые инженеры высказали опасение, что река не сможет обеспечить канал и оросительную систему водой, они были расстреляны как"экономические саботажники". Деньги из государственного бюджета Румынии были расточительно брошены на строительство канала, в котором было занято свыше 200.000 политических и уголовных заключенных с 1949 по 1953 годы.
Аббат находился в Поарта Альба, в одной из колоний для заключенных, расположенных вдоль линии строительства. Там в ветхих бараках за колючей проволокой жили 12.000 человек. Каждый из них должен был в течение дня вырыть ручными орудиями восемь кубических метров земли. Под побоями надсмотрщиков, втаскивали они груженные с верхом ручные тачки наверх по крутым склонам. Зимой температура опускалась до минус 25 градусов Цельсия. Вода доставлялась в бочках замороженной. Свирепствовали болезни. Многие заключенные прорывались в запретные зоны в надежде быть застреленными.
Самые жестокие уголовники назначались руководителями "бригад", состоявшие приблизительно из ста заключенных. За хорошую работу их награждали продовольствием или сигаретами. Христиан сгоняли в так называемые "бригады священников", где избивали каждого, кто хотя бы тайком крестился, как многие православные, привыкшие осенять себя крестным знамением, словно это было рефлексом. Не было ни выходных дней, ни Рождества, ни Пасхи.
И, тем не менее, рассказывал аббат, он был свидетелем благороднейшего поступка в Поарта-Альба. Молодого католика, отца Кристеа, ненавидел православный священник, занимавшийся стукачеством. Последний спросил его: "Почему вы так часто держите глаза закрытыми? Вы молитесь? Я настоятельно прошу вас сказать правду. Вы все еще верите в Бога?"
"Да" означало по меньшей мере удар кнутом. Отец Кристеа раздумывал некоторое мгновение. "Я знаю, Андрееску, что вы меня искушаете, как фарисеи искушали Иисуса, чтобы потом вы смогли донести на меня. Но Иисус сказал правду, и я хочу вам также ее сказать: "Да, я верю в Бога".
"О, и вы также верите в папу?" - продолжал Андрееску. Кристеа ответил: "Я также верю в папу".
Андрееску заспешил к политическому руководителю. Он как раз шел по противоположной стороне и приказал Кристеа выйти вперед. Отец Кристеа был худым и уже на исходе сил. Он дрожал в своей рваной одежде. Начальник был упитанным, закутан в пальто, а на голове у него была русская меховая шапка. "Я слышал, что вы верите в Бога?" - сказал он. Отец Кристеа открыл рот, чтобы ответить. В тот момент можно было понять, почему в Евангелии от Матфея в начале Нагорной проповеди сказано: "Иисус, отверзши уста Свои, говорил" это само по себе удивительно, потому что никто не говорит с закрытым ртом. Теперь Кристеа только открыл рот, чтобы начать говорить, но каждый понимал, что в этот момент из его рта выйдет драгоценная жемчужина. Христиане застыли в благоговении.
Кристеа сказал: "Когда я был посвящен в сан, мне было известно, что тысячи священников на протяжении всей истории христианства платили своей жизнью за веру. Когда я подходил к алтарю, я обещал Богу: "Я служу теперь в прекрасном облачении. Но даже, если меня бросят в тюрьму, я хочу всегда служить Тебе". Господин лейтенант, тюрьма не является аргументом против веры. Я верю в Бога".
Наступившая тишина нарушалась лишь шумом ветра. Казалось, что у лейтенанта не было слов. Наконец, он сказал: "А выверите в папу?" И был ответ: "Со времени Святого Петра всегда поставлялся папа, и он будет всегда, пока не вернется Иисус Сегодняшний папа не заключил мира с коммунизмом. Его последователи также не сделают этого. Да, я верю в папу".
Аббат закончил свою историю и сказал: "Мне крайне трудно было простить своего православного брата, который стал шпиком. Я не приверженец Рима, но в тот момент охотно бы закричал: "Виват, папа!"
"А что случилось с отцом Кристеа?" - спросил кто-то. Его на неделю заперли в карцер, где можно было только стоять, нельзя было спать. Его сильно били. Когда впоследствии он все равно не отрекся от веры, его убрали. Больше мы его уже не видели.
Бунт
Переобучение требовало каждый день новых жертв. Все очевиднее становилось, что мы все шли или навстречу "обращению" или смерти, если чего-то не произойдет. В комнату номер 4 просочился слух, что среди жертв партийных чисток, коммунистических заключенных - самых смелых среди нас зрело сопротивление. Охранники обращались с ними осторожнее, потому что те, кто сегодня сидел в тюрьме, вчера сами обладали могуществом. И можно было предположить, что завтра они снова вернут себе свое положение.
Христиане совещались, что делать. Должны ли они в случае призыва, принять участие или это было поводом "подставить другую щеку?" Некоторые были против насильственных мер.
Я сказал: "Иисус изображался обычно "кротким и милосердным", но Он был и борцом. Кнутом Он изгнал торговцев из храма, а своим последователям дал в качестве руководства Ветхий завет с его огненным пылом".
Так мы решили сотрудничать с мятежниками. Но лишь немногое могло остаться в тайне. Среди нас находилось много стукачей. К тому же, нашему единству мешало недоверие между антисемитами и евреями, крестьянами и помещиками, православными и католиками.
В Тыргул-Окна были развлекательные программы. Одной из них был еженедельный футбол. Стадион находился совсем близко от тюрьмы. Празднование 1 мая сопровождалось новым жестоким потоком переобучения. До нас дошли слухи, что в этот праздник в пять часов дня на стадионе должна состояться игра, на которой будет присутствовать весь город. Это был шанс начать демонстрацию. Один из нас должен будет давать сигнал, разбивая окно.
Вскоре, после того как началась игра, где-то раздался тихий звон разбитого стекла. В тюрьме воцарился дикий хаос. Дребезжали окна, из них выбрасывались тарелки и ложки разбивались на куски стулья. Кто-то беспрерывно кричал: "Помогите, помогите". Из верхних окон, откуда можно было обозреть стадион, мужчины кричали: "Нас здесь пытают! Ваших отцов, братьев и сыновей убивают!"
