Валентина Немова - Святая святых женщины
Опрокинув несколько рюмок, "Афродита" наша начала перед Майей хвалиться тем, что вовсю пользуется бабушкиным садом, ее "золотым дном". Прошлой осенью, например, закатала тридцать три банки компота из груши "памяти Жаворонкова". Такой, мол, фрукт чудесный, сладкий, нисколько не вяжет, плоды крупные, идеальной формы, румяные!.. Сорт этот поздний, поспевает в октябре, когда меня в Летнем уже не бывает (обычно я уезжаю в середине сентября). В прошлом году был на эту грушу урожай. Всем должно было хватить: и Галине, и Юдиным, и маме с Милой. Надеялась я, что даже и мне удастся полакомиться компотом, но, к сожалению, ни на антресолях у мамы дома, ни в погребе в саду, ни теперь, в середине лета, ни зимой, когда я приезжала ухаживать за сестрой, ни одной емкости с этим лакомством не обнаружила. Что же сие значит? Что старшая мамина внучка форменным образом обобрала свою старенькую бабушку и неизлечимо больную тетку и теперь, под хмельком, еще и хвастает этим своим "достижением". А бабушка молчит, будто сказанное Светкой ее не касается вовсе. "Да, старость не радость", — подумала я, но вслух ничего не сказала, только покачала головой, переглянувшись с Майей…
После обильного "возлияния" трудиться Юдины и иже с ними, само собой разумеется, не стали. Разбрелись по участку и, подчиняясь закону "всемирного тяготения", попадали на землю и начали храпеть. Мама тоже задремала. Я завела ее в домик и уложила на диване, постелив на него стеганое одеяло, сшитое из разноцветных лоскутьев.
Полиночка все еще не пробудилась. Разоспалась наша куколка на свежем воздухе. Майя хотела было воспользоваться этим обстоятельством и заняться вместе со мной сбором смородины. Но я сказала ей:
— Сама управлюсь. Дома наработаешься. Смотри за ребенком. Приляг рядом с дочкой и поспи. — Но не успела дочь последовать моему совету, как произошел еще один инцидент.
Стоим с Майей, перешептываемся почти беззвучно, чтобы не разбудить спящую девочку, и вдруг видим: "подгребает" к нам мужчина, муж Светланы, "Мухаел", как назвала его Полина; притормозил возле нас и заявляет заплетающимся языком, но приказным тоном:
— Брысь отсюда все и девку уберите!
Майя вытаращила глаза, а я недоуменно приподняла плечи. И этого "лоха" уже научили Юдины удивлять честный народ.
— Это почему же? — озадаченно поинтересовалась Майя. И вот что ответил ей этот "Карандышев":
— Спать здесь буду я. Это мое место! — вот это была наглость так наглость. Сверх всякой допустимой меры. Ничего полезного не делая для моей матери, Майиной бабушки, в ее саду, чувствует себя этот чужой ей человек полновластным хозяином, а нас, ее ближайших родственниц, вообще не берет в расчет. Отмалчиваться на сей раз было просто невозможно. Ответила нахалу срывающимся от волнения голосом Майя:
— Твое место? Ты так думаешь? А мне так кажется, что в бабушкином саду твоего абсолютно ничего нет!
Спору нет, чего-то в этом роде я ожидала, но это было уже слишком. Они, Юдины и их кровная и некровная родня, не только привыкли считать мамин сад своим владением, но и поделили между собой эту территорию, как настоящие бандиты сферы влияния.
После "мертвого" часа изумлять народ взялся главный человек в команде Юдиных — Родион. Он, приняв за воротник, и сам не знал, как мне кажется, что будет вытворять через минуту. Этот раб собственного настроения, иными словами, самодур. Когда-то, отвечая у доски в школе, он, чтобы получить хорошую оценку, бичевал Дикого из "Грозы". А теперь, достигнув возраста этого персонажа, вел себя, может быть, даже похлеще, чем тот. Отдохнув во время сна, но, как видно, до конца не протрезвившись, а может быть, все еще злясь на меня за то, что я с самого начала повела себя не так, как должна была, по его мнению; и, стараясь дать мне урок, чтобы впредь я не "выпендривалась", когда готовится "выпивон", вздумал он вдруг заняться "работой"? сломать деревянную загородку, в которой лежал перегной. Взял в руки топор и, не спросив на то разрешения у тещи, которая уже не спала, как и другие, а сидела, позевывая, на завалинке, приблизился к ограде. Размахнулся и ударил обухом раз, другой. Боковая стенка со скрипом повалилась. Публика, присутствовавшая в саду, замерла, ожидая, что будет дальше, но никто даже шага не сделал по направлению к этому "артисту", опасаясь, как бы он сплеча не огрел топором. Давая выход накопившейся за день безделья энергии, пользуясь нашим невмешательством, всю эту городьбу он разнес бы, вероятно, в щепки (надеясь, что кто-нибудь восстановит ее за определенную плату), но в это время наконец-то пошла поливная вода, которую мы все, обе команды, с нетерпением ждали, в том числе и Бродька. Пользуясь дарами этого клочка земли, он не меньше других был заинтересован, чтобы то, что посажено, выросло, дало плоды, а не засохло на корню. Дождей в то лето не было совсем. Вода полилась сперва в бак, врытый в землю недалеко от домика. Зафыркала, зачихала и закашляла. Обратив внимание на этот шум, Родион, как нам показалось, наконец очухался. Отбросив в сторону орудие труда, превращенное в орудие разрушения, в несколько прыжков подскочил буян к баку.
