Эрих Ремарк - Возвращение
Входим. По углам несколько школьников быстро прячут в согнутых ладонях дымящиеся папиросы. Мы улыбаемся и слегка подтягиваемся. Подходит продавщица и спрашивает, что нам угодно.
- Мы хотели бы поговорить с господином Беккером лично.
Девушка медлит...
- Не могу ли я заменить его?
- Нет, фройляйн, - возражаю я, - вы не можете его заменить. Доложите, пожалуйста, господину Беккеру.
Она уходит. Мы с Альбертом переглядываемся и, довольные своей затеей, ждем, заложив руки в карманы. Вот будет встреча!
На дверях конторы звенит хорошо знакомый колокольчик. Выходит Беккер щуплый, седенький и неопрятный, как всегда. Минутку он, прищурившись, глядит на нас, затем узнает.
- Смотрите-ка! - восклицает он. - Биркхольц и Троске! Вернулись, значит?
- Да, - живо откликаемся мы, ожидая, что тут-то и начнется.
- Вот и прекрасно! А что вам угодно? Сигарет?
Мы смущены. Мы, собственно, ничего не собирались покупать, нам это и в голову не приходило.
- Да, - говорю я наконец, - десяток сигарет.
Беккер отсчитывает нам сигареты.
- Ну, до скорого свидания, - кивает он нам и тут же собирается исчезнуть за дверьми конторы.
С минуту еще мы не трогаемся с места. Он оборачивается.
- Забыли что-нибудь? - говорит он, стоя уже на лесенке.
- Нет, нет, - отзываемся мы и выходим из магазина.
- Что ты скажешь? - говорю я Альберту на улице. - Он, очевидно, думал, что мы уезжали на увеселительную прогулку.
Альберт с досадой машет рукой:
- Осел, штафирка...
Мы долго бродим по городу. Поздно вечером к нам присоединяется Вилли, и мы всей компанией идем в казармы.
Вдруг Вилли отскакивает в сторону. Я тоже испуганно вздрагиваю. Знакомый звук летящего снаряда прорезает воздух. Мгновение спустя мы сконфуженно переглядываемся и смеемся. Это всего лишь трамвай взвизгнул на повороте.
Юпп и Валентин одиноко сидят в большом пустынном помещении. Тьяден вообще еще не показывался. Он все еще в борделе. Оба радостно приветствуют нас: теперь можно составить партию в скат.
За то короткое время, что мы не виделись, Юпп успел стать членом солдатского совета. Он попросту сам себя объявил им, потому что в казарме ужасный кавардак и никто ничего толком не знает. На первое время Юпп таким образом устроился. Его гражданская должность уплыла. Адвокат, у которого он работал в Кельне, написал ему, что новая канцеляристка великолепно справляется с работой и к тому же обходится дешевле, а Юпп на фронте, несомненно, несколько отстал от канцелярского дела. Господин адвокат от души об этом сожалеет, но времена нынче суровые. Он шлет господину Юппу свои наилучшие пожелания.
- Пакостная штука! - меланхолически говорит Юпп. - Все эти годы я только об одном мечтал - как бы убраться подальше от армии, а теперь вот радуешься, что тебя не гонят. Ну, пропадать так пропадать - ставлю восемнадцать!
У Вилли в руках выгоднейшая комбинация.
- Двадцать! - отвечаю я за него, - Ну, а ты, Валентин?
Валентин пожимает плечами:
- Двадцать четыре!
На сорока Юпп пасует. В эту минуту появляется Карл Брегер.
- Захотелось поглядеть, как вы живете, - говорит он.
- И ты решил, что мы, конечно, здесь, - ухмыляется Вилли, поудобнее усаживаясь на скамье. - Нет, знаешь, как ни верти, а для солдата казарма истинная родина. Сорок один!
- Сорок шесть! - азартно бросает Валентин.
- Сорок восемь! - гремит Вилли в ответ.
Черт возьми! Игра становится крупной. Мы придвигаемся поближе. Вилли, прислонясь к стенке шкафа, в упоении показывает нам четырех валетов. Валентин, однако, зловеще ухмыляется: его шансы еще вернее - у него ничего нет в прикупе.
Как уютно здесь! На столе мигает огарок свечи. В полумраке чуть белеют солдатские койки. Мы большущими ломтями поглощаем сыр, который раздобыл Юпп. Юпп режет его клинковым штыком и по очереди всех нас оделяет.
- Пятьдесят! - беснуется Валентин.
Тут дверь распахивается настежь, в комнату врывается Тьяден.
- Зе... Зе... - заикается он. От страшного волнения на него напала икота. Мы водим его с высоко поднятыми руками по комнате.
- Что, девочки обобрали? - участливо спрашивает Вилли.
Тьяден отрицательно качает головой:
- Зе... зе...
- Смирно! - командует Вилли.
- Зеелиг... Я нашел Зеелига, - ликующе произносит наконец Тьяден.
- Слушай! - рявкает Вилли. - Если ты врешь, я выброшу тебя через окно.
