Болеслав Прус - Сиротская доля
Не пользовался Ясь и расположением мастера.
- О чем он думает, дурак этакий?.. - часто негодовал пан Дурский. - Для него и подмастерье пан, и я - пан, каждый для него пан... А он держит себя прямо владетельный князь, а не бродяга!..
И Дурский часто бранил Яся, или по-теперешнему - Ясека, у которого титулы "пан мастер" и "пани хозяйка" всякий раз застревали в горле.
Пан Каласантий не только не любил сироту, но и относился к нему с порядочным презрением. У мастера постоянно бывали "дела" в городе, вследствие чего его постоянно приходилось разыскивать. По счастливому стечению обстоятельств, все дела, касающиеся подъема отечественной промышленности, сосредоточивались в ближайшей пивной, где ученики без труда находили своего наставника и благодетеля всегда за одним и тем же столиком и кружкой.
Однажды Ясю поручили привести пана Дурского из пивной. Мальчик пошел туда и обнаружил опекуна в веселой компании солидных людей.
- Ого, поглядите-ка! - воскликнул мастер, увидев его. - Это, знаете ли, такой парень... Он, сударь мой, даже по-французски может, если захочет, а все-таки мне его отдали на воспитание.
- Фью!.. Фью! - свистнул один из присутствующих, напыжившись, словно сенатор, хотя явно смахивал на мясника.
- Не верите?.. - спросил мастер, стараясь с честью удержаться на стуле. - Скажи сейчас же, мальчуган, как по-французски пиво, водка или сюртук?
Когда смущенный Ясь перевел эти слова, мастер спросил:
- Ты зачем сюда пришел?
- Хозяйка зовет пана в магазин.
- Нашла дурака! - кисло заметил пан Каласантий. - Скажи ей, что я никак не могу уйти, что у меня дела... что тут один купец из Петербурга... что я принимаю заказы...
Присутствовавшие захохотали, а пан мастер сказал, подавая Ясю кружку:
- На! возьми... выпей и передай все точно, как я велел.
Ясь вежливо отказался, и пан мастер даже привскочил от удивления.
- Не пьешь пива?.. - крикнул он. - Эй!.. Зоська!.. Дай-ка этому мальцу рюмку анисовки! Пусть отведает, какова она на вкус...
Ясь отказался и от анисовки и поспешил вернуться в магазин, где пани Дурская с легкостью выведала от него, что ее муженек пьет пиво и для отвода глаз ссылается на какого-то купца из Петербурга.
Мастер, узнав об этом, сердито плюнул.
- Ничего из него не выйдет! - ворчал он. - Пива не пьет и разносит сплетни!..
Среди оравы недоброжелателей Ясь неожиданно нашел друга в лице подмастерья Паневки. Пан Игнаций Паневка был человек совсем еще молодой, приземистый и нескладный, с большой головой, украшенной прямыми, как проволока, волосами, крючковатым носом и глазами навыкате; работоспособностью он обладал невероятной, на нем одном, собственно, и держалась мастерская Дурского. Он считался лучшим закройщиком в Варшаве, и товарищи даже сложили про него песенку:
Пан Паневка так кроит,
Из-под ножниц шерсть летит!
Не закройщик, а бог,
Только глуп, как сапог!
Родни у Паневки не было (двадцать с лишним лет назад аист выронил его из клюва возле больницы Младенца Христа), поэтому он привязался к своему мастеру; несмотря на частые ссоры, они работали вместе уже несколько лет. Нет сомнения, что день разрыва между Игнацием и Дурским оказался бы роковым для мастерской, магазина и репутации знаменитого портного.
Паневка слыл большим оригиналом. Не было у нею ни ума, ни образования, но по какому-то странному инстинкту он тянулся к тем, кого считал выше себя, и старался им подражать. К несчастью, идеалы Паневки были более чем скромными. Один из его кумиров причесывался на прямой пробор и носил перчатки кирпичного цвета, и вот пан Игнаций с некоторых пор не признавал иных перчаток и иной прически. Другой внушил ему уважение своей силой и скандальной славой; Паневка тотчас пожелал равняться по нему: налетел на здоровенного верзилу, был позорно избит и в довершение отсидел несколько дней в участке.
Дурский любил приговаривать "сударь мой" я мог выпить в один присест до двадцати кружек пива; Паневка тоже говорил "сударь мой" и пропивал весь заработок. Услышав однажды, что кто-то съел дюжину крутых яиц, наш идеалист решил проделать ту же штуку и поплатился воспалением кишок, от которого оправился только через несколько месяцев.
