Мария Романушко - Вырастая из детства
Сжимаю губы ещё плотнее.
– Лена, открой сейчас же рот! Ведь мы договаривались, ты мне обещала, – говорит строго бабушка.
– Девочка, да ты не бойся, – говорит медсестра. – Это же совсем не страшно. Доктор только посмотрит – и всё.
…Ну, потом они пытались открыть его силой. Мой рот. Они взяли меня в оцепление – доктор, бабушка и медсестра. А потом ещё одна медсестра прибежала – из соседнего кабинета. Двое держали меня за руки, кто-то – держал мою голову, чтобы я ею не крутила, а доктор пытался докопаться до моих зубов… Не тут-то было! Не на ту напали. Они взмокли, все четверо, но рта мне так и не открыли! Я – победила.
– Увы!… я не могу справиться с вашим ребёнком, – сказал устало измученный доктор. – Это какой-то феномен! У меня таких ещё не было…
Мы шли домой, и бабушка меня сильно ругала.
– Ты меня опозорила! – говорила она. – Мне никогда ещё не было так стыдно, как сегодня. Ладно, живи с кривым зубом! Как хочешь…
В ВАСИЛЬЕВКЕ
Ездили с бабушкой в Васильевку. В её родное село, где живут её сёстры. Поселились, как всегда, в хате у бабушки Моти и тёти Зои. Бабушка Мотя – старшая бабушкина сестра, а тётя Зоя – бабушкина племянница. В этой хате когда-то родилась и моя бабушка.
Я люблю эту белую хату под соломенной крышей. Здесь прохладный земляной пол, вышитые рушники на стенах, всегда пахнет свежим хлебом и парным молоком…
В Васильевке бабушка рассказывает всем родственникам страшные истории из жизни любимой внучки: как я испугалась и стала заикаться. Как ободралась на плитах. Как наделась на колючую проволоку. И как четыре взрослых человека не смогли открыть мне рот…
А зуб уже действительно сильно мешал мне. От того, что их было два в одном месте.
От бабушки я слышала когда-то историю, как кто-то вырвал себе зуб с помощью нитки и дверной ручки. И я решила попробовать…
Закрылась в хате. Взяла нитку, привязала один конец к шатающемуся зубу, а второй конец – к дверной ручке. Дверь эта открывалась наружу. Я громко позвала бабушку…
Бабушка вошла в хату и, потянув на себя дверь, открыла её… Нитка при этом сильно натянулась и потянула мой зуб – я ощутила острую боль – хлынула кровь… И зуб повис… Но – не выпал!
Бабушка потащила меня во двор, чтобы я своей кровищей не замарала чистые половики…
Опутав зуб ниткой, бабушка дёргала его изо всей силы. Бабушка была сильная, но зуб не хотел ей сдаваться. Лилась кровь, вокруг нас обступили розовые и вишнёвые мальвы, молчаливые свидетели страшной кровавой сцены. Я кричала на всё село…
– Ну и голосище у тебя! Умолкни хоть на минуту! Оглохнуть можно! – кричала бабушка ещё громче моего и продолжала играть роль зубного врача.
А злосчастный зуб неколебимо держался за десну… огромным корнем!
Да, молочный зуб оказался с корнем. Хотя так не бывает. Но так было. Бедная бабушка упарилась, пока выдрала его.
А я ещё долго потом приходила в себя… Лежала в прохладной хате на полу, отказывалась от еды и только пила холодную колодезную воду… На меня приходили посмотреть родственники. Качали головами, говорили с уважением: «Какая… сильная девочка!» «Это надо же такое! Молочный зуб – с корнем! Подумать только…» И бабушка демонстрировала всем желающим это чудо природы – молочный зуб с большущим корнем. Корень был значительно больше зуба!
Зачем моему молочному зубу понадобился корень, осталось навсегда загадкой…
А потом бабушка зарыла его где-то на огороде…
Вот такая история.
Пожалуй, тогда впервые услышала я от бабушки фразу, которую в дальнейшей жизни слышала потом всё чаще и чаще: «У тебя всё – не как у людей».
* * *
…Вот так всю жизнь. Каждая мелочь пускает в душу цепкий корень.
С любой малостью трудно расставаться. А если что-то и приходится отрывать от себя – то всегда с болью и с кровью.
Порой мне кажется, что мой дом, моя жизнь, моя душа представляют собой огромный кладезь того, с чем я не могу расстаться…
САМАРА
В Васильевке есть чудесная речка – Самара. Тихая и ласковая, с белым-пребелым песочком на берегу… И дно у неё нежное, песчаное… И вода – чистая, прозрачная…
Как сквозь стекло, видно много-много рыбок… Это – карасики. Они носятся весёлыми стайками…
Бабушка хорошо плавает. Она хочет научить плавать и меня, но я наотрез отказываюсь. Хотя течения почти не чувствуется и вода тёплая, как парное молоко…
– Где же ещё учиться плавать, как не тут? – говорит бабушка.