Зеелиг был нашим ротным фельдфебелем. Скотина первоклассная. За два месяца до конца войны его, к сожалению, куда-то перевели, и мы до сих пор никак не могли напасть на его след. Тьяден сообщает, что он содержит пивную "Король Вильгельм" и что пиво у него высшей марки.
- Вперед! - кричу я, и мы всей оравой устремляемся к выходу.
- Стой, ребята! Без Фердинанда нельзя. У него с Зеелигом давние счеты за Шредера, - говорит Вилли.
У дома Козоле мы поднимаем отчаянный шум, свистим и буяним до тех пор, пока он, недовольный, в одной ночной рубахе, не высовывается в окно.
- Что вам взбрело в голову, на ночь глядя? - ворчит он. - Забыли, что я женат, что ли?
- Это дело подождет, - ревет Вилли. - Беги скорее вниз, мы нашли Зеелига.
Фердинанд оживляется.
- Не врете? - спрашивает он.
- Не врем! - каркает Тьяден.
- Есть! Иду! - кричит Козоле. - Но горе вам, если вы меня разыгрываете...
Пять минут спустя он уже с нами, и мы рассказываем ему все по порядку. Стрелой мчимся дальше.
Когда мы сворачиваем на Хакенштрассе, Вилли в возбуждении налетает на прохожего и сшибает его с ног.
- Бегемот! - кричит прохожий, лежа на земле.
Вилли мигом возвращается и грозно вырастает перед ним.
- Простите, вы, кажется, что-то сказали? - спрашивает он, беря под козырек.
Тот вскакивает и, задрав голову, смотрит на Вилли.
- Не припомню, - бормочет он.
- Ваше счастье, - говорит Вилли. - Ругаться можно лишь при соответствующем телосложении, которым вы, кажется, не отличаетесь.
Мы пересекаем маленький палисадник и останавливаемся перед пивной "Король Вильгельм". Но надпись на вывеске уже замазана. Теперь пивная называется "Эдельвейс". Вилли берется за ручку двери.
- Минутку! - Козоле хватает его за руку. - Слушай, Вилли, - говорит он торжественно, - если будет драка, бью я. По рукам.
- Есть! - Вилли хлопает его по руке и распахивает дверь.
Шум, чад и свет вырываются нам навстречу. Стаканы звенят. Оркестрион гремит марш из "Веселой вдовы". На стойке сверкают краны. Раскатистый смех вьется над баком, в котором две девушки ополаскивают запененные стаканы. Девушек окружает толпа парней. Остроты так и сыплются. Вода плещется через край. Лица отражаются в ней, раскалываясь, дробясь. Какой-то артиллерист заказывает круговую водки и хлопает девушку по ягодицам.
- Ого, Лина, товар довоенный! - рычит он в восторге.
Мы протискиваемся вперед.
- Факт, ребята: он и есть, - говорит Вилли.
В рубашке с засученными рукавами и распахнутым воротом, потный, с влажной багровой шеей, хозяин цедит за стойкой пиво. Темными золотистыми струями льется оно из-под его здоровенных кулачищ в стаканы. Вот он поднял глаза и увидел нас. Широкая улыбка ползет у него по лицу.
- Здорово! И вы здесь? Какого прикажете: темного или светлого?
- Светлого, господин фельдфебель, - нагло отвечает Тьяден.
Хозяин пересчитывает нас глазами.
- Семь, - говорит Вилли.
- Семь, - повторяет хозяин, бросая взгляд на Фердинанда. - Шесть и седьмой - Козоле.
Фердинанд протискивается к стойке. Опираясь кулаками о край стойки, спрашивает:
- Послушай, Зеелиг, у тебя и ром есть?
Хозяин возится за стойкой:
- Само собой, есть и ром.
Козоле смотрит на него исподлобья:
- Небось хлещешь его почем зря?
Хозяин до краев наполняет несколько рюмок:
- Конечно.
- А ты помнишь, когда ты в последний раз нализался рому?
- Нет.
- Зато я помню! - рычит Козоле у прилавка, как бык у забора. - А фамилия Шредер тебе знакома?
- Шредеров на свете много, - небрежно бросает хозяин.
Терпение Козоле лопается. Он готов броситься на Зеелига, но Вилли крепко хватает его за плечо и насильно усаживает.
- Сначала выпьем. - Он поворачивается к стойке. - Семь светлого, заказывает он.
Козоле молчит. Мы садимся за столик. Сам хозяин подает нам полулитровые кружки с пивом.
- Пейте на здоровье! - говорит он.
- Ваше здоровье! - бросает Тьяден в ответ, и мы пьем. Он откидывается на спинку стула. - Ну, что я вам говорил? - обращается он к нам.
Фердинанд смотрит вслед хозяину, идущему к стойке.
- Стоит мне вспомнить, как от этого козла разило ромом, когда мы хоронили Шредера... - Он скрежещет зубами и на полуслове обрывает себя.
- Только не размякать! - говорит Тьяден.
Но слова Козоле точно сорвали завесу, все это время тихо колыхавшуюся над прошлым, и в трактир будто вползла серая призрачная пустыня. Окна расплываются, из щелей в полу поднимаются тени, в прокуренном воздухе пивной проносятся видения.