Ясь произвел огромное впечатление на эту неразвитую и стремительно рвавшуюся к лучшему душу. Паневке захотелось подражать и ему. Ясь был красив, и пан Игнаций целые часы проводил перед зеркалом, исследуя, насколько он, со своим здоровенным носом, толстыми губами и широкими скулами, похож на славного мальчугана. У Яся были короткие волосы, и Паневка тотчас остригся чуть ли не наголо, отчего стали еще заметней его большие, торчащие уши. Ясь обращался к Дурскому, называя его "пан", - Игнаций тоже начал говорить "пан" и "пани", вместо прежних "пан мастер" и "пани хозяйка". Но эти нововведения так плохо ему удавались, что все над ним, беднягой, посмеивались, а Яся пан Каласантий выдрал за уши.
"Ищите царство божие", - сказал господь; Игнаций искал его, но обрести не мог. Он чувствовал, что крутые яйца не придали ему совершенства, а подстриженные волосы не помогли сделаться похожим на Яся. По правде говоря, он даже толком не знал, какие именно качества так привлекали его в этом мальчике.
Оставшись однажды наедине с Ясем, Паневка спросил:
- Видал ты когда-нибудь на свете честного человека? Но такого, чтоб ни-ни?..
- Ого! - утвердительно ответил Ясь.
- Кто ж это такой?
- Да пан Анзельм и... моя мама... - добавил он тише.
- Что же они такого сделали?..
- Они все хорошо делали!.. - ответил мальчуган.
"Все хорошо делали!" В том-то и загвоздка. Паневка тоже хорошо делал свою портняжью работу, но какие еще бывают хорошие дела, не знал. Сначала он даже хотел спросить Яся: что значит "хорошо делали"? Но потом спохватился, он как-никак подмастерье, а Ясь всего лишь ученик, - и оставил его в покое. С той поры, однако, его словно точило изнутри; что бы Паневка ни делал одевался, кроил, пил, - он постоянно думал об одном: что значит поступать хорошо, но так - чтоб ни-ни!.. Он был подобен земле, которая жаждет небесной росы.
Однажды Паневка услышал, как Ендрусь говорил ученикам:
- Подлый Ясек портит нам дело! На чай от клиентов не принимает, а если что выторгует на мясе, так отдает хозяйке! Подлиза!
Молния озарила темный разум Паневки; он почувствовал, что отдавать хозяйке деньги - это, должно быть, и значит совершать хорошие поступки.
На следующий день, в воскресенье, Паневка (он жил отдельно от Дурского) решил навестить Яся. Он нашел его на чердаке, который служил ученикам спальней.
Поговорили о том о сем, беседа что-то не клеилась. Вдруг подмастерье спросил:
- Почему ты не берешь себе сдачу... Ну, то, что выгадываешь на покупках, дурачок?.. Завелись бы хоть какие-нибудь деньжонки в кармане...
- Я не хочу воровать! - с возмущением возразил Ясь.
- Дурачок! дурачок! - бормотал Паневка, стараясь не выдать своего смущения. - Если что выторгуешь в лавке - оно твое.
- Э, нет, не так! - ответил Ясь. - Если нужно скрывать, значит это плохо.
Игнаций подпер свою большую голову ладонью и после долгого молчания спросил:
- Ну, а когда кто-нибудь берет, к примеру, пуговицы, иглы, нитки, либо там бархату лоскут, это тоже плохо?..
- Конечно! Ведь это воровство.
Подмастерье вскочил, как ошпаренный, и быстро прошелся несколько раз по чердаку; потом заговорил:
- Глупости! Уж иголками и нитками-то из мастерской можно попользоваться, все-таки тебе работа на сторону дешевле обойдется, и можно сходить когда на Прагу, а когда в театр. А не брать, так ничего и не заработаешь, да еще другие работники дураком назовут. Что тебе с того, если у мастера лишний кусок подкладки останется или там сукна?
- Я буду знать, что поступаю хорошо... А другие пусть говорят, что хотят! - коротко ответил Ясь.
Новая вспышка молнии озарила Игнация. До сих пор он считал хорошим только то, что люди хвалят; теперь он узнал, что есть и другой, высший критерий: уверенность в том, что ты поступил хорошо. Нельзя сказать, чтобы он никогда об этом не слыхал; но сегодня, под влиянием милого ему Яся, Паневка впервые почувствовал и понял значение этого высшего критерия.
С тех пор его словно подменили, и вскоре пан Дурский обнаружил, что в мастерской стало уходить меньше материалов.
В следующее воскресенье пан Каласантий снова отправился "по делам", а пани Каласантова снова послала Яся на розыски мужа. Мальчик пошел в пивную и за знакомым столиком увидел Паневку и Дурского, которые отчаянно спорили с каким-то незнакомым господином.
- Держу пари на десять кружек пива, что это правда! - в запальчивости кричал мастер.
- Согласен! - с усмешкой сказал незнакомец.
В этот момент пылающий взгляд Дурского упал на Яся, и он воскликнул:
- Вот кто нам скажет!.. Это парень с образованием!.. Ну, говори сейчас же, только не ври, - можно доехать до Америки на лошадях?
- Ну, где там! - смело ответил Ясь. - Ведь Америка лежит за Атлантичес...
