Уильям Гаррисон Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны
– Еще раз советую вам, подождите! – сказал в заключение герцог. – Скоро наступить хорошее для нас обоих время. До свидания!
Сев на корабль в Гавре{34}, Лоу отплыл в Геную{35}, а приехав туда, снял дворец на Новой улице. Богатые генуэзцы скоро поняли, что за искусный игрок находится между ними, но они не расставались с деньгами так равнодушно, как парижане, отказываясь играть с тем, кто, по их мнению, должен был быть колдуном или плутом. Хотя Лоу и пользовался здесь большим влиянием, но не мог набить своих карманов и потому был принужден покинуть город Андреа Дориа и направиться в Рим. Здесь он очень приятно провел зиму. При открытии собрания Ридотто, которое происходило в начале карнавала, он прибавил значительную сумму к своим капиталам, хотя продолжал жить расточительно, как всегда. После Пасхи Лоу поехал во Флоренцию. Здесь он близко сошелся с принцем Конти, принцем Вандомом и великим приором{36} Франции. Этот приор был развратником, вечно нуждался и был в немилости при своем дворе. Он скрепил свою дружбу с Джоном тем, что занял у него 10 000 экю, которые тот выиграл прошлой ночью у маркиза Строцци. Могу добавить, что долг этот никогда не был уплачен.
Венеция была последним местом, где Лоу выказал свое искусство в игре. Собрания, которые он устраивал в своем дворце на Большом Канале, принесли ему такую же прибыль, какую он получил в Генуе и Риме. В это время его состояние, нажитое игрой и всевозможными удачными сделками, превышало 100 000 фунтов. Ввиду возможных сомнений, позволим себе решительно заявить, что подозрения насчет некрасивой игры, которая постоянно приписывалась мистеру Лоу, были совершенно неосновательны. Он обязан был своим успехом, как мы уже показали, всецело искусству, правильному расчету и полному хладнокровию. Герцог Сен-Симон{37}, который хорошо узнал шотландца за последнее время и не был склонен судить о нем слишком снисходительно, решительно освобождает его от этих упреков. В своей проницательной и точной оценке нашего искателя приключений он говорит: «Лоу был человеком системы, сравнения, и так искусен в игре, что без малейшего плутовства мог выиграть в карты огромные суммы, и хоть это может показаться невероятным, – только благодаря расчету».
Почти восьмидесятилетний старик, Людовик XIV, который, как справедливо говорили тогда, зажился на пятнадцать лет лишних, и все еще тянул. Джону надоело ждать его кончины, он направился в Турин, где был очень любезно принять королем Сардинии, Виктором-Амедеем, которому предложил свой план.
– Это чудесный план, – сказал мудрый король. – Но он не подходит мне. Попытайте счастья во Франции. Только такой смелый финансист, как вы, может спасти это королевство от полного разорения. Когда Людовик XIV умрет, у вас будет удобный случай. Пока же веселитесь в Турине, как сумеете.
Хотя король Сардинии отклонил предложение Лоу, он, тем не менее, оказал ему большое внимание и советовался с ним во многих случаях. Во время своего пребывания в Турине Лоу играл в фаро, как в Париже, и сумел прибавить около 10 000 фунтов к своему капиталу. Теперь он был достаточно богат, чтобы вести роскошную и легкую жизнь, если бы он этим удовлетворился. Но он смотрел на все, что было сделано до сих пор, как на безделицу, и более страстно, чем когда-либо, желал выполнить свой план.
Вскоре наступило давно желанное время. Великий монарх не устоял против судьбы, и герцог Орлеанский, вполне готовый ко всяким случайностям, преодолел сопротивление, впрочем слабое, герцога Мэна, опекуна пятилетнего Людовика XV: 2 сентября 1715 года, вопреки воле покойного короля, он заставил провозгласить себя регентом Франции с неограниченной властью на время малолетства нового государя. Лоу тотчас перевел в Париж все свои капиталы, которые перевалили тогда за 110 000 фунтов, как показывает его собственная записка герцогу Бурбону в 1724 году. Затем он простился с королем Сардинии, который снова пожелал ему успеха, и направился в столицу Франции. По дороге туда он встретил гонца с депешами от регента, который приглашал его вернуться в Париж и обеспечивал ему милость и покровительство Его Королевского Высочества. Несколько дней спустя Лоу достиг Парижа, полный ожиданий, которым на этот раз суждено было исполниться.
Проследив общественное поприще нашего героя начиная с его отъезда из Лондона в 1705 году и до приезда в Париж в 1715 году, немного остановимся теперь на его домашней жизни за это время.
