Карел Чапек - Гордубал
Вот опять колет; теперь колет все время - вверх ли идешь, или вниз. Чуть-чуть повыше опять туман., Но это уже не туман, а облака, носом можно учуять, как они пропитаны влагой. Осторожнее, не стукнуться бы об них головой! Вот дорога перевалила через хребет; теперь Гордубал идет в облаках; в трех шагах ничего не видно. Приходится пробираться на ощупь, сквозь густой туман, не зная, где ты. И Гордубал, хрипло дыша, медленно, с трудом поднимается к облакам.
Заморосил мелкий холодный дождь. Наверху, на полонине, пастух Миша накинул на голову мешок и, щелкая кнутом, гонит волов к шалашу. Что это рядом с ним? Не разберешь - зверь, куст или камень. А, это умный песик - Чувай! Чувай обегает стадо и сам гонит волов. Звон доносится из тумана.
Миша сидит на пороге пастушьей хижины и глядит во мглу. Туман временами редеет, и видно, как волы жмутся друг к другу. Потом все опять заволакивается тучами, слышен только шелест дождя.
Сколько сейчас может быть времени? Наверно, около полудня. Чувай вскакивает, настораживается и тихо ворчит. Из тумана появляется тень.
- Ты здесь, Миша? - окликает сиплый голос.
- Здесь.
- Ну, слава богу!
Это Гордубал, он промок насквозь, зуб на зуб не попадает. Со шляпы струйками стекает вода.
- Что шляешься под дождем? - сердито спрашивает Миша.
- С утра... не было дождя, - сипит Юрай. - Ночь была ясная. Это хорошо, что дождь... земле дождь нужен.
Миша, задумавшись, моргает.
- Погоди, я костер разведу.
Гордубал сидит на сене и глядит на огонь. Потрескивают, дымят дрова. Тепло разливается по телу Юрая - да еще Миша накинул ему на спину мешок.
Уф, даже жарко! Словно в майне. Юрай стучит зубами и гладит мокрого вонючего Чувая. Э-э, что там, я и сам-то пахну как мокрый пес.
- Миша, - запинаясь, говорит Юрай, - а что... там... за сруб в лесу?
Миша кипятит в котелке воду и бросает в нее какие-то травы.
- Я знаю, худо тебе, - ворчит он, - и чего шляешься под дождем, дурень?..
- У нас в майне была штольня, - торопливо рассказывает Юрай, - там всегда капала вода. Всегда. Кап-кап-кап, точно часы идут... А знаешь, у Герпаковой родился ребенок. Полана ходила поглядеть... Нигде нет работы, Миша, никому не нужны люди.
- А ведь все новые родятся, - ворчит Миша.
- Надо, чтобы родились, - трясется в ознобе Юрай, - для того и женщины на свете. Ты не женатый, не знаешь, не знаешь ничего, Миша. Ну что ты можешь сказать, раз не женат? А надо, брат, обо всем подумать. Надо, чтобы было записано, "за любовь ее и верность супружескую". Иначе люди могут бог знает что сказать. Эх, жалко, украли у меня три тысячи долларов. Зажила бы она, как барыня, а? Правда! Ну, скажи, Миша?
- Верно, - бормочет Миша, раздувая огонь.
- Вот видишь. А мне говорят - дурень. Завидуют, что такая жена у меня. Голову держит высоко, как господский конь. Вот какой народ: все норовят обидеть человека. Пошла-то она всего лишь к соседке, взглянуть на ребеночка, а люди болтают бог весть что. Растолкуй им, Миша, что я сам видел, как она вышла от соседки.
Миша серьезно кивает головой.
- Скажу, все скажу.
Юрай переводит дух.
- Я затем и пришел, понял? Ты не женат, тебе не за что мстить мне. Мне они не поверят. Ты им скажешь, Миша? Пусть поймут, что пришлось нанять батрака, раз хозяин был в отлучке. Полана на чердаке запиралась, крючок крепкий такой, я сам видел... А Герич городит всякую чушь! Мол, восемь лет и все такое. Скажи, кто знает ее лучше - Герич или я? Поведет плечом - и грудь опять под рубашкой... Тот парень, что был внизу у потока, не наш, он леготский, я сам видел. Он пришел с той стороны. А люди - сразу за сплетни.
Миша качает головой.
- На, выпей-ка это, помогает.
Юрай глотает горячий отвар и глядит в огонь.
- Хорошо у тебя тут, Миша. Ты им все расскажи, тебе поверят. Ты, говорят, все знаешь. Скажи, что была она хорошая, верная жена... - Дым ест глаза, у Юрая навертываются слезы; нос у него совсем заострился. - Я, я один знаю, какая она! Эх, Миша! Хоть сейчас бы поехал опять в Америку, чтобы копить для нее деньги...
- Выпей-ка это разом, - говорит Миша. - Сразу согреешься.
У Гордубала на лбу выступает обильный пот. Его охватывает приятная слабость.
- Многое я мог бы порассказать про Америку, Миша, - произносит он. - Многое позабыл, да подожди, вспомню...
Миша не спеша подбрасывает дров в костер, Гордубал прерывисто дышит и что-то бормочет сквозь сон. Дождь перестал, лишь с елки над шалашом падают тяжелые капли. А туман все сгущается.
Порой замычит вол, и Чувай бежит поглядеть на стадо.
