Ингер Эдельфельдт - Удивительный хамелеон (Рассказы)
- Возьми в морозилке мороженое, - говорит она. - Возьми все, что хочешь. Почитай комиксы "Дональд Дак". Разбуди меня, если кто-то придет.
Мальчик не спорит. Он берет из холодильника мороженое и идет к себе.
Мария запирает входную дверь и отключает телефон. Иначе она сломается.
Она опять идет в ванную и достает снотворное. Глотает таблетки и идет в спальню.
Потом она не простит себе этого. Она многого себе не простит.
Перед тем как заснуть, она видит лесную тропинку - она идет по ней, и перед ней идет дочь.
Они что-то говорят про тебя, хочется ей крикнуть, но это неправда.
Дочь оборачивается и непонимающе смотрит. В этом воспоминании ей пять лет. Каждый волосок, каждая черточка в ее лице такие ясные.
Иди к маме.
Да, она идет.
На мгновение, всего лишь на секунду, боль, безумие и яд, которые ввели полицейские своими словами, исчезают.
Потом все вернулось.
С этой болью Мария и заснула, крепко сжав кулаки.
* * *
По этой черной воде можно пройти. От нее ждут этого. Ноги, которые пройдут по воде, - ее ноги; на них ее старые ботинки.
В своей обычной куртке, в обычных брюках на опустошенном, скорбном материнском теле, с будничными словами на устах, с запахом обычного мыла, с прежними заколками, с прежними родинками, с прежним именем и прежней походкой она пройдет по этой черной воде.
Все то же самое, все ее старое. Только глаза не ее. Они видят страшный мир. Каждая пылинка, каждая мельчайшая частица которого изначально ложна, порочна и немыслима. Это насмешка. В сутках столько же часов, как и прежде. На деревьях растут листья. Солнце поднимается и заходит.
Да, все двигается дальше, ничего не остановилось, время не остановилось. Все повседневные дела совершаются так, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. На черной воде стоял стол с завтраком. Звонил телефон. Люди с берега кричали самые странные вещи. Они все должны выслушать, он и она; жрец и жрица скорби.
Хотят ли они увидеть человека, который сбил их дочь? Он был в отчаянье. Поможет ли это им?
Нет. Какой смысл встречаться с человеком, которого можешь только ненавидеть?
Ах, вот оно что, он не мог ее видеть. Ах, вот оно что, на дороге было дерево и живая изгородь. И скорости он не превышал.
Нет уж, спасибо, мы предпочитаем все же ненавидеть его; нас можно понять?
Приходили их друзья и друзья дочери. Они всем им предлагали кофе. Во всех этих друзьях их не устраивало только одно, но существенное обстоятельство: никто из них не был их дочерью. Рука, стучавшая в дверь, не была рукою дочери. Подавить отравление не удавалось. Оно было в каждой клетке их тел, оно пропитывало весь мир.
Марию не отпускала мысль: как это могло случиться, кто допустил это.
* * *
Мальчик вошел в кухню. Держался он неуклюже, подростковый лоб блестел.
- Можно с вами поговорить? - спросил он.
- Да, конечно, - любезно ответила Мария. - Хочешь чего-нибудь?
- Нет, спасибо, я хотел только поговорить. - Он сел.
Оба молчали. Пела синица, та самая, которую ей хотелось пристрелить. Оба долго молчали. За окном ветер шебуршил густую листву каштана. Беззаботный игривый летний ветерок взъерошил волосы на голове у мальчика. Он пригладил их. Мальчик покусывал нижнюю губу. Зовут его Петер.
- Я не могу спать по ночам, - сказал он наконец.
Было бы странно, если б мог, подумала Мария; чего он ожидал? Бой-френд Ины. Мария недолюбливала его, и он избегал ее. Его родители тоже никак не давали о себе знать. Хотя они никогда в жизни не виделись. И тем не менее.
Сразу после похорон мальчик сбежал. С сухими глазами.
Похороны: сколько раз Марии пришлось повторить, до чего красивы похороны. Они и вправду были красивые. Красивая церковь, красивые цветы, красивые речи, двадцать три красивых одноклассника, в соответствующих одеждах, которые, конечно, им подобрали потрясенные мамаши, безмолвные от ужаса, но одновременно глубоко благодарные, что главным действующим лицом был не их ребенок. Двадцать три подростка, живых, с румянцем на щеках. Дочери и сыновья. Некоторые не плакали. Ей хотелось подойти к ним и выдавить слезы из глаз. Но этого Мария никому не сказала, даже мужу.
Красивые похороны, повторила она неоднократно. Один шаг на пути. Похороны хороши как возможность справиться с горем.
Я ненавижу этот мир. Я ненавижу Бога.
- Может, ты все же хочешь чего-нибудь? - любезно спросила она мальчика. Ему было восемнадцать. Он облился туалетной водой, словно собирался на танцы. Он боялся, очень боялся, он весь вспотел от страха, его молодое живое тело выделяло испарину. Ей надо было бы хорошо к нему относиться, он ведь любил ее дочь. Наверное. Они были вместе так недолго, а мальчик был не из доступных.
