Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака
Удивительно, добавляет Бальзак, что такое выгодное дело еще никем не начато, но это объясняется беспечностью русских помещиков, их можно назвать своего рода креолами, на которых вместо негров работают "мужики". Пусть Сюрвиль отвечает немедленно, так как госпожа Ганская хочет повезти своего гостя в Крым и на Кавказ - до самого Тифлиса.
"Нельзя и представить себе, какие огромные богатства накопились в России, но их сводит на нет отсутствие путей сообщения... На днях я был в Верховенском фольварке, где молотят хлеб машинами, и на одно это селение приходится двадцать ометов высотою в тридцать шесть футов, длиною в пятьдесят, а шириною в двенадцать футов... Но воровство управителей и всякие траты намного уменьшают доходы... В Верховне приходится налаживать в усадьбе все ремесла: там есть и кондитер, и обойщик, и портной, и сапожник, и прочие мастера из числа домашней челяди. Теперь я понимаю слова покойного господина Ганского о его дворне, он говорил мне в Женеве, что у него триста слуг и даже создан из них целый оркестр..."
Хозяева Верховни завели у себя суконную фабрику, выделывавшую очень хорошие сукна - по десять тысяч "штук" в год. Француза привели в смятение эти "колоссальные богатства".
Все земельные владения Эвелина Ганская собирается отдать своей дочери Анне в обмен на пожизненную ренту. "Я знал о ее намерениях, - пишет Бальзак Лоре Сюрвиль. - И кстати сказать, восхищен тем обстоятельством, что счастье моей жизни свободно от всякой корысти". По правде говоря, только эта передача имения и делала возможным для Ганской вступление в новый брак. Но оставалось еще преодолеть много препятствий: получить дозволение царя, победить сопротивление родственников Ганской. "Только приехав сюда, я понял, сколько всевозможных трудностей стоит на пути к осуществлению моих желаний".
Ходили слухи, что в Верховне две легкомысленные женщины мешали Бальзаку писать. Факты доказывают обратное. Бальзак закончил там в декабре 1847 года второй эпизод "Изнанки современной истории"; но он еще работал и над романом "Депутат от Арси" - большим произведением с огромным количеством действующих лиц (на сцену выводится сто персонажей), работал он также над "Мелкими буржуа", над "Театром, каков он есть" и над "Женщиной-писательницей" - начало этого многообещающего произведения позволяло надеяться, что писатель покажет "эволюцию бальзаковского общества, параллельную эволюции французского общества". Клод Виньон, который в романе "Кузина Бетта" выступает в роли секретаря маршала Виссембургского, военного министра, а в "Комедиантах неведомо для себя" занимает кафедру в Сорбонне и ведет фельетон в "Журналь де Деба", в романе "Женщина-писательница" становится академиком, оставаясь в то же время членом Государственного совета, и получает "по совместительству" пятнадцать тысяч франков жалованья. Жозеф Леба, бывший приказчик торговца сукнами Гильома, а затем хозяин лавки под вывеской "Кошка, играющая в мяч", пять лет занимает пост председателя коммерческого суда, а затем делается пэром Франции. Прославленный Годиссар, банкир и директор железнодорожного акционерного общества, уже и позабыл, что он был когда-то простым коммивояжером. Андош Фино, фигурирующий в записной книжке Бальзака как граф Фино де ла Кайери [под этой фамилией Бальзак поставил: "г-н де Савари" (прим.авт.)], несомненно, больше и не вспоминал о тех временах, когда молодые пираты журналистики дерзко обращались с ним. Ведь способность забывать наблюдается не только у отдельных лиц, но и у целого общества. Тот мир, который Бальзак носит в своей голове, писал Морис Бардеш, "живет своей самостоятельной жизнью, и вместе с тем верен исторической правде".
Ганская не только не мешала ему продолжать работу, но побуждала к ней Бальзака. На обратном пути в Париж он писал ей: "Не упрекайте меня за то, что я мало работал. Скажите себе, что я совершил чудо - написал "Посвященного". Речь идет о втором эпизоде романа, повествующем о филантропии; Бальзак хотел озаглавить его "Братство утешения", а затем дал ему название "Изнанка современной истории". Это произведение задумано было как противоположность "Истории Тринадцати"; в нем сообщество могущественных и очень богатых людей посвящает себя служению добродетели. Первый фрагмент, "Гнев святого", появился в 1842 году в благомыслящем журнале "Мюзе де Фамий". Он написан в том же духе, что и "Сельский врач" и "Сельский священник"; за эту книгу автор мог бы удостоиться Монтионовской премии Создать ее оказалось нелегко. "Сделать интересную драму без единого волка, забравшегося в овчарню, - трудная штука".
