Джон Чивер - Ангел на мосту
Кто-то запустил в него жестянкой из-под пива — над ним издевались все, кому не лень, и он ничего не мог противопоставить своим оскорбителям: ни чувства собственного достоинства, ни хотя бы чувства юмора. Можно, конечно, вернуться к мистеру и миссис Уэстерхейзи, туда, где на краю бледно-зеленого бассейна грелась на солнце Люсинда. Он ведь не давал никому ни клятв, ни обязательств и даже тайно, про себя, не произносил никакого обета. Так отчего же он, всегда отдававший предпочтение здравому смыслу перед человеческим упорством, — отчего он теперь не мог повернуть назад? Отчего решил продолжать свое путешествие во что бы то ни стало, даже с риском для жизни? Ведь, в конце концов, это была всего лишь шутка, выдумка, как же случилось, что простое дурачество вылилось вдруг в серьезное, важное дело?
Он не мог возвратиться назад, не мог даже восстановить в памяти точный оттенок воды в бассейне Уэстерхейзи, не мог вспомнить, как пытался вобрать в свои легкие все компоненты прекрасного летнего дня, забыл самый звук спокойных голосов друзей, твердящих на все лады, что они вчера слишком много выпили. За какой-то час с небольшим он прошел расстояние, сделавшее возврат невозможным.
Воспользовавшись тем, что одна из машин — ею правил старик — двигалась со скоростью пятнадцать миль в час, Нэд дошел до зеленой полоски травы, разделявшей дорогу. Здесь он подвергся глумлению тех, кто ехал с юга на север. Впрочем, минут через десять-пятнадцать ему удалось перебраться на другую сторону. Теперь надо было пройти небольшой кусок до поселка Ланкастер, на окраине которого размещался Спортивный центр с площадками для хэнд-болла и общественным бассейном.
Вода здесь так же, как и у Банкеров, отражала человеческие голоса, создавая ту же иллюзию сверкания и взвешенности звуков, но сами голоса звучали громче, резче, пронзительнее. Суровая дисциплина царила на многолюдной территории бассейна. У ворот висело объявление: «Пользующиеся бассейном обязаны: перед входом в воду принять душ, вымыть ноги в ножной ванне и иметь при себе опознавательный жетон». Нэд принял душ и ополоснул ноги в мутном едком растворе; запах хлора ударил ему в нос, когда он вышел к бортику бассейна, напоминавшего по форме кухонную раковину. Двое спасателей, каждый в своей башенке, через равные промежутки времени свистели в полицейские свистки и при посредстве микрофонов оскорбляли плавающих. Нэдди с тоской вспомнил банкеровский бирюзовый бассейн; опускаясь в эти мутные воды, он чувствовал, что подвергается риску смешаться с толпой, потерять свою отдельность, свою благополучность, свой шарм. Но тут же он напомнил себе, что он исследователь и пилигрим, что он просто-напросто попал в застоявшуюся заводь, небольшой омут в изгибе «Люсинды». Скорчив брезгливую гримасу, он нырнул в хлорированную жижу и поплыл, во избежание столкновений не опуская лица в воду. Это, впрочем, не помогло — его окатывали брызгами, поминутно толкали, лягали. У мелкого конца бассейна его настигли голоса спасателей.
— Эй, кто там без жетона, выходи! — кричали оба.
Он вышел — никто за ним не гнался — и беспрепятственно прошел сквозь густой аромат хлора, смешанного с испарениями косметических кремов, вышел с территории бассейна за сетку, миновал площадки для гандбола и, перейдя через дорогу, попал в парк, принадлежащий Хэллоранам, со стороны лесистой его части. Лес не был очищен от бурелома, и Нэд поминутно накалывал ноги, оступался, пока не достиг газона и подстриженной буковой ограды, окружавшей бассейн.
Нэд и Люсинда дружили с Хэллоранами. Это были пожилые и страшно богатые люди; они были ярыми реформаторами и, по-видимому, упивались сознанием того, что их подозревают в принадлежности к коммунистической партии. Разумеется, они на самом деле никакими коммунистами не были, но когда кто-нибудь — а такие находились! — принимался обвинять их в антигосударственной деятельности, они испытывали приятное волнение и гордость. Буковая ограда уже начала желтеть — должно быть, тоже грибок завелся, как у того клена на участке Леви, подумал Нэд. Чтобы предупредить Хэллоранов о своем приближении, он дважды крикнул: «Хеллоу!» Исходя из принципов, которых — сколько ему ни пытались разъяснить — он так и не мог понять, Хэллораны отрицали необходимость купальных костюмов. А объяснять, собственно, было нечего: принципиальное бесстыдство было всего-навсего одним из проявлений их неистовой страсти к реформе, не знающей никаких компромиссов. Перед тем как войти в проход, оставленный в живой изгороди, Нэд снял трусы — из вежливости.
