Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
Одним из желаний миссис Хэмли, которое она выражала чаще прочих, было то, чтобы Молли нанесла ей визит и погостила у нее. Но мистер Гибсон неизменно отказывал ей в этой просьбе, хотя и затруднился бы объяснить причину. Собственно говоря, он попросту страшился лишиться общества своего ребенка, хотя себе объяснял это несколько по-другому. Он полагал, что в таком случае пострадает учеба Молли, да и выполнение ею своих обязанностей тоже будет нарушено. Кроме того, по его глубокому убеждению, долгое пребывание в душной комнате, насыщенной тяжелыми ароматами, не пойдет на пользу девочке. Дома будут Осборн и Роджер, а он не хотел, чтобы она проводила слишком много времени в их обществе; если же их дома не окажется, то девочку ждет унылая и гнетущая атмосфера постоянного соседства с нервнобольной женщиной.
Но в конце концов наступил такой день, когда мистер Гибсон во время очередного визита в Хэмли сам предложил прислать Молли, и хотя продолжительность визита заранее не была оговорена, миссис Хэмли ухватилась за это предложение «обеими руками своего любящего сердца», как она выразилась. Что до причины подобной перемены взглядов мистера Гибсона, то она заключалась в следующем: как мы уже упоминали, он брал учеников, зачастую против своего желания, и в данный момент таковыми числились мистер Уинн и мистер Кокс, «юные джентльмены», как их называли в доме. В городе же их величали «молодыми джентльменами мистера Гибсона». Мистер Уинн был старшим и более опытным из них двоих и время от времени даже брал на себя обязанности своего хозяина и набирался опыта, посещая бедняков и «хронические случаи». Мистер Гибсон подолгу разговаривал с мистером Уинном по поводу своей практики, тщетно надеясь на то, что рано или поздно мистер Уинн научится мыслить самостоятельно. Но молодой человек проявлял крайнюю осторожность и медлительность; было очевидно, что он никогда не нанесет кому-либо вреда своими поспешными и необдуманными действиями, но в то же время будет неизменно отставать от жизни. Тем не менее мистер Гибсон старался помнить о том, что у него бывали и куда худшие «юные джентльмены», так что он был вполне доволен и даже испытывал благодарность к такому достаточно взрослому ученику, как мистер Уинн. Мистер же Кокс был юношей лет девятнадцати или около того, с ярко-рыжими волосами и веснушчатой физиономией, в чем он вполне отдавал себе отчет и чего ужасно стеснялся. Он был сыном офицера, расквартированного в Индии, старого знакомца мистера Гибсона, который в настоящее время служил в Пенджабе в гарнизоне с непроизносимым названием. Но в минувшем году майор Кокс приезжал в Англию, где неоднократно выражал сугубое удовлетворение тем, что его единственный сын попал в ученики к его старому другу, и, в сущности, буквально навязал мистеру Гибсону опекунство и наставничество над мальчишкой, обставив это дело многочисленными запретительными мерами, которые полагал обязательными в данном случае. На что мистер Гибсон с некоторым раздражением, что было вполне понятно и простительно, заверил его, что подобная практика распространяется на каждого из его учеников. Но когда бедный майор осмелился предложить, чтобы мальчика считали членом семьи и чтобы он проводил вечера в гостиной, а не в приемной врача, мистер Гибсон ответил ему прямым и недвусмысленным отказом.
– Он должен жить так же, как и все остальные. Я не могу позволить, чтобы пестик и ступка переместились в гостиную, а та пропахла бы столетником.
– Что же, мальчику придется самому готовить снадобья? – горестно поинтересовался майор.
– Всенепременно. Самые младшие подмастерья занимаются этим в обязательном порядке. К тому же это не такая уж тяжелая работа. А он может утешаться мыслью о том, что ему не придется глотать их самому. А еще он сможет угощаться понтефрактскими пастилками[13] и вареньем из ягод шиповника, а по воскресеньям наслаждаться вкусом индийских фиников в награду за свои труды по приготовлению лекарств.
Мистер Кокс не был уверен, что мистер Гибсон не потешается над ним в душе, но, поскольку все уже было договорено, а обещанные преимущества оказались достаточно велики, он решил сделать вид, будто всем доволен, и даже смирился с изготовлением снадобий. К тому же все эти мелкие недоразумения отошли на задний план, когда наступил момент прощания. Доктор не отличался многословием, но в его манерах сквозило такое дружеское участие, от которого отцовское сердце растаяло, тем более что в последних словах явственно прозвучал намек на то, что «ты вверил мне своего сына, и я сделаю все, чтобы оправдать твое доверие».