Но тут надо сделать небольшое отступление. Когда был жив отец, на нашей шестисотке действовала поливная система из подсоединенных одна к другой железных труб. После смерти отца к тому времени, о котором идет речь, прошло уже 18 лет, и система эта, поскольку некому было ее ремонтировать (сыновей у мамы не было, а зятья отказывались помогать теще в ее саду), постепенно пришла в упадок. Пользовались мы теперь при поливке резиновым шлангом, толстым и очень длинным, достигающим в развернутом виде до самого дальнего угла участка, а потому очень тяжелым. Перекладывать его с места на место, когда поливаешь, было не так трудно. Тяжело было, когда закончишь работу, перетаскивать его в свернутом виде с места на место, чтобы положить подальше от глаз прохожих. Но мне приходилось все это делать, раз уж я взялась помогать маме.
И сегодня, несмотря на то, что в саду было двое мужчин, я, видя, что нет у них никакого желания заняться полезным делом, готовилась сама поливать. Заранее разложила шланг вдоль дорожки между грядками. А когда вода побежала из трубы, подведенной к баку, подошла к нему и принялась всовывать конец шланга в резиновую трубку, торчащую их железной трубы. Сразу сделать то, что было надо, мне не удалось. Напор воды в этот день был очень сильным. Я была уже вся с ног до головы мокрая, когда Родион сжалился надо мной. Вырвав у меня этот конец шланга и, мигом подсоединив его к железной трубе, подпрыгнул он к другому, подхватил его и начал поливать огород. Но как он это делал! Носился по участку, точно скаковая лошадь. Перемещая шланг, не приподнимал его, а возил по грядкам, как бы утюжил их, втаптывая в грязь растущие на них посадки своими огромными лапами. Мы, мамины гости и она сама, столпившись у домика, в смятении смотрели на его "художества". Пробегая со шлангом в руке мимо нас, он так и норовил, направив струю в нашу сторону, окатить всех по очереди водой с ног до головы. А день уже клонился к вечеру, становилось прохладно. Кое-кто успел переодеться в одежду, в которой приехал сюда и должен был ехать назад. Это весельчака нисколько не тревожило. Он таким образом развлекался и приглашал нас принять участие в его забаве. Никто, естественно, к ней не подключился. Но и не одергивал никто, опасаясь, как бы великовозрастного шалуна не рассердить. Тогда ведь будет еще хуже. Если бы среди нас была его мать, которую, как Лида говорила, он очень боялся, она, возможно, и огрела бы его чем-нибудь, чтобы привести в чувство. Да ее не было. Я, как и все остальные, тоже не делала ему замечания, только не потому, что боялась, как бы не прогневить. По другой причине. В глубине души я была даже довольна, что мамин зять, который, что называется, без мыла ей в душу пролез, так разошелся. Пусть, думала я, порезвиться, покажет своей теще, на что он способен. И пусть она после этого решает, стоит ли пускать такого козла в свой огород… Мама, естественно, осуждала его в тот момент, но тоже помалкивала. И лишь Полина, а я уже говорила, что она подружилась с этим человеком, который раньше обращался с нею так ласково, так улыбался ей, удивившись перемене, произошедшей в нем, не побоялась высказать свое недовольство его проделками. И не просто высказалась, а отругала хулигана. С детской непосредственностью, не обращаясь ни к кому, а точно сама с собой разговаривая, она произнесла:
— Вот дядя Бродя…. Бегает со шлангой. Брызгает на всех. И на меня тоже попало немного. Черт его побери! — опять девчушка всех насмешила. А Родиона вогнала в краску. Допрыгался, бездельник, довыеживался, маленький ребенок уже начал учить его уму-разуму!
Смутившись, прекратил, наконец, наш "командир" свое неуместное баловство. Устами младенца, как известно, глаголет истина. В данном случае истина была такова: эта гопкомпания, команда Родиона, ехала в сад не для того, чтобы трудиться, а для того, чтобы напиться. За весь день лоботрясами этими, возомнившими себя хозяевами маминого сада, сделано было всего ничего. "Мухаел" палец о палец не ударил, только "квасил" и спал. Светлана (до поливки) прополола узенькую грядку, засаженную усиками виктории. Лида варила да мыла посуду. Даже ягоды для себя никто, кроме меня, не стал собирать. Родион своей поливкой, как мне казалось, причинил растениям больше вреда, чем пользы. О том, что нужно сжечь обрезки веток, никто даже не вспомнил. Мне пришлось из всего этого сделать вывод, что на Юдиных оставить сад, уезжая из Летнего, ни в коем случае нельзя. Я надеялась, что и мама теперь не захочет спорить со мной по этому вопросу и навязывать мне Родиона в соратники.
