Ричард Райт - Сын Америки
- Понравилась вам ваша комната? - спросила она. И когда она заговорила, он понял, что все это время она ждала, когда звякнет поставленный на место стакан.
- Да, мэм.
- Я думаю, вы достаточно осторожны, когда правите машиной?
- Да, мэм. Я буду править очень осторожно.
- Вы когда-нибудь уже работали шофером?
- Да, мэм. Но только на грузовике.
Когда он говорил с ней, у него было такое чувство, будто и он ее почти не видит.
- Как вы сказали, Биггер, сколько классов вы прошли в школе?
- Четыре, мэм.
- А вы не думаете продолжать учение?
- Как же, мэм? Ведь надо работать.
- Ну а если б вам дали такую возможность?
- Не знаю, мэм.
- Шофер, который у нас раньше работал, посещал вечерние курсы.
- Да, мэм.
- Кем бы вы хотели стать, если б у вас было образование?
- Не знаю, мэм.
- Вы никогда об этом не думали?
- Нет, мэм.
- Вы предпочитаете работать?
- Пожалуй, да, мэм.
- Ну хорошо, мы об этом в другой раз поговорим. Вам, пожалуй, пора уже подавать машину для мисс Долтон.
- Да, мэм.
Он вышел, а она все стояла посреди кухни, на том же месте, где он ее застал. Он не знал, как ему думать о ней: ему казалось, что каждый его поступок она будет судить дружелюбно, но без снисхождения. Она внушала ему чувство, сходное с тем, которое он испытывал к своей матери. Разница была в том, что мать всегда заставляла его делать то, что она хотела, а миссис Долтон собиралась заставить его делать то, что, по ее мнению, должен был бы хотеть он сам. Но он не хотел посещать вечерние курсы. Вечерние курсы это все очень хорошо, но у него другие планы. Собственно, он еще и сам не знал, какие именно, но уже начал обдумывать их.
На улице стало совсем тепло. Поднялся ветер. Он закурил сигарету и отпер гараж; двери широко распахнулись, и опять он вздрогнул от неожиданности и удовольствия, когда в гараже автоматически зажегся свет. Все у них есть, у этих людей, подумал он. Он осмотрел машину: это был темно-синий "бьюик", последняя модель, со стальными спицами. Он отошел на несколько шагов и полюбовался им издали, потом открыл дверцу и провел рукой по щитку. - Он был немножко разочарован, что машина оказалась не такая дорогая, как он воображал, но цвет и модная форма вполне возмещали этот недостаток. "Хороша", - сказал он себе вполголоса. Он сел за руль, выехал из гаража, развернулся и затормозил у бокового крыльца.
- Это вы, Биггер?
Девушка стояла на ступеньках.
- Да, мэм.
Он вышел и распахнул перед ней дверцу.
- Спасибо.
Он дотронулся до кепки и сейчас же подумал, надо ли было.
- Университет - это на Мидвэе, мэм?
В переднее зеркальце ему видно было, что она замялась, прежде чем ответить.
- Да, да. На Мидвэе.
Он выехал за ворота и повернул к югу. Он вел машину уверенно, набирая скорость после перекрестка и слегка замедляя при приближении к следующему.
- Вы хорошо правите, - сказала она.
- Да, мэм, - ответил он с гордостью.
Поворачивая руль, он наблюдал за ней в переднее зеркальце: она была хорошенькая, но очень маленькая. Такими бывают куклы в магазинных витринах: белое лицо, черные глаза, красные губы. И она теперь держалась совсем не так, как в первый раз, когда он ее увидел. Взгляд у нее был какой-то рассеянный. У Сорок седьмой улицы он остановился перед светофором; потом ему удалось без задержек проехать до Пятьдесят первой, где скопилась длинная вереница автомобилей. Он слегка придерживал рукой баранку, дожидаясь, когда двинутся передние машины. Когда он вел машину, у него всегда возникало волнующее ощущение власти: за рулем он как бы вырастал. Он любил нажать ногой на педаль и пронестись мимо других, неподвижных машин, глядя, как разворачивается перед ним асфальтовая лепта дороги. Красный свет сменился зеленым, и он плавно тронул с места.
- Биггер!
- Да, мэм.
- Сейчас сверните налево и остановитесь в переулке.
- Здесь, мэм?
- Да, здесь.
Это еще что такое? Он свернул с Коттедж Гроув-авеню и затормозил, подъехав к тротуару. Он обернулся к ней и вздрогнул: она соскользнула на самый край сиденья, и ее лицо было теперь совсем близко от него.
- Я вас испугала? - спросила она негромко и с улыбкой.
- Нет, мэм, что вы, - растерянно пробормотал он.
Он взглянул на нее в зеркало. Ее маленькие белые руки опирались на спинку переднего сиденья, глаза смотрели в пространство.
- Мне нужно сказать вам кое-что, а я не знаю как, - сказала она.