- Стакан воды, - пробормотал он.
Мария дала ему.
- Хорошо, что ты пришел, - сказала она.
Мальчик выпил воду одним глотком, словно это была рюмка водки.
- Вы знаете, как это случилось, - сказал он.
- Но не знаю, как это было для тебя, - сказала Мария.
Улыбка дрогнула у него на губах, потом на глаза навернулись слезы.
- Вы знаете, как это случилось, - повторил он. - Она выбежала, совсем не глядя по сторонам.
Марии больше нравилось, когда он плакал. Ей хотелось положить руку ему на голову, благословить его, как жрица, которой она сегодня стала.
Мальчик закрыл лицо руками.
- Наверное, это я виноват, - пробормотал он, и плечи его затряслись от рыданий.
Мария отвернулась - она и сама об этом думала. Кто-то был во всем виноват. И скорее он, чем она. Наверное, он был во всем виноват. Может, перед ней и сидел убийца, который выгнал Ину на дорогу; что же могло понадобиться Ине на улице в шесть часов утра? Мария с мужем снова и снова так или иначе задавались этим вопросом, в бесконечных разговорах днем и ночью о том, почему это случилось.
- Теперь вы меня ненавидите? - всхлипнул мальчик за ее спиной.
Мария аккуратно натянула маску Мудрой Женщины и бесконечно понимающая повернулась к нему.
- А ты считаешь, что я должна? - спросила она.
- В каком-то смысле так было бы лучше, - сказал мальчик.
Из носа полились сопли. "Проклятый подросток", - подумала Мария, сохраняя при этом самый любезный вид.
Мальчик смотрел в пол.
- Да, мы поссорились, - сказал он.
- Я так и думала.
- Когда это случилось, я спал, - заверил подросток.
- Я вовсе и не считала, что ты толкнул Ину под машину, - уверила мальчика Мария. Ее даже забавляло, что она может быть такой собранной. Холодный гнев помогал ей удерживать маску. Мария чувствовала к мальчику тайную злобу - ничего, пусть ему будет больно.
- Но если бы я встал, я бы мог остановить ее.
- Из-за чего вы поссорились? - спросила она спокойно, как ведущая какой-нибудь женской передачи.
- Да не из-за чего. Просто я себя чувствовал... ну... она как бы давила на меня. Чтобы я сказал, что я... что я люблю ее, вот. Через три недели!
- И ты не сказал?
- Но такое не говорят! - Мальчик снова заплакал. - Если я скажу такое - я не смогу дышать. - Он весь съежился. - Вы ненавидите меня? - повторил он.
Мария не ответила.
- Когда мы потом еще разговаривали... она тоже плакала. Она сказала, что ее никто не любит.
Удар, удар прямо в грудь. Удар, от которого Мария чуть не упала в обморок. Никто не любит? Ина, Ина... Разве мы не любили тебя? Ты так считала? Чувствовала?
"Но это неправда!" - хотелось ей крикнуть той, которой не было.
- Я не мог... - сказал мальчик. - Я не знал, что сказать. Я... не могу говорить то, что меня заставляют. Я как бы обнял ее. И заснул.
- И что? - заставила себя произнести Мария. - Ты считаешь, что она сознательно бросилась под машину?
- Нет! - Мальчик явно испугался. - Вовсе нет. Она очень любила одну лужайку за полем, очень милую. Я думаю, она шла туда. Посидеть и подумать. Ну, она вообще любила думать. Там был ручеек. То есть он, конечно, до сих пор там. Я хочу сказать, ручеек. - Он коротко нервно рассмеялся. - Но она совсем не смотрела по сторонам. Потому что ей было грустно и тяжело.
- Ты хочешь сказать, что если бы ты тогда сказал ей, что любишь, то этого бы не случилось? - Мария сама слышала, до чего холодно звучит ее голос.
- Думаю, да. - Мальчик встал и подошел к окну. - Самое ужасное, сказал он, обращаясь к каштану, - что мне кажется, я любил ее. Просто не мог сказать. Но я думал, она понимала.
- Так бывает со многими, - сказала Мудрая Женщина.
- Это я виноват? Вы считаете, что я виноват?
- Нет, - заставила себя произнести Мария.
Мальчик отвернулся от окна и благодарно посмотрел на нее. Отвратительно благодарно. Мудрая Женщина спасла его от бессонницы? Даровала ему прощение? Спасла его юное сердце и скоро он сможет снова полюбить?
- Спасибо, - прошептал он.
Они стояли молча.
- Наверно, мне пора, - сказал он и вышел.
Его шаги еще не утихли на гравиевой дорожке, а Мария подошла к телефону и позвонила мужу.
- Я просто хотела услышать твой голос, - сказала она. - Вечером я тебе расскажу кое-что.