Миша чувствует на спине напряженный взгляд Гордубала. Юрай уже несколько минут не спит и глядит запавшими глазами на Мишу.
- Миша! - хрипит Гордубал. - Может человек сам с собой покончить?
- Чего?
- Может человек себе положить конец?
- Зачем?
- Чтобы не думать больше. Есть такие думы, Миша, что... Да где тебе понять... Думаешь... например, что она врет... что не была у соседки... - У Юрая дергаются губы. - Как от них избавиться, Миша?
Миша сосредоточенно молчит.
- Трудное дело. Лучше думай до конца.
- А если в конце... только конец? Может человек себе положить конец?
- Не надо, - медленно говорит Миша. - Зачем? И так умрешь.
- А скоро?
- Если хочешь знать - скоро.
Миша встает и выходит из шалаша.
- Спи теперь, - говорит он, обернувшись в дверях, и исчезает в тумане.
Гордубал пытается встать. Слава богу, ему уже лучше, только голова как-то не держится и тело точно из тряпок слабое, вялое.
Юрай выходит из шалаша. Кругом туман, не видно ни зги, только слышатся колокольцы - тысячи волов пасутся в облаках и звенят колокольцами. Юрай бредет неведомо куда. "Надо вернуться домой", - думает он и идет.
Идет куда глаза глядят. Иногда ему кажется, что под гору, - он точно валится в бездну. Временами похоже, что лезет он в гору, - и это так трудно, дыхание захватывает в груди. Э, все равно, лишь бы домой. И Юрай Гордубал погружается в туман.
XXIV
Гафья нашла отца в хлеву. Коровы беспокойно мычали, и Полана послала ее поглядеть, что случилось. Гордубал лежал на соломе и хрипел.
Он уже не противился, когда жена отвела его в избу, только как-то недоуменно и с усилием поднял брови. Полана раздела его и уложила в постель.
- Дать тебе чего-нибудь, Юрай?
- Ничего, - пробормотал он и опять забылся.
Ему снилось что-то, - вот не вовремя разбудили! Но что это было? Нет, Герич не был в Америке... Все опять спуталось, придется начать сначала. Эх, как давит грудь! Верно, это песик Чувай улегся на меня.
Юрай беспокойно гладит волосатую грудь. Спи, спи, мохнатый, как у тебя бьется сердце! Ох, и тяжел ты, плут!
Гордубал ненадолго задремал, а когда проснулся, то увидел, что Полана стоит в дверях и испытующе смотрит на него.
- Ну, как тебе?
- Лучше, голубушка. - Он не решается заговорить, боясь, что исчезнет родной дом и возникнет опять каморка в Джонстоне. Да, да, здесь совсем как дома: расписной сундук, дубовый стол, стулья.
У Гордубала сильнее забилось сердце. Наконец-то я дома! Господи, какая же длинная дорога - четырнадцать дней на лоуэрдеке, да еще в поезде. Тело точно разломанное. Только не шевелиться, а то опять все исчезнет. Лучше закрыть глаза и думать - вот я здесь, дома.
Все опять смешалось: майнеры в Джонстоне, Гарчар, драка, - побили тогда Гордубала; Юрай бегает по штольне, увертывается, прыгает на лестницу в шахте, карабкается вверх. А сверху стремительно падает подъемник, вот-вот разобьет ему голову, ейбогу разобьет. Гордубал просыпается от собственного стона.
Нет, не надо спать, так легче. Широко раскрыв глаза, Юрай разглядывает мебель в комнате. Так легче. Гордубал чертит пальцем в воздухе и рассказывает Мише про Америку.
Я, брат, всегда шел на самую тяжелую работу. Только крикнут: "Алло, Гордубал!", я и иду. Один раз засыпало штольню, даже плотники отказались лезть. Двадцать долларов я в тот раз заработал. Сам инженер мне руку пожал. Да, Миша, вот так взял и пожал...
Гордубалу чудится, что он спускается в шахту.
Все вниз и вниз. Толстая еврейка и какой-то старик строго смотрят на него. "181-182-183", - считает Гордубал и кричит: "Стоп, стоп!" Дальше некуда.
Тут конец шахты. Но клеть мчится все дальше вниз, жара невыносимая, нет сил дышать. Куда они едут?
Видно, в самое пекло. Юрай хватает ртом воздух и просыпается. Светает. В дверях стоит Полана и напряженно глядит на мужа.
- Мне уже лучше, - шепчет Гордубал, и в глазах его появляется нежность, - не сердись, Полана, я скоро встану.
- Лежи, - говорит Полана и подходит к нему. - Что болит-то?
- Ничего. Со мной и в Америке случалось такое. Доктор говорил - флю 1. Флю. Через два дня буду здоров, как рыба. Завтра встану, голубушка. Задал я тебе хлопот, а?
- Хочешь чего?
Гордубал качает головой.
- Мне и верно полегчало сегодня. Вот хорошо бы водицы кружечку... Да я и сам могу...
1 flue - грипп (англ.).
- Сейчас принесу.
Она уходит. Гордубал поправляет подушки за спиной, запахивает на груди рубашку. А то Полана увидит меня таким пугалом, думает он. Умыться бы да щетину сбрить. Полана вот-вот будет тут, наверно, и на кровать присядет, пока я буду пить. Юрай подвигается, чтобы освободить место на кровати, и ждет. Видно, забыла обо мне, думает он. Бедная, сколько у нее хлопот. Хоть бы Штепан вернулся.