Миссис Хэллоран, седая, полная женщина со спокойным и ясным лицом, читала «Таймс». Мистер Хэллоран вычерпывал листья бука из бассейна. Она ничуть не удивилась его приходу и даже как будто обрадовалась. Их бассейн прямоугольник, выложенный нетесаным камнем, — питался от естественного ручья. У них не было ни насосов, ни фильтра, и вода в бассейне была того же золотисто-матового цвета, что и в ручье.
— Я решил пересечь нашу округу вплавь, — сообщил Нэд.
— Да что вы? — воскликнула миссис Хэллоран. — Разве это возможно?
— Да вот я проделал весь путь сюда от Уэстерхейзи, — ответил Нэд. Мили четыре, наверное, отмахал.
Оставив трусы у глубокого конца бассейна, он прошел вдоль бортика к мелкому и проплыл назад. Вылезая из воды, он услышал голос миссис Хэллоран.
— Мы так огорчились, Нэдди, когда узнали о вашей беде, — говорила она.
— О какой беде? — переспросил он. — Я не знаю, о чем вы говорите.
— Но я слышала, что вам пришлось продать свой дом и что бедные девочки…
— Не припомню, чтобы я что-нибудь продавал, а что касается девочек, то они сидят дома.
— Ну да, ну да, — вздохнула миссис Хэллоран. — Разумеется.
И от звука ее голоса в воздухе разлилась не по-летнему меланхолическая нотка.
— Спасибо за водичку, — бодро сказал Нэд. — Я поплыл дальше.
— Счастливого пути, — пожелала ему миссис Хэллоран.
За изгородью он снова натянул трусы и, застегивая их, обнаружил, что они ему стали свободны — неужели он успел похудеть за такой короткий срок? Он продрог и устал, и голые Хэллораны с их темным бассейном оставили в нем тягостное впечатление. Мог ли он подумать утром, когда съезжал вниз по перилам, или позднее, когда грелся в лучах полуденного солнца возле бассейна Уэстерхейзи, что это долгое плавание окажется ему не по силам? Руки его ныли, ноги казались резиновыми и болели в суставах. Неприятнее всего был этот холод, пронизывавший его до мозга костей, и ощущение, что ему уже никогда не согреться. Кругом него ложились листья, откуда-то потянуло дымком. Но кто же в это время года топит камин?
Ужасно хотелось выпить чего-нибудь. Один глоток согрел бы его, дал бы сил для последнего рывка и вернул бы энтузиазм, который он испытывал вначале, когда ему только пришла в голову эта дерзкая и оригинальная мысль пересечь всю округу вплавь. Пловцы через Ламанш подкрепляются бренди. Вот и ему надо бы принять что-нибудь для поднятия тонуса. Перейдя газон, расстилающийся перед домом Хэллоранов, он спустился по тропинке вниз, к домику, который они выстроили для своей единственной дочери Хэлен и ее мужа Эрика Сакса. У Саксов был свой бассейн, поменьше, и там он их обоих и застал.
— Ах, Нэдди! — воскликнула Хэлен. — Вы, верно, завтракали у мамы?
— Я… не то чтобы… — сказал Нэд. — Впрочем, я немного с ними посидел.
Он не стал уточнять.
— Простите, что я врываюсь к вам без предупреждения, но дело в том, что я продрог и подумал, что, быть может, вы дадите мне глотнуть чего-нибудь согревающего.
— Ах, какая жалость! — воскликнула Хэлен. — Я бы с удовольствием, но вот уже три года, с тех самых пор, как Эрику сделали операцию, мы не держим в доме ничего спиртного.
Как странно! Неужели он и впрямь потерял память?
Или это все то же умение скрывать от себя неприятные истины заставило его забыть, что дом его продан, дети в беде, а близкий друг болен неизлечимой болезнью?
И взгляд Нэда, задержавшись немного на лице Эрика, скользнул вниз, к его животу, на котором красовалось три бледных рубца — один покороче, а другие два чуть ли не в целый фут длиною. А на месте, где должен был быть пупок, была гладкая кожа. Нэдди подумал о предрассветном часе, когда рука машинально производит инвентаризацию даров, которыми бог наградил человека, — как странно, подумал он, должно быть, ей шарить по животу, лишенному этого звена в преемственной цепи, этой единственной памяти, оставшейся нам от нашего вступления в мир!
— А вы зайдите к Бисвенгерам, — продолжала Хэлен, — они будут рады вас угостить. У них сейчас происходит, должно быть, нечто грандиозное. Слышите?
И она закинула голову, прислушиваясь. Через дорогу, через газоны, через сады, луга и рощи до его ушей донесся знакомый сверкающий шум человеческих голосов у воды.
