Карел Чапек - Метеор
XX
О фантазии говорят, что она блуждает. Может быть,(иной раз это и так (только не в художественной литературе), но гораздо чаще фантазия бежит, чуткая и внимательная, словно охотничий пес, вынюхивая свежий след. Она сопит от усердия, рвется с поводка и тянет нас то туда, то сюда. Вы охотник и знаете, что собака, идущая по следу, как бы ни был извилист ее путь, не блуждает, а держится его упорно и настойчиво. Должен вам сказать, что правильно натренированная фантазия не имеет ничего общего с неопределенным мечтательством. Она работает и притом весьма ревностно и целеустремленно. Правда, иной раз ей приходится остановиться или бежать зигзагами, но лишь затем, чтобы убедиться, что это не то направление, которое ей нужно. Куда ты спешишь, неугомонная собачка, за чем гонишься, где твоя цель?
Цель? Какая цель? Я бегу за кем-то живым и еще не знаю, где его настигну.
Поверьте мне, писать роман - занятие, больше похожее на охоту, чем, например, на постройку храма по готовым чертежам. До самого последнего момента нас подстерегают сюрпризы - мы попадаем в самые неожиданные места, но лишь потому, что в упоении неуклонно идем по горячему следу. Преследуя белого оленя, мы почти случайно, мимоходом, открываем новые страны. Творчество - это приключение; и больше я не стану расхваливать это занятие,- довольно! Заблудиться невозможно, пока мы точно придерживаемся следа. Куда бы мы по нему ни шли, хоть на Стеклянную гору или за огненным хвостом метеора, направление избрано правильное, и, слава богу, мы не сбились с пути. Стоит ли говорить здесь о том, как худо писателю, если он собьется с пути; умолчим о недостойных и беспомощных попытках двигаться дальше, о бесславном возвращении, когда фантазия, как усталый и пристыженный пес, плетется за нами следом, вместо того чтобы бежать впереди...
Говоря по существу: к черту фантазию, она не нужна, она не помогает нам заглянуть дальше кончика собственного носа, если бока ее не вздрагивают, как у ретивого охотничьего пса. Пусть лучше она ляжет у ваших ног, если не чует еще незримого пути и не рвется, высунув язык, бежать по следу до самого конца. То, что называют талантом, это в большинстве случаев увлечение или одержимость, стремление .преследовать что-то живое, гнаться за зверем, затерявшимся в просторах мира. Мир, дорогой мой, велик, его не объять нашим опытом, он состоит из горсточки фактов и космоса возможностей.
Все, чего мы не знаем, - это возможность, а каждый отдельный факт - лишь звено в цепочке предшествующих и будущих возможностей. Ничего не поделаешь; если мы идем по следам человека, нужно пуститься в этот мир домысла, нужно вынюхивать все возможные шаги героя, прошлые и будущие, надо преследовать его своей фантазией, чтобы он предстал перед нами во всей своей пока еще не выявленной реальности. Совершенно неважно, взят он из жизни или целиком вымышлен. Он может быть Ариелем или коробейником, оба сотканы из чистого и бесконечного материала возможности, в которой содержится все, в том числе и подлинно сущее. То, что называется былью или героем, взятым из жизни, для нас лишь одна из тысяч возможностей, да еще, быть может, не самая закономерная и значительная. Всякая быль - это лишь наугад раскрытая страница или наугад прочтенное слово в сибиллиной Книге мудрости; мы же хотим знать больше.
Я пытаюсь объяснить вам, что, руководясь фантазией, мы переступаем рубеж бесконечности, выходим в мир, не ограниченный нашим опытом, лежащий за пределами познания, содержащий неизмеримо больше того, что нам известно. И скажу вам, что мы ни за что не отважились бы вступить в эти беспредельные края, если бы не ворвались туда совсем случайно и внезапно, в стремительной погоне за чем-то, ускользавшим от нас. Если бы бес-искуситель шептал нам: "Ну-ка, придумай что-нибудь несуществующее", мы бы смутились и отказались от столь пустого и бессмысленного занятия. Нам было бы страшно пуститься без цели в неизвестном направлении по этому Mare tenebrarum 1. Зададимся же вопросом: какой смысл человеку, который не хочет, чтобы его считали безумцем или обманщиком, выдумывать что-то несуществующее? Есть только один ответ, к счастью, ясный и несомненный: оставьте его в покое - он не может иначе. Он поступает так не по своей воле, его тянет, как на аркане, он гонится за чем-то, и его извилистый путь это путь необходимости. А что такое необходимость, спросите не его, а бога.