Мистер Гибсон слишком хорошо знал свое дело и человеческую природу, чтобы сделать юного Кокса своим любимчиком; но время от времени он давал понять юноше, что относится к нему с особым интересом, как к сыну своего старого друга. Помимо этого обстоятельства, в молодом человеке было нечто такое, что пришлось по душе мистеру Гибсону. Кокс был порывистым и импульсивным, не лез за словом в карман, проявляя порой невероятную подсознательную проницательность или же допуская грандиозные ляпы. Мистер Гибсон не уставал напоминать юному мистеру Коксу, что его девизом, несомненно, будет «убить или исцелить», на что тот отвечал, что полагает этот девиз наиболее подходящим для любого врача, поскольку, если уж он не в состоянии вылечить пациента, то наилучшим выходом будет быстро и безболезненно избавить его от страданий. Однажды мистер Уинн с удивлением поднял на него глаза и заявил, что подобное избавление от страданий некоторыми людьми может быть сочтено за преднамеренное убийство. Мистер Гибсон сухо возразил, что он, со своей стороны, не стал бы возражать, если бы ему вменили в вину умышленное убийство, вот только не годится избавляться от выгодных пациентов столь решительно и быстро. И добавил, что до тех пор, пока пациенты в состоянии платить по два шиллинга и шесть пенсов за визит врача, он считает своей первейшей обязанностью сохранить им жизнь. Разумеется, ситуация изменится самым кардинальным образом, если они обнищают. Мистер Уинн надолго задумался над его словами, а мистер Кокс расхохотался. Наконец мистер Уинн изрек:
– Но ведь каждое утро, сэр, вы еще до завтрака навещаете старую Нэнси Грант и даже заказали для нее лекарство, самое дорогое в аптеке Корбина, не так ли?
– Разве вы не знаете, как трудно людям соблюдать собственные заповеди? Вам предстоит еще многому научиться, мистер Уинн! – бросил на прощание мистер Гибсон и вышел из кабинета.
– Я до сих пор не понимаю, когда хозяин шутит, а когда говорит серьезно, – заметил мистер Уинн, и в голосе его прозвучали нотки отчаяния. – Чему ты смеешься, Кокси?
– О! Я думаю о том, как тебе повезло, что у тебя есть родители, которые вложили моральные принципы в твою светлую голову. Ты бы пользовал бедняков ядом направо и налево, если бы твоя матушка не сказала тебе, что убийство – это преступление. Ты был бы уверен, что поступаешь так, как тебе велели, и цитировал бы на суде слова старины Гибсона. «Ваша честь, они были не в состоянии оплачивать мои визиты, посему я следовал профессиональному кодексу поведения, которому научил меня мистер Гибсон, великий врач-хирург из Холлингфорда, и потому отравил этих бедняг».
– Мне не по душе его сарказм.
– А мне он, наоборот, нравится. Если бы не чувство юмора нашего наставника, да индийские финики, да кое-что еще, я бы уже давно сбежал в Индию. Я ненавижу душные помещения, больных людей, запах лекарств и то, что мои руки пропахли ими. Фу, какая гадость!
Глава 5. Телячьи нежности
Однажды мистер Гибсон по какой-то причине вернулся домой в неурочный час. Он как раз пересекал холл, войдя через дверь со стороны сада (сад соединялся с конным двором, где он оставил свою лошадь), когда дверь кухни вдруг отворилась и девушка, исполнявшая роль младшей прислуги, быстро вышла в холл, сжимая в руке какое-то письмо и явно намереваясь подняться наверх. Но, увидев хозяина, она растерялась и повернула назад, пытаясь, очевидно, укрыться в кухне. Не выкажи она столь явно своего испуга, за которым стояло несомненное чувство вины, мистер Гибсон, далекий от каких бы то ни было подозрений, наверняка не обратил бы на нее ни малейшего внимания. Но теперь он быстро шагнул вперед, отворил дверь в кухню и окликнул служанку:
– Бетия!
Его голос прозвучал настолько резко, что девушка без промедления вышла ему навстречу.
– Отдайте мне эту записку, – сказал он.
Девушка заколебалась.
– Это для мисс Молли, – запинаясь, пробормотала она.
– Немедленно отдайте ее мне! – тише прежнего проговорил он.
Она же выглядела так, словно готова была расплакаться, но по-прежнему прятала записку за спиной.
– Он сказал, что я должна передать письмо ей в собственные руки, и я пообещала ему и дала честное слово.
– Повариха, ступайте и найдите мисс Молли. Попросите ее немедленно прийти сюда.
