Джеймс Джойс - Дублинцы (сборник)
– Ну знаете, Эннис, я подозреваю, что у вас на месте головы набалдашник! Вы что, хотите сказать, вам неизвестно, что такое иррациональное число?
Бестолковый ответ расшевелил тлеющие угольки его презрения к соученикам. По отношению к другим он не испытывал ни стыда, ни страха. Проходя мимо дверей храма воскресным утром, он холодно взирал на молящихся, что с непокрытыми головами стояли в четыре ряда на паперти, присутствуя морально на службе, которой они не могли ни видеть, ни слышать. Унылая набожность и тошнотворный запах дешевого бриллиантина от их волос отталкивали его от святыни, которой они поклонялись. Вместе с другими он впадал в грех лицемерия, относясь скептически к их простодушию, которое он мог с такой легкостью обмануть.
На стене в его спальне висела грамота, наподобие старинной лицевой рукописи, об избрании его старостой братства Пресвятой Девы Марии в колледже. По утрам в субботу, когда братство собиралось в часовне для малой богородичной службы, он занимал место справа от алтаря, с подушечкой для коленопреклонений, и вел свое крыло хора в антифонах. Фальшивость его положения его не мучила. Хотя иногда у него возникал порыв встать со своего почетного места и, исповедав пред всеми все свое недостоинство, покинуть часовню, один взгляд на их лица убивал тут же этот порыв. Образы пророчествующих псалмов умиротворяли его бесплодную гордыню. Славословия Марии пленяли душу его: нард, мирра и ладан – символы драгоценных Даров Божиих ее душе, пышные одеяния – символы ее царственного рода, ее эмблемы, поздно цветущее дерево и поздний цветок – символы многовекового роста ее почитания среди людей. И когда к концу службы приходила его очередь читать Писание, он читал его приглушенным голосом, убаюкивая свою совесть музыкой слов:
Quasi cedrus exaltata sum in Libanon et quasi cupressus in monte Sion. Quasi palma exaltata sum in Gades et quasi plantatio rosae in Jericho. Quasi uliva speciosa in campis et quasi platanus exaltata sum juxta aquam in plateis. Sicut cinnamomum et balsamum aromatizans odorem dedi et quasi myrrha electa dedi suavitatem adoris[92].
Грех, что закрыл от него лик Господа, приблизил его к заступнице всех грешников. Ее очи, казалось, взирали на него с кроткой жалостью, ее святость, загадочный свет, мерцавший тихо от ее хрупкой плоти, не унижали прибегающего к ней грешника. Если что-либо порой влекло его отбросить грех и покаяться, то двигавший им порыв был не чем иным, как стремлением сделаться ее рыцарем. Если когда-либо душа его, стыдливо возвращаясь в свою обитель после того, как иссяк яростный приступ плотской похоти, устремлялась к той, чей символ – утренняя звезда, ясная и мелодичная, несущая весть о небе и вселяющая мир, это бывало в те мгновения, когда имена ее шептались тихо устами, которые ощущали еще вкус развратного поцелуя, с которых только что срывались постыдные, грязные слова.
Это было странно. Он пытался обдумать, как же это возможно, но сумрак, сгущавшийся в классе, окутал и его мысли. Прозвенел звонок. Учитель задал примеры к следующему разу и вышел. Цапленд рядом со Стивеном замурлыкал фальшиво:
Мой друг, прекрасный Бомбадос.
Эннис, который выходил в туалет, вернулся и объявил:
– За ректором из дома пришли.
Высокий ученик позади Стивена сказал, потирая руки:
– Тайм в нашу пользу! Целый час можем прохлаждаться, он назад теперь раньше полтретьего не придет. А там ты его сможешь изводить вопросами по катехизису, Дедал.
Стивен, откинувшись и рассеянно черкая по тетрадке с черновиками, прислушивался к болтовне вокруг, которую время от времени Цапленд умерял окриками:
– Эй вы, потише! Устроили тут бедлам!
Странно было и то, что он испытывал некое бесцельное удовольствие, прослеживая до самых корней строгую логику церковных учений или же проникая в их темные умолчания лишь для того, чтобы услышать и еще глубже прочувствовать собственную осужденность. Суждение святого Иакова, гласящее, что согрешивший против одной заповеди грешит против всех, казалось ему пустой фразой, пока он не начал разбираться в потемках собственного сознания. Из дурного семени похоти произросли все прочие смертные грехи: гордость собой и презрение к другим, алчность к деньгам, потребным на преступные наслаждения, зависть к тем, кто превосходил его в пороках, и клеветнические нашептыванья в адрес благочестивых, жадное наслаждение пищей, тупое затаенное бешенство, с которым он отдавался своим мечтаниям, трясина беспутства духовного и телесного, в котором погрязло все его существо.