Выход найден: ввести в овчарню раскаявшегося волка. Годфруа, молодой разорившийся денди в желтых перчатках, обретает на улице Шануанес, в тени Собора Парижской Богоматери, покровительницу, старую баронессу де ла Шантери, которую окружают четыре незнакомца, бесстрастные, словно бонзы, и пользующиеся глубоким уважением как архиепископа, так и самой высокой знати. Таинственное сообщество располагает огромными капиталами и употребляет их на то, чтобы спасать несчастных. Заговор добродетели должен быть для читателей занимательным, как похождения распутницы Торпиль. Чтобы этого достигнуть, Бальзак вспоминает историю (подлинную) шуанского мятежа.
В годы Империи старую маркизу де Комбре приговорили в Руане к двадцати двум годам тюремного заключения в кандалах да еще выставили у позорного столба за то, что она скрывала у себя заговорщиков. Ее дочь, Каролина Ане де Фероль, погибла на эшафоте. Бальзак сделал из госпожи де ла Шантери двойник действительно существовавшей женщины, некую mater dolorosa [скорбящую мать (лат.)], над которой тяготеют жестокие воспоминания. Через Вимара, секретаря руанского апелляционного суда, Бальзак достал текст обвинительного акта и, передавая в романе этот документ, мало отдалялся от подлинника. Зачем тут выдумывать? Это обычный прием романистов. Но множество подробностей показывают, что книга писалась под крылышком Эвелины Ганской. Незнакомцы с улицы Шануанес все читают "Подражание Христу". Почему? Потому что экземпляр "Подражания" был в 1833 году первым подарком Евы Бальзаку. Писатель хранил в нем свои любовные сувениры засушенные цветы и обрывки лент. И эту же благочестивую книгу госпожа де ла Шантери дает неофиту Годфруа. "Ведь в произведениях Бальзака религия, так же как и политика, зачастую носит сентиментальный и романтический характер", - писал Морис Регар. По вечерам Бальзак читал у камелька хозяевам Верховни страницы, написанные днем. Даже Георг Мнишек, больше любивший собирать коллекции насекомых, чем читать романы, казалось, был увлечен книгой, что можно считать "одной из крупных побед Бильбоке".
Хотя эпизод "Посвященный" написан был ослабевшей рукой, в нем есть свои достоинства. Ради драматического эффекта та семья, которую Посвященному (Годфруа) поручено спасти, оказывается семьей главного прокурора Бурляка, а он выступал когда-то в суде как обвинитель госпожи де ла Шантери и ее дочери и добился для последней смертного приговора. У Бурляка имеется вполне реальный прототип - барон Шапе-Мариво, главный прокурор при уголовном и особом суде в Руане; имя этого человека - Бернар - писатель дал и барону Бурляку. Роль трогательной жертвы, необходимой во всякой мелодраме, играет Ванда, дочь Бурляка, страдающая таинственной болезнью польским колтуном. У доктора Кноте, состоявшего лейб-медиком в Верховне, Бальзак мог получить сведения об этой странной болезни и взять некоторые его черты для образа доктора Альперсона, который в романе излечивает больную Ванду. А сама Ванда, "веселое избалованное дитя, музыкантша, страстная любительница чтения, поглощающая романы, расточительница и кокетка", напоминает Анну Мнишек - Бальзак был гостем в чисто польском доме и использовал знакомство с новой средой.
Рукоделие, которым занималась госпожа Ганская, в романе становится портьерой, вышитой юной Вандой. Бальзака восхитила мысль изобразить Бурляка, несмотря на его неумолимую прокурорскую суровость, неким подобием Горио - страстно любящим отцом, который создает для своей дочери иллюзию роскоши, тогда как соседняя комната обставлена нищенскими, развалившимися вещами. Этой мыслью он, несомненно, обязан был недавно прочитанному рассказу Диккенса "Сверчок на печи". У себя дома на улице Батай он с удовольствием вел своих посетителей по обшарпанному коридору и комнатам с голыми стенами, а затем открывал перед ними дверь в будуар, подобный чертогу из "Тысячи и одной ночи". Конец книги одни могут счесть мелодраматическим, а другие - возвышенным, это зависит от настроения читателя. В ту минуту, когда бывший прокурор, потрясенный добротой своих спасителей, почти без чувств падает на пол, появляется, как призрак, госпожа де ла Шантери, и Бурляк, подняв на нее глаза, шепчет: "Так мстят за себя ангелы". Сама религия принимает у Бальзака магический характер и становится орудием в руках могущественной оккультной силы. Но в плане "Человеческой комедии" сюжетом романа является не столько личная драма его героев, сколько картина парижского милосердия, столь же сокрытая от посторонних взоров, как и его пороки.