Он ничего не ответил. Наступило долгое молчание. Какого черта ей от него надо? Прогрохотал трамвай. Он увидел в зеркальце, как зеленый огонь светофора позади сменился красным, потом опять зеленым. Ну, что бы там она ни хотела ему сказать, а только говорила бы уж скорей, и дело с концом. Чудная какая-то девушка. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Он молчал, ожидая, когда она заговорит. Она сняла руки с переднего сиденья и принялась рыться в своей сумочке.
- У вас спички есть?
- Да, мэм.
Он вытащил из жилетного кармана коробку спичек.
- Зажгите, - сказала она.
Он чиркнул спичкой и поднес ей огонь. Она с минуту курила молча.
- Вы умеете держать язык за зубами? - спросила она улыбаясь.
Он открыл рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал. По смыслу ее вопроса и по самому тону, которым он был задан, он чувствовал, что ответить нужно; но что?
- Я в университет не поеду, - сказала она наконец. - Только вы об этом забудьте. Я хочу, чтоб вы повезли меня на Петлю [центральные кварталы Чикаго, отделенные от остальной части города рекой и железной дорогой]. Но если кто-нибудь вас спросит, то я была в университете, понятно, Биггер?
- Да, мэм, это не мое дело, мэм, - пробормотал он.
- Мне кажется, что вам можно доверять.
- Да, мэм.
- В конце концов, ведь я на вашей стороне.
Вот еще новость. Она на его стороне. А что это за его сторона? Может быть, она хочет сказать, что любит негров? Так ведь у них вся семья такая, если верить людям. Может, она в самом деле сумасшедшая? Знают ли родные про все ее проделки? Но если она в самом деде сумасшедшая, как же мистер Долтон отпустил ее с ним?
- Я должна встретиться с одним моим другом. Он и ваш друг тоже, прибавила она.
- _Мой_ друг?! - Он не мог удержаться от восклицания.
- Да, но вы его пока не знаете, - сказала она смеясь.
- О!
- Поезжайте на Лейк-стрит, номер шестнадцать.
- Да, мэм.
Уж не о красных ли она говорит? Ну понятно! _Так оно и есть_. Но у него нет друзей среди красных. Что ж теперь делать? Если мистер Долтон спросит, возил ли он ее в университет, ему придется сказать "да", и еще хорошо, если она его не выдаст. А вдруг мистер Долтон поручил кому-нибудь следить за ним и этот кто-нибудь расскажет, куда он ее возил на самом деле? Он слыхал, что многие богатые люди держат частных сыщиков. Хоть бы знать, что все это значит, все-таки было бы легче. Она сказала, что должна встретиться с кем-то, кто и ему, Биггеру, друг. А он вовсе не желает встречаться с коммунистами. У них денег нет. Попасть в тюрьму за грабеж казалось ему в порядке вещей, но угодить туда за связи с красными - это уже глупо. Ладно, повезти ее он повезет, на то его и нанимали. Но сам он будет держать ухо востро. А то как бы не пришлось из-за нее потерять место. Он свернул на Адамс-стрит, проехал несколько кварталов к северу по бульвару Мичиган и, выехав на Лейк-стрит, стал всматриваться в номера домов, отыскивая шестнадцатый.
- Вон тот дом, Биггер.
- Да, мэм.
Он остановился у высокого темного здания.
- Подождите здесь, - сказала она, выходя из машины.
Он увидел, что она широко, во весь рот улыбается ему. Он почувствовал, что она насквозь видит его, знает, о чем он сейчас думает, и в замешательстве отвернулся. Черт бы ее побрал, эту девицу!
- Я недолго, - сказала она.
Она пошла к парадному, потом остановилась.
- Ничего, Биггер, не расстраивайтесь. Пройдет немного дней, и вы поймете.
- Да, мэм, - сказал он и попытался улыбнуться; но улыбка не вышла.
- Кажется, есть такая песня - у вас ее часто поют.
- Какая песня, мэм?
- "Пройдет немного дней, мой друг, и ты меня поймешь..."
- Да, мэм, есть.
Ну и чудачка все-таки. Что-то он в ней чувствовал такое, что пересиливало даже страх, который она внушала ему. Она держалась с ним так, как будто он тоже человек, как будто он живет в том же мире, что и она. Этого он до сих пор никогда не замечал у белых. Так откуда же это? Может, она нарочно так? Робкое чувство свободы, возникавшее в нем, когда он ее слушал, парализовалось сознанием непреложной истины, что она - белая и богатая и принадлежит к той породе людей, которая решает, что ему можно и чего нельзя.
Он посмотрел на дом, в который она вошла; дом был старый, неоштукатуренный, ни в окнах, ни в подъезде не горел свет. Может быть, у нее тут любовное свидание? Тогда все объяснилось бы очень просто. А если нет? Если в этом доме она встречается с коммунистами? Какие они, коммунисты? А она _тоже_ коммунистка? С чего это люди вдруг делаются коммунистами? На рисунках в правых газетах они всегда бородатые, размахивают горящими факелами и пытаются совершить поджог или убийство. Так ведут себя только сумасшедшие. По всему, что он о них слышал, слово "коммунист" вызывало у него представление о старых, заброшенных домах, потемках, разговорах шепотом и забастовках. Вот и здесь, верно, что-то вроде этого.
