Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы
— Никогда, — еле слышно ответила Машенька.
Виктор пытался найти сильные, настоящие слова, чтобы рассказать о своей любви, но эти нужные слова не приходили. И он замолк.
…Утром в воскресенье приехал генерал с женой Марфой Петровной и племянником Рудольфом.
Хоть и в отставке был Сергей Константинович, но сорокалетняя военная жизнь по уставу давала себя знать. В обращении с генералом, своим бывшим начальником, с которым они в последние годы службы часто бывали накоротке, он чувствовал над собой его прежнюю командирскую власть. Это постоянное чувство соблюдения субординации у военных людей всасывается в кровь, его ничем нельзя вытравить. Своего рода рефлекс.
Обед, к которому шла подготовка еще со вчерашнего дня, был до мелочей продуман Елизаветой Семеновной. Уж на этот раз она покажет генеральше, как нужно принимать гостей и какие преподносить им сюрпризы. Этим сюрпризом, по ее расчетам, должен быть Виктор. Его виртуозная игра на скрипке.
…Прогулка на моторной лодке вверх по реке, купание, маленький пикничок на лесной поляне, где Елизавета Семеновна уже заранее приметила кучу хвороста для костра… Потом обед. Стол сервирован продуманно, со вкусом… Букеты цветов, батареи бутылок, хрусталь, серебро… Машенька в своем новом вечернем платье. А потом… потом! О, генерал будет потрясен! Скрипка Виктора окончательно сразит его. А главное, главное, Рудольф поймет, что если он и дальше будет таким размазней, то может упустить Машеньку.
Так рассуждала про себя Елизавета Семеновна, когда до прихода пригородного поезда, с которым ждали гостей, оставалось около часа. Когда же хлопнула калитка сада и под подошвами черных лакированных ботинок генерала звонко зашуршала мелкая галька дорожки, внутренний монолог Елизаветы Семеновны оборвался. Разрумянившись от волнения, она захлопотала еще сильнее. Как всякая хлебосольная русская женщина, она умела принять гостей.
Генерал был уже немолодых лет, почти совсем седой. Но военная выправка и бравый вид еще не позволяли называть его стариком, хотя до полного седьмого десятка ему не хватало лишь одного года. Высокий и статный, в новеньком и тщательно отутюженном костюме, он был не по возрасту подвижен. Что-то властное таилось в его резко очерченном профиле. А темные, с прищуром глаза лучились озорством и колкой насмешкой, в которой трудно бело прочитать, чему улыбается генерал: собственным ли мыслям или подсмеивается над кем-то из собеседников.
Через час после завтрака гости и хозяева уже сидели в голубой моторной лодке. Проведший детство на берегу моря н служивший в молодости на флоте, Сергей Константинович не мог жить без воды. «Морем в миниатюре» ему с горем пополам служило водохранилище, на котором была сооружена местная межколхозная электростанция.
У руля сидел Сергей Константинович. Генерал устроился рядом с ним и из-под полей соломенной шляпы пристально смотрел вдаль. Восточный берег плотины был обрамлен густой рощицей молодого дубняка. Недалеко от берега плавало несколько выводных домашних уток. От быстрой езды в глазах Сергея Константиновича вспыхивали лихие огоньки. Лодка шла с предельной скоростью. За кормой белел пенистый бурун.
Машенька сидела между Рудольфом и матерью. С самого утра она обмолвилась с молодым гостем всего лишь несколькими словами. Ей было неприятно встречаться с ним взглядом, видеть его розовое угреватое лицо.
Генерал захотел курить. Обшарив карманы, он сокрушенно покачал головой — забыл спички. Перекидывая из угла в угол рта сигарету, он сердито посматривал по сторонам, точно кого-то выискивая. У него даже испортилось настроение. Стал менее разговорчив. Бродя взглядом по берегу, он вдруг оживился. Даже потянулся вперед.
— Слева по борту неприятельский десант! Орудиям приготовиться к стрельбе прямой наводкой! Кораблю взять курс прямо на противника! — громко и чеканно отдал команду генерал, и все головы повернулись влево, выискивая глазами то, что в «приказе» генерала означало «десант».
Сергей Константинович круто повернул лодку влево и взял курс на громадный дуб, одиноко и величаво возвышавшийся среди своих молодых потомков. У подножия дуба, почти у самой воды, лежал человек. Больше на берегу не было видно ни души. Это, очевидно, и было по мысли генерала «неприятельским десантом».
Все поняли, что генералу были нужны спички. Лодка, не теряя скорости, стрелой неслась прямо на дуб. Крутые волны теперь уже хлестали о правый борт.
Расстояние между дубом и лодкой сокращалось быстро. Теперь было хорошо видно, что на берегу лежал мужчина, и, очевидно, молодой. Прикрыв голову газетой, широко разбросав ноги и подставив порозовевшую спину полуденному солнцу, он неподвижно распластался на зеленом берегу.