Когда он, сидя за партой, смотрел спокойно в суровое проницательное лицо ректора, ум его изощрялся в придумывании и разрешении каверзных вопросов. Если человек украл в юности фунт стерлингов и с помощью этого фунта сделал большое состояние, то сколько он должен вернуть – только ли украденный фунт, или же фунт со сложными процентами, что на него наросли, или же все огромное состояние? Если мирянин, совершая крещение, проделает окропление водой прежде соответствующих слов, будет ли дитя крещено? Является ли действительным крещение минеральной водой? Как это получается, что первая заповедь блаженства обещает царствие небесное нищим духом, а в то же время вторая обещает кротким, что они наследуют землю?[93] Почему таинство евхаристии установлено под двумя видами, и хлебом и вином, если Иисус Христос телом и кровью, душою и божеством, присутствует уже в одном хлебе и в одном вине? Содержит ли малейшая частица освященного хлеба тело и кровь Христовы всецело или же только часть тела и часть крови? Если после их освящения вино обратится в уксус, а хлеб причастия зачерствеет и раскрошится, будет ли Иисус Христос по-прежнему присутствовать под их видами, как Бог и как человек?
– Идет, идет!
Один из учеников, стороживший у окна, увидел, как ректор вышел из орденского дома. Все катехизисы открылись, и все головы в молчании склонились над ними. Ректор вошел и занял свое место на возвышении. Высокий ученик сзади тихонько подтолкнул Стивена, чтобы тот задал трудный вопрос.
Но ректор не попросил дать ему катехизис, чтобы спрашивать по нему урок. Он сложил руки на столе и сказал:
– В среду мы начнем говение в честь святого Франциска Ксаверия, память которого празднуется в субботу. Говение будет продолжаться со среды до пятницы. В пятницу после дневных молитв исповедь будет приниматься до вечера. Для тех учеников, у кого есть свой духовник, будет, видимо, лучше не менять его. В субботу в девять часов утра будет литургия и общее причастие для всего колледжа. Занятий в субботу не будет. Конечно, и в воскресенье. Но некоторым захочется думать, что раз суббота и воскресенье праздники, то понедельник это тоже праздник. Постарайтесь не впасть в такую ошибку. Мне кажется, Лоулесс[94], что вы можете впасть в такую ошибку.
– Я, сэр? Почему, сэр?
Слабый всплеск сдержанного смеха прошел среди мальчиков от суровой улыбки ректора. Сердце Стивена стало медленно съеживаться и никнуть от страха, будто увядающий цветок.
Ректор продолжал вновь серьезно:
– Вам всем знакома, как я уверен, история жизни святого Франциска Ксаверия, покровителя нашего колледжа. Святой Франциск происходил из старинного, славного испанского рода, и, как вы помните, он был одним из первых последователей святого Игнатия. Они встретились в Париже, где Франциск Ксаверий преподавал философию в университете. Этот молодой блестящий аристократ и ученый всей душою и сердцем воспринял учение великого нашего основателя, и, как вы знаете, по его собственному желанию святой Игнатий его направил проповедовать слово Божие индусам. Вам известно, что он заслужил прозвание апостола Индии. Он странствовал из страны в страну по всему Востоку, из Африки в Индию, из Индии в Японию, крестя народы и племена. За один только месяц, как повествуют, он окрестил десять тысяч идолопоклонников. Повествуют также, что правая рука его отнялась, оттого что такое множество раз он поднимал ее, возлагая на головы крещаемых. Затем он имел намерение направиться в Китай, дабы обратить ко Господу еще новые души, но умер от лихорадки на острове Саньцзян. Он был великим святым, святой Франциск Ксаверий! Великим воином Божиим!
Ректор сделал паузу и затем продолжал, покачивая перед собой сомкнутыми ладонями:
– В нем была та самая вера, которая движет горами. За один всего месяц – десять тысяч душ, обретенных для Господа! Вот истинный покоритель, верный девизу нашего ордена: ad majorem Dei gloriam! Помните, что велика власть у сего святого на небесах: власть предстательствовать за нас в наших несчастьях, власть испросить для нас все, о чем молимся мы, если только будет это во благо душ наших, и, превыше всего, власть обрести для нас благодать раскаяния, если мы пребываем во грехе. То великий святой, святой Франциск Ксаверий! Великий ловец душ!
Он перестал покачивать сомкнутыми ладонями и, прижав их ко лбу, испытующе взглянул направо и налево на своих слушателей темными строгими глазами.
