Болеслав Прус - Сиротская доля
- Ну, где там! - смело ответил Ясь. - Ведь Америка лежит за Атлантичес...
Он не закончил, потому что мастер схватил его за шиворот и вытолкал за дверь, ворча:
- Рассказывай сказки!.. Да я ведь не раз читал про караванный чай, а если бы Америка...
Но и он не закончил; его прервал кипевший гневом Паневка:
- Вы что это, пан мастер, парня за дверь, как собаку, вышвырнули... Это что такое! Сын он вам или что?
И погрозил ему кулаком.
С мастера, уже успевшего слегка подвыпить, даже хмель соскочил.
- А ты мне по какому праву указываешь? - крикнул он. - Кто ты такой?.. Подметки моей не стоит, а тоже еще... а?
Еще немного, и они вцепились бы друг другу в глотки. К счастью, их растащили; но когда взбешенного Паневку отводили в сторону, он все еще кричал:
- Уж я-то у тебя, пьяная морда, работать больше не буду!.. И посмей мне только обидеть парня - я тебя так разделаю, что даже обрезков не останется!
Роковой день наступил: пан Дурский не только проиграл десять кружек пива, но и лишался подмастерья - своей правой руки в мастерской и магазине! Мысль эта окончательно его отрезвила, он вернулся домой в удрученном настроении и завалился спать.
В понедельник с утра Игнаций не вышел на работу, и Дурскому пришлось заменить его в мастерской, куда он и поднялся, наказав жене тотчас дать ему знать, как только объявится Паневка. Наконец, уже около десяти часов, столь нетерпеливо ожидаемый подмастерье явился и торжественно потребовал расчета.
Сию же минуту Ендрек помчался в мастерскую, а пани Дурская затянула плаксивым голосом:
- Да что ж это вам в голову взбрело, пан Игнаций?.. Бросать нас, таких верных друзей, таких... да ведь вы таких днем с огнем не сыщете на целом свете!
Паневка молчал.
- Да ну же, пан Игнаций, полезайте наверх!.. Миритесь вы скорей, старик уже велел купить полкварты анисовки, ну!..
Тут во дворе раздался чей-то крик, и супруга мастера вместе с подмастерьем вышли на черный ход. Это орал Дурский, стоя на балконе третьего этажа:
- Игнась!.. Игнась, чертов сын!.. Сыпь наверх!.. Раздавим по рюмочке...
- Не хочу!.. - так же громко ответил подмастерье, сердито мотая головой.
- А-а-а!.. И какой же он упрямый, этот Игнась! - снова заорал мастер. Ну, будет тебе, ступай сюда! Смотри, я уже спустился на второй этаж, а ведь я мастер, я в отцы тебе гожусь... Ребята, а ну, возьмитесь-ка за него...
При этих словах по лестнице с громким топотом спустились два самых рослых ученика и вовремя, - с балконов и из окон уже начали выглядывать жильцы. Парни с двух сторон подхватили Паневку под мышки, а толстая пани Дурская руками и головой изо всех сил подталкивала его сзади. Но упрямый подмастерье не двигался с места. Только когда к нему подбежал Ясь и шепнул что-то на ухо, Паневка сразу размяк и молча пошел в мастерскую.
Теперь все узнали, как велика власть сироты над Игнацием, и невзлюбили Яся еще сильней.
IX
Проделки честного Ендруся
После вышеописанного скандала с мастером Паневка еще больше сблизился с Ясем, все чаще навещал его или приглашал к себе. При одной из таких встреч он спросил у сироты:
- Откуда ты знаешь, что Америка лежит за морем?
- Да из книжек, - ответил Ясь.
- Книжки! - пробормотал подмастерье, почесывая голову. - Чертовски дорогая вещь...
- Не очень. За несколько злотых можно достать совсем неплохую.
Паневка задумался, потом вдруг сказал:
- Если бы я, положим, бросил пить пиво, сколько за год можно на это купить книжек?
- Эх! - воскликнул Ясь. - Наверно, сто!
Игнаций схватился за голову, затем с очень сконфуженным видом опять заговорил:
- Видишь ты, какая штука... мне бы очень хотелось знать и то и другое, но... с чтением вот у меня слабовато, да и с письмом то же самое... Разве что, если бы мне напомнил кто...
У Яся сверкнули глаза.
- Я вас научу... всему научу! - воскликнул он, схватив Паневку за руку.
Так состоялось соглашение: подмастерье бросил пить пиво, отказался от театра и вместо этого покупал книжки и отдавал их Ясю. Ясь же взамен учил его читать, писать, понемножку считать, а главное, рассказывал ему множество интересных историй.
Отныне каждый праздничный день они с утра до вечера проводили вместе. Уроки длились недолго, но зато почти конца не было чтению. Ясь исполнял обязанности чтеца, а подмастерье слушал, пожирая мальчика глазами.