Можно предположить, что сильная склонность к игре и рассеянная жизнь мало благоприятствовали супружескому счастью, и это бесспорно верно. Но, к своему счастью, Лоу обладал женой, которая действительно любила его и, не закрывая глаз на его недостатки, снисходительно относилась ко всякого рода испытаниям, не обращала внимания на нескромные поступки мужа и вполне доверяла его хорошим качествам. Сверх того, теперь самые тесные узы соединяли супругов: двое детей, девочка и мальчик, были плодом их союза. Первая из них, которой было почти девять лет, обещала быть замечательной красавицей, унаследовав лучшие черты лица от своих родителей: Мария-Катерина была самый очаровательный ребенок, вроде сильфиды, с нежно-голубыми глазами и белокурыми волосами, подобно матери, а ее лицо было копией черт отца. Брат ее Джон, годом моложе, также отличался большим сходством с родителем, от которого наследовал ловкость, понятливость, красоту и стройность фигуры. Этим детям и посвятила себя леди Катерина. Во время всех блужданий она никогда их не покидала. Их общество услаждало ее много раз в часы одиночества и скуки. Без сомнения, она предпочла бы жизнь несколько отличную от той, которую принуждали ее вести обстоятельства, но она всегда приспособлялась к склонностям своего супруга и превосходно играла свою роль в обществе. Ее замечательная наружность и обхождение, а также и знатность оказали бесконечную услугу Джону во время пребывания при различных иностранных дворах. Время только увеличило красоту леди Катерины. После девяти или десяти лет замужней жизни она казалась еще более привлекательной, несколько пополнев по сравнению с тем временем, когда Лоу впервые увидал ее. Нельзя не упомянуть об одном обстоятельстве: хотя леди всегда сопровождала своего мужа ко двору, на балы и другие собрания, но ее никогда нельзя было видеть в залах, где он играл, и никогда, мы можем добавить, ее присутствие там не было приятным мистеру Лоу, хотя он и не запрещал ей этого.
Лоу не сильно постарел. Его величавая фигура нисколько не потеряла своей стройности и красоты, лицо было прекрасно, как прежде, сохраняя свежесть кожи и женственную мягкость, отличавшие его прежде. Его обхождение, всегда вежливое, приобрело невыразимое изящество вследствие постоянного общения с членами иностранных дворов. Кроме того, удивительная способность Лоу очаровывать других нисколько не покинула его.
Жизнь среди постоянных возбуждений, поздний сон, некоторые излишества и постоянная игра должны бы были сказаться на здоровье, по крайней мере на внешности, но Лоу и в сорок четыре года все еще был, так сказать, молодым человеком. Заботясь, как всегда, о своей наружности, он по-прежнему щеголял в модных и дорогих нарядах.
Сердце Джона гордо и радостно билось, когда он входил в роскошные залы огромного помещения на Вандомской площади, заготовленного для него человеком, которого он послал переместить свои капиталы из Италии, – входил в сопровождении леди Катерины, прекрасной дочери и цветущего сына. Как возвышала его дух мысль о тех чудесах, которые ему предстоит совершить! В эту минуту возникали перед ним блестящие видения: он не мог только представить себе конца. Леди Катерина, со своей стороны, была довольна и почти также рисовала себе будущее. Утомленная путешествием, она была очень рада вернуться в Париж, свой любимый город. Разделяя с мужем постоянные неудачи его финансового плана, она естественно восторгалась той блестящей будущностью, которая теперь открывалась для него – ведь если регент ему благоприятствует, то какие могут быть препятствия? Она была довольна, что Лоу уже стоит на пути к положению, достойному его. Муж и жена часто вспоминали впоследствии те чувства, которые испытали в ночь возвращения своего в Париж.
Глава XII. Регент и аббат Дюбуа
Прежде чем продолжать наш рассказ, может быть, будет не лишним дать краткое описание герцога, который теперь захватил в свои руки бразды правления и сделался неограниченным правителем Франции.
У Филиппа Орлеана, племянника Людовика XIV, было очень много сходного с английским королем Карлом II{38}, но в нраве его было больше темных пятен, чем у английского короля. Как и Карл II, регент был веселым, жизнерадостным остряком, который не лез за словом в карман, неверующим, распутником, не уважавшим чести ни мужчины, ни женщины. Как Карл, он был щедр на обещания, которых никогда не думал исполнять, но которые давал с таким искренним видом, что никто не мог сомневаться в них. Как английский король, он был достаточно великодушен, чтобы прощать своих врагов. Когда его убеждали наказать тех, которые распускали про него клевету во время царствования покойного короля, он гордо ответил: «Регент не мстит за оскорбления герцога Орлеанского». Филипп был уверен, что способен по одному взгляду узнать нрав всякого человека, и нередко оказывался прав. Обладая замечательной памятью, он никогда не забывал того, что читал или слышал. Еще очень молодым Филипп сделал первый блестящий шаг на военном поприще, под предводительством герцога Люксембурга у Штейнкирка и Нейвинде, и приобрел бы, без сомнения, большую военную славу, кабы не зависть его царственного дяди. Осужденный на бесславную праздность, Орлеан удовлетворялся жизнью сибарита. Но несмотря на чувственность, он имел множество занятий и мог бы, если бы хотел, быть разносторонне образованным человеком. Его мать, Шарлотта-Елизавета, принцесса из баварского Пфальца, весьма умная женщина, говорила, что к рождению Филиппа были приглашены феи, и каждая дала ему по одному таланту, но одна злая фея, которую забыли пригласить, пришла непрошеная и сказала: «У него будут все таланты, кроме таланта делать из них употребление».