Почему, спрашивается, мое внимание так занимает человек, упавший с неба? Почему именно он, а не Ариель или Гекуба? Что мне Гекуба! Но ведь может случиться и так, что на некоторое время для меня не будет ничего более важного в мире, чем Гекуба, что я стану единоборствовать с ней, пока она не благословит меня, как ангел Иакова. И милостью судьбы мне будет суждено найти в своей душе жизнь и страдания старой, опухшей от слез женщины. А впрочем, бог с ней, с Гекубой! Быть может, я лишь по легкомыслию не уделяю ей должного внимания, но, как я уже сказал, сейчас меня занимает человек, который не долетел до своей цели.
И виноваты в этом, по-моему, вы; вы сказали со своей обычной деловитостью: "А какого черта он летел в такую бурю?" Да, вот именно, какого черта? Черт побери, какого черта? Тысяча чертей, какого черта он летел в такую бурю? Какая неотложная, неотвратимая причина заставила его предпринять этот безрассудный полет? Тут есть чему удивиться и о чем поразмыслить. Да, человек может случайно погибнуть при катастрофе. Но если он летит всему наперекор, это уже не случайность. Ясно, что по каким-то причинам он должен был лететь. Вот тут, над этими
1 Море мрака (лат.).
обломками, похожими на груду поломанных игрушек, завершилось крупное событие, в котором слились случайность и необходимость. Необходимость и случайность - две опоры треножника, на котором восседает Пифия. Третья опора - это тайна.
Вы показали мне этого человека без лица и без имени - человека без сознания. Сознание - последний паспорт жизни; у кого его нет, тот поистине Неизвестный в самом строгом и мрачном смысле этого слова. Когда вы стояли над постелью пациента Икс, не мучила ли вас мысль, что мы обязаны установить его личность, что. это наш нравственный долг перед ним? Мучила, я видел это по вашим глазам!
"Хоть бы узнать, кто он такой и куда спешил, тогда можно было бы сообщить его близким, что он здесь, и этим выполнить долг гуманности". Я не так гуманен, как вы, я не думал о его делах, меня обуял азарт следопыта. И теперь меня не удержит никто и ничто.
Счастливо оставаться, а я отправляюсь по следу!
Но поскольку он Неизвестный, я выдумаю его, начну искать его в его возможностях. Вы спрашиваете, какое мне до него дело? Если бы я это знал! Знаю только одно - сейчас я одержим мыслью о нем.
XXI
Я сказал "азарт следопыта" и убеждаюсь, что это верно. Возник этот азарт чисто случайно и благодаря такому пустяковому обстоятельству, что просто стыдно сознаться. Когда пострадавшего привезли к вам, вы сказали, что его документы, видимо, сгорели, а в карманах нашлась лишь пригоршня монет: французских, английских, американских и голландских.
Меня поразила такая коллекция. Правда, можно было предположить, что человек побывал во всех этих странах и потому в его карманах осталась неизрасходованная мелочь. Но сам я, путешествуя, всегда стараюсь на границе избавиться от мелких монет страны, которую покидаю: во-первых, потому что их уже больше не обменяешь, во-вторых, для того, чтобы они не путались с другими. Мне пришло в голову, что для нашего Икса все это, видимо, была привычная мелочь и он жил в странах, где она постоянно в ходу.
Ага, сказал я себе, Антильские острова, - ПуэртоРико, Мартиника, Барбадос и Кюрасао - таковы американские, британские, голландские и французские колонии с валютой метрополий.
Психологически мотивируя этот скачок моей мысли от пригоршни монет к Вест-Индии, я вспоминаю, что:
1. В тот день дул сильный ветер, который напомнил мне ураган: ассоциация с Подветренными островами и знаменитыми циклонами Карибского моря.
2. Я был расстроен, зол на себя, недоволен собой и своей работой. Мысли мои блуждали, меня тянуло куда-то, я тосковал о далеких экзотических странах: для меня это обычно Куба остров моих грез.
3. Навязчивая, с оттенком зависти мысль о том, что пострадавший прилетел откуда-то издалека. Отсюда невольная связь моего плохого настроения с происшедшим событием.
4. И наконец само происшествие - авария самолета, сенсация, вызывающая почти приятное волнение и одновременно желание разукрасить ее романтическим домыслом. Характерно, что катастрофы с человеческими жертвами особенно действуют на нашу фантазию.
Все это предопределило мою - сейчас я вижу, что весьма шаткую, - гипотезу: судя по пригоршне монет, путешественник прилетел из Вест-Индии. Но в тот момент я был просто в восторге от своей проницательности и считал ясным как день, что потерпевший жил на Антильских островах. Я был взволнован и очень доволен собой. Когда вы вели меня к постели пациента Икс, я шел в полной уверенности, что иду поглядеть на пришельца с островов моей мечты. Я не сказал вам о своем открытии, опасаясь, что вы пренебрежительно хмыкнете," - есть у вас такая скверная привычка. Мне не хотелось, чтобы вы брали под сомнение гипотезу, которой я был прямо-таки покорен.