Понимал ли Ясь, как велико его влияние на Паневку и как безгранично тот к нему привязан?.. Вряд ли. Мальчик любил его, но еще больше он любил книжки, которые ему приносил Игнаций. Он безотчетно чувствовал, что между ними лежит глубокая пропасть, естественно разделяющая два разных вида сознания: активный и бездеятельный, а равно и двух разных индивидов, из которых один туп, флегматичен и неотесан, а другой одарен, подвижен, впечатлителен и хорошо воспитан. И в то время, как Паневка в Ясе просто души не чаял, мальчик отлично обходился без нею, а бывало, даже и скучал в его обществе. Не удивительно: эти бесконечные и не всегда толковые вопросы, этот молитвенный взгляд, слепая вера в любое слово, произнесенное устами мальчугана, были бы в тягость даже зрелому человеку. Безграничная привязанность всегда накладывает известного рода путы на любимое существо и поэтому легко может ему надоесть.
Связь Яся с семейством пана Кароля оборвалась совершенно. Поступив в ученики к портному, мальчик заходил туда трижды. В первый раз пани поговорила с Ясем в передней и велела накормить его на кухне. Во второй пан Кароль обрушил на него длинную проповедь, посоветовав любить, почитать и слушаться мастера и заслужить расположение товарищей. В третий раз перед самым его носом захлопнули дверь. С тех пор он больше туда не ходил и затаил в сердце неприязнь к знаменитому филантропу, чьи советы, по мнению Яся, были лишены всякого смысла. "Слушаться мастера" - значило пить пиво и водку, подлизываться и лгать! "Заслужить расположение товарищей" - значило воровать и снова лгать!.. Раздумывая над этой проповедью, Ясь, хотя ему было всего одиннадцать лет, пожимал плечами.
В таких событиях прошли лето, осень и даже рождество. На сочельник Ясь получил от мастера в подарок жилетку, а от пана Кароля нижеследующее письмецо, адресованное на имя Дурского:
"Не приглашаю Яся на праздники, так как меня, вероятно, не будет дома. Из денег, оставшихся после покойницы и помещенных мною в сберегательную кассу, посылаю 10 руб. на покупку нужных Ясю вещей. Напоминаю также, что ему надлежит быть послушным и молиться иногда за душу матери. Покорный слуга Кароль".
Письмо это Каласантий, в присутствии всех учеников и подмастерьев, прочел вслух, особенно налегая на выражения "Милостивый пан Дурский" и "покорный слуга", - а петом добавил от себя:
- Вот видишь!.. Ты должен быть послушным и молиться за душу матери... "Покорный слуга"... Сразу видно, сударь мой, что этот Кароль порядочный человек, а!..
Выслушав его, Ясь стиснул кулаки. Он был уверен, что пан Анзельм никогда бы не написал такое письмо.
Все праздники подряд пан Дурский с супругой резвились, как два херувима. После крещения они снова закрыли магазин по случаю именин своего сынка; назавтра магазин, правда, открылся, но хозяева, оставив в нем Яся и Ендруся, ушли в город. Пани Дурская вспомнила, что, во-первых, сегодня день рождения двоюродной сестры ее тетки со стороны отца, а во-вторых, что завтра им обоим придется сидеть дома, так как у Паневки были свои дела в городе.
Из двух мальчиков, стороживших магазин, Яся мы уже знаем, следует, стало быть, познакомиться и с Ендрусем. "Честный парень", - отзывались о Ендрусе мастер и его супруга. Работать он, правда, не любил, зато ему ничего не стоило целый день сидеть и клевать носом. Отличался он также неслыханной преданностью: по любому поводу целовал хозяйке руку и ни разу не выдал мастера. У этого превосходного малого было все же два недостатка: туго давался счет и не везло на белом свете.
Если его посылали за покупками кругом на шесть злотых, а давали при этом рубль, то сдачи он приносил всего шестнадцать или восемнадцать грошей. Когда же его спрашивали: где четыре гроша? - он удивлялся, плакал, целовал руки, но упрямо, хоть и смиренно, твердил, что принес сдачи ровно столько, сколько полагается.
- Вот тебе, тупая башка! - кричал тогда мастер, не больно трепля его за уши.
Случались вещи похуже: вдруг на улице какой-нибудь негодяй вырывал у честного Ендруся прямо из рук несколько злотых, а однажды кто-то даже отнял у него новые брюки, которые он относил заказчику. Пан мастер, понятно, пожелал тогда "прострочить его разок-другой ремнем с пряжкой", но хозяйка вступилась за Ендруся.
- Оставь! - сказала толстая дама. - Разве можно бить парня за то, что ему не повезло? Бывают такие люди! У одних и шило бреет, а у других и нож неймет!
Следует, однако, признать, что честный Ендрусь слишком часто брился шилом.
Так вот, в упомянутый день - хозяев уже несколько часов не было дома, не ходили и заказчики - честный Ендрусь обратился к Ясю:
