Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил
— И куда же она уехала, эта… дубина?
— Не знаю. Она послала мне открытку из Кавадзаки, но своего адреса не дала. И в этой открытке она писала о вас.
— Пошла она к черту. Между нами все кончено.
— Не мое это дело, но Мицу вас любила. Она бредила вами.
— На здоровье, а я тут при чем?
— Ее и уволили отсюда за то, что она не подпускала к себе мужчин. Она только о вас и думала. И этот крестик она дала мне в надежде, что вы когда-нибудь забредете сюда и увидите его.
Но зря эта девица старалась меня разжалобить. Чем больше она расписывала мне любовь Мицу, тем больше я злился. Особенно оскорбительным казалось мне то, что Мицу еще надеялась снова сблизиться со мной. Я не питал к ней никаких чувств и если вспоминал ее иногда, то примерно так, как в пасмурный день вспоминают горы, которые сейчас скрыты за пеленой дождя.
Я молча поднялся с лавки, молча оделся. Девушка тоже молчала. В соседней кабине все еще слышался смех.
— Вы черствый и холодный человек! — прошептала девушка, когда я открывал дверь в коридор. — Несчастная Мицу.
Я вышел на улицу. Моросило.
Я заметил, что отношение Миура Марико ко мне становится уже не просто дружеским. А случай с Мицу помог мне понять, какой преданной, больше того, жертвенной, может быть любовь женщины.
Однажды утром, придя в контору, я увидел, что мои карандаши и резинки кто-то заменил новыми и вместо старых деревянных счетов на столе матово поблескивали новые, пластмассовые. Кому это понадобилось? Я огляделся. В углу над пишущей машинкой склонилась Марико. Она сидела ко мне спиной, но ее подчеркнуто независимая поза мне все объяснила.
— Это ты поставила мне новые счеты? Благодарю, — шепнул я, встретив ее в умывальной перед обедом.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — поправляя прическу, быстро ответила она.
После этого случая ее поведение резко изменилось. Она будто перестала меня замечать. При встрече проходила мимо, молчала, словно воды в рот набрала, днем сидела, низко склонившись над столом, вечером, кончив работу, быстро закрывала папки и уходила, не взглянув в мою сторону. Я не понимал, что такое поведение — инстинктивная защита девушки против зарождающегося чувства, и ходил как угорелый, меня все больше и больше тянуло к ней, и я уже не думал о том, что она родственница директора.
Я сравнивал Марико с Мицу. Наивная и простодушная, Мицу не могла скрывать свои чувства и, полюбив меня, бегала за мной, как собачонка. Иное дело Марико, современная городская девушка…
Как-то дождливым вечером я пригласил Марико в кино, на английский фильм, который она давно хотела посмотреть. В фильме рассказывалось о любви одного врача к замужней женщине.
Народу в кинотеатре было полно. Все места были заняты, и даже в проходах стояли.
— Ты что-нибудь видишь?
— Нет.
— Я тоже. Что делать?
— Не идти же домой! Зря, что ли, билеты покупали?
Марико огорченно взглянула на меня.
— Мне так хотелось посмотреть этот фильм.
— Через пятнадцать минут у тебя будет место.
— Не может быть!
— А если может? Что я за это получу?
— Все что пожелаешь, — засмеялась она.
Это означало, что она угостит меня чаем с дорогими конфетами.
Я потянул ее за руку, поближе к экрану. Там было меньше народу.
— Отсюда тоже ничего не видно!
— А ты и не смотри! Я пойду искать место, ты следи за мной и, когда я подниму руку, иди.
Наступая на ноги и работая локтями, я пошел по рядам. Мне сразу же повезло. С крайнего места поднялся мужчина, я кинулся туда и успел положить газету на пустое сиденье. Потом дал знак Марико.
— Какой нахал, — услышал я у себя за спиной. Но я успел положить газету, и, значит, место было мое. Ведь и в жизни так: прозевал — пеняй на себя, побеждает более ловкий.
— Вот видишь, не прошло и десяти минут, — шепнул я, когда Марико заняла место.
— Удивительно!
— А ты не забыла о своем обещании? Обещания надо выполнять.
Происходящее на экране меня не интересовало, меня не трогала любовь врача к замужней женщине. Я сидел и думал: «Почему влюбленные европейцы разводят такие церемонии? Приглашают женщину в ресторан, ухаживают за ней, как слуги: помогают снимать и надевать пальто, подносят огонь к сигарете… Разве не может быть любви без всего этого? У нас, японцев, куда проще».
Выйдя из кино на темную улицу, я незамедлительно начал атаку:
— Ты понимаешь, Марико, что место мне удалось найти с большим трудом?