Сергей Константинович выключил мотор. Теперь лодка двигалась по инерции.
— А ведь это не простой «десантник», а настоящий соловей-разбойник, — пошутил генерал.
Однако его шутку вначале никто не понял, и только когда расстояние между человеком на берегу и лодкой стало совсем незначительным, все поняли смысл его последних слов. На спине у лежавшего под дубом отчетливо проступали синеватые рисунки татуировки. От левой лопатки до правой тянулась корявая надпись: «Что нас губит!» Ниже уступами были наколоты три рисунка: бутылка водки, пиковый туз и голая женщна в вульгарной позе.
Взгляды всех, кто сидел в лодке, застыли на этой неширокой разрисованной спине. На минуту в лодке наступила неожиданная тишина. Лишь витые волны продолжали полоскаться о дубовые борта лодки.
Тишину нарушил голос генерала:
— Гражданин! У вас не будет спичек?
Лежавший на песке лениво и разморенно поднял голову. Сонно моргая глазами, он сел, опершись руками о землю. Машенька побледнела. На берегу сидел их сосед. Гость из Ленинграда. Горячей волной кровь кинулась ей в виски, затопила щеки, к горлу подступил комок. Она отчетливо видела, как смертельно побледневший Виктор пугливо и жалко съежился.
— Я не курю, — дрогнувшим голосом ответил он и стыдливо прикрыл ладонями грудь, на которой был наколот орел, несущий в когтях голую женщину.
Елизавета Семеновна хотела что-то сказать, но так растерялась, что слова застряли у нее в горле. Она сидела неподвижно, отведя взгляд в сторону. Чувство досадной неловкости испытывал и Сергей Константинович. Каждый из них в эту минуту старался не узнать в лежавшем на песке соседа.
Генерал некоторое время недоверчиво, с застывшей ухмылкой смотрел на разрисованного незнакомца, потом сердито кашлянул в кулак и, огорченный тем, что рухнула его единственная надежда найти спички, хмуро пробурчал:
— Поворот на сто восемьдесят! Держать курс на электростанцию!
Лодка плавно развернулась и, затарахтев мотором, взяла курс на колхозную электростанцию.
Генерал протянул:
— А у вас, как я вижу, без доброй дубины по лесу ходить опасно. Ишь, как разрисован, бестия! Видать, этот стервятник не одну тюрьму облагодетельствовал своим присутствием.
Сергей Константинович откашлялся, хотел что-то сказать в ответ генералу, но, перехватив взгляд Елизаветы Семеновны — она сидела с поджатыми губами и постным лицом, — проглотил начало фразы и, чтобы скрыть свое замешательство, прибавил газу. Слова его потонули в громких выхлопах двигателя.
Машенька сидела бледная. Ей было стыдно и больно смотреть в глаза матери и отцу. А генерал не унимался:
— Откуда только эта погань берется? Ведь совсем еще молокосос, родился при Советской власти, учили его в советской школе, и на вот тебе, возьми ты его за рубль двадцать: вино, женщины, карты! Уже загублен! Тьфу!
На электростанции спички нашлись. Генерал выкурил две папиросы подряд. Однако то отличное расположение духа, с которым он начал лодочную прогулку, к нему уже не вернулось. По дороге на дачу он несколько раз ополчался на органы милиции, которые якобы плохо борются с преступниками, попутно ругнул ученых юристов, подверг критике мягкотелость школьного воспитания.
Только за обедом, когда из хрустального графина забулькала лимонная настойка, глаза генерала засветились лучистым и живым блеском.
Обед, как и всякий воскресный обед, на который приглашены важные гости, был долгим и вначале скучным. Перебирали последние городские новости, вспоминали прошлую военную службу, некоторых командиров и командирских жен, и если бы не настойка, которая постепенно таяла в объемистом графине, то настроение гостей и хозяев было бы далеко не праздничным.
Женщины пили мускат. Елизавета Семеновна хлопотала по хозяйству и почти совсем не сидела за столом. Изредка ей помогала Машенька, которая с удовольствием покидала стол, чтобы хоть на несколько минут избавиться от соседства Рудольфа.
Это ее чувство неприязни к молодому гостю Елизавета Семеновна заметила и, покачав головой, дала знать дочери, чтобы та почтительнее вела себя с ним. А Машеньке теперь было все равно… Ей хотелось выскочить из-за стола, убежать куда-нибудь далеко-далеко в лес, упасть в траву и досыта наплакаться. Из головы не выходил Виктор. Она еще не до конца понимала, что случилось. Только вчера, всего только вчера вечером она сидела с ним в саду и они говорили о том, что Машенька станет его женой, что они вместе уедут куда-нибудь в Сибирь…