Но меня страшит глубина, я впадаю в панику, когда не чувствую под ногами дна…
– А ты, оказывается, трусишка, – говорит бабушка. – Твоя мама в этом возрасте уже плавала. Переплывала на тот берег, а тогда Самара была значительно шире, чем сейчас…
Хотя мне неприятно осознавать себя трусихой, но я не могу победить свой страх перед глубокой водой. Нет, уж лучше плескаться у самого бережка, играть золотым песочком, смотреть на тёмный дубовый лес на другом берегу, слушать кукушку и восхищаться бабушкой, которая отважно плавает на глубине…
Я люблю ходить с бабушкой на Самару.
Мы идём босиком, и наши ноги увязают в горячей, мягкой пыли…
Мы идём мимо большущей клумбы разноцветных петуний… петунии очень сильно пахнут… они всегда цветут здесь на косогоре, на солнечном припёке…
Не было года, чтобы мы приехали в Васильевку – и не было здесь этой клумбы с петуниями…
* * *
Запах петуний в моей взрослой жизни – он так много говорит мне!
Он мгновенно воскрешает Васильевку времён моего детства. Белые хатки под соломенными крышами… ощущение горячей пыли под ногами… бабушку – рядом со мной… а вдали – синюю ласковую речку с весёлыми карасиками в прозрачной воде…
Моя любимая Васильевка живёт в запахе петуний…
НА ТЕЛЕГЕ
Моя тётя Зоя работает птичницей.
Ферма где-то далеко за селом. Мы едем туда на телеге с зерном.
Гнедая лошадка, не спеша, бежит среди жёлтых пшеничных полей…
Мы с бабушкой сидим прямо на зерне. Солнце горячее, а зерно – прохладное, нежное… Я окунаю в него руки по самые локти…
Пересыпаю зёрна с ладони на ладонь…
Мне так нравится эта золотистая, прохладная сыпучесть… это множество, бесчисленность, несметность… так бы и пересыпала с ладони на ладонь… так бы и окуналась, погружалась в него…
* * *
Зёрна… крупинки… ёлочные иглы… песчинки… – такие понятные и осязаемые образы таинственного Времени… Всю жизнь они притягивают и завораживают меня…
Всю жизнь, с раннего детства, я люблю пересыпать их с ладони на ладонь… окунаться в их сыпучую несметность…
И когда пересыпаешь их с ладони на ладонь, то понимаешь, что нет ни прошлого, ни будущего… что всё – вместе, рядом, вперемешку…
ОДНОВРЕМЕННО!
Прошлое, настоящее и будущее – у меня на ладони…
НА ФЕРМЕ
Птицы, птицы, и все – белые, белые…
Куры и гуси… Их – великие толпы, как людей на первомайской демонстрации…
Маленький прудик, белый и пушистый от птичьего пуха…
Вся земля белая от перьев – как будто в снегу…
Здесь работает моя тётя Зоя. Какая она счастливая – работать среди такой красоты! Среди такого веселья!… Все эти толпы птиц кудахчут, гогочут – как будто хохочут!…
Иногда мне жалко, что я родилась не в деревне.
Хорошо было бы жить среди птиц и цветов… Спать на прохладном глиняном полу в белой хатке, под соломенной крышей… Ходить босиком по горячей пыли… Есть из глиняных мисок деревянной ложкой… Пить вкусную колодезную воду… Срывать сладкую сливу прямо с дерева…
Какие они счастливые, деревенские люди!
И пока я кое-что не поняла про их жизнь, Васильевка казалась мне настоящим земным раем…
Никогда не забыть:
…я стою у белого пруда – а вокруг эти белые, белые птицы!… птицы! птицы!…
Так много белых птиц можно встретить, наверное, только в раю…
ОБРАТНО В ОРЕНБУРГ
Езда в переполненном поезде – духота, жарище!…
Сижу в тамбуре на полу, свесив ноги в открытые двери вагона…
Бабушка читает в купе книжку и даже не догадывается, как я спасаюсь от жары.
Рядом со мной сидит молодой парень, наш сосед по купе, – точно так же свесив ноги в открытые двери вагона…
Меня обдувает горячим ветром!… Пахнет мазутом, горячими шпалами… Мелькают телеграфные столбы… гудят, звенят, поют провода… долгий, хриплый крик паровоза… чёрный дым… стучат, как тысячи барабанщиков, колёса на стыках…
Жёлтые поля… полустанки… стада на полях… речки и мосты… озёра и болотца… огромные заводы, пыльные, белые от цемента… и вновь поля, шелестящие леса и рощицы… и жёлтые холмы…
Сколько можно вот так ехать, чтоб не наскучило?… Наверное, всю жизнь!