— Иначе говоря, ты рассчитываешь на мою благодарность?
— Да, ведь ты обещала сделать все, что я пожелаю.
— Обещала — значит, выполню. Хочешь шоколадку?
— Зачем она мне? Я хочу тебя поцеловать, — последние слова я отчеканил.
Марико удивленно посмотрела на меня и, переведя взгляд на витрину, прошептала:
— Посмотри, какие туфли!
— Я жду ответа, Марико.
Марико молчала.
Но задуманное я довожу до конца. Мы сели в электричку. Я стал нашептывать в такт стуку колес:
— Жил-был на свете несчастный мужчина… Он влюбился в одну девчонку, для которой в кинотеатре нашел место.
Электричка набирала скорость.
— Но девушка не обращала на него никакого внимания…
Я старался держать такт.
— Он страдал…
Я легонько обнял Марико. Люди в вагоне ехали усталые: кто дремал, кто читал вечерние газеты. На нас никто не обращал внимания.
— Ты бы могла его полюбить?
Марико отвернулась и единым росчерком вывела на потном стекле: «Yes». Так реактивный самолет выводит в небе круги.
Электричка летела над улицей Сибуя. Переливались разноцветные огни кинотеатра, а за кинотеатром царил такой мрак, словно там был конец света. За этим кинотеатром находилась маленькая гостиница, в которой я впервые обладал женщиной. Залитая светом неоновых реклам Сибуя и рядом темный печальный уголок. На мгновение передо мной возникло доброе и глупое лицо Мицу. Странное чувство какой-то потери охватило меня. Что-то подобное я испытал в турецкой бане, когда, счастливый от любви и успехов на службе, вдруг увидел крестик, который Мицу оставила для меня, а сама куда-то исчезла.
Электричка остановилась на станции Сибуя. Несколько человек вышло, несколько вошло; вагон был по-прежнему полон, и у вошедших был такой же усталый и мрачный вид, как и у всех пассажиров. Дверь вагона захлопнулась, и передо мной вновь возникло лицо Мицу, теперь уже растерянное, с каким она бежала за электричкой.
— Ёсиока-сан, — прижавшись ко мне, шептала Марико. — Что ты за человек, Ёсиока-сан? Ни с того ни с сего вдруг стал мрачный. Что с тобой? Почему ты молчишь?
— Так просто.
— Иногда ты бываешь таким грустным.
— Ты шутишь! Терпеть не могу сантиментов.
Мы думали, что никто не знает о наших отношениях. Увы! Только директор и управляющий ничего не подозревали. Конечно, первыми обо всем догадались девушки. Теперь я часто ловил на себе иронические и завистливые взгляды. Однажды во время перерыва, проходя мимо оживленно болтавшей группы служащих, я заметил, что при моем приближении разговор смолк. Разумеется, говорили обо мне. И потом в умывальной, в коридоре, под окнами и за дверями конторы я не раз слышал:
— Они уже целовались…
— Конечно…
— Я сама видела, как…
Иногда они перекидывались многозначительными шуточками и в моем присутствии, хихикая и с интересом поглядывая на меня.
«Ну погодите, — думал я. — Если вы так, я заставлю вас заткнуться»
И я принялся демонстрировать, как мы с Марико любим друг друга. Некоторые растерялись, но я заставил их привыкнуть к нашим нежностям. К тому же Марико была родственница директора, и с нами не стоило портить отношения. Так или иначе, сплетни и смешки вскоре прекратились, но служащие по-прежнему не спускали с нас любопытных взглядов.
Если бы они знали, что я еще ни разу не поцеловал Марико!
Может быть, потому что уважал ее? Наверное. А впрочем, не знаю. С Мицу все было куда проще. Я считал, что она ниже меня, и поэтому, соблазняя ее, не чувствовал никаких угрызений совести.
Марико была девушкой из другого мира. От нее зависела моя карьера. И я боялся потерять ее доверие. В сложившейся ситуации это означало стать посмешищем сослуживцев, а значит, впасть в немилость у начальства.
Но ведь я был молод и полон сил. Женщина мне была необходима. Когда я шел рядом с Марико, я еле сдерживал желание прикоснуться к ней или прижаться лицом к ее лицу. Когда в чайной ее колено касалось моего, я чувствовал, как меня охватывает дрожь. В трамвае, когда Марико вдруг прислонялась ко мне, я с трепетом вдыхал запах ее волос, ощущал упругую грудь.
Борьба, которую я теперь постоянно вел с собой, стоила мне огромных усилий.
— Хоть ты и говоришь иногда нехорошие вещи, Ёсиока-сан, на самом деле ты хороший и чистый человек, — сказала однажды в чайной Марико.
