Ив Шеневьер - Турако - птица печали
* * *
На Острове только один город, он же - столица и единственный порт. Построенный на месте самой большой деревни туземцев, он разросся вокруг главной улицы, на которой европейцы возвели для себя патрицианские дворцы с колоннами и фронтонами, а также трехэтажные здания с террасами для местных властей, банков и торговых контор. По обе стороны этой центральной улицы выросли кирпичные и деревянные дома для туземцев, а их глинобитные хижины были снесены.
После завоевания независимости население Города и Острова в целом значительно уменьшилось, поскольку часть людей эмигрировала, а некоторые вернулись в свои деревни, где они что-то выращивают, чтобы как-то прожить. Церковь официально закрыта, но верующие люди еще приходят в нее. Хотя богослужения запрещены, а священники изгнаны, прихожане молятся по-прежнему. Чтобы лучше приглядывать за ними, местная национальная гвардия позволяет им собраться. А потом разгоняет. Из-за нехватки средств, дома при новых хозяевах находятся в запущенном состоянии. Они ветшают и разрушаются, а равнодушные власти решительно не желают сохранять наследие того времени, которое они хотят вычеркнуть из истории народа.
Прилегающие кварталы тоже бедствуют, но сохраняют пеструю шумную теплоту, которую придают им коренные жители. В этой части Города, в стороне от главной улицы, где ночи скучнее, чем дневные часы, и в стороне от заброшенного порта, люди еще веселятся. Это не возбраняется при условии, чтобы не возникало никаких беспорядков, никакой смуты и чтобы никто не пытался критиковать власти.
После ужина Камбэ уходит из Усадьбы, отправляется в город. Обычно он идет в кафе, где встречается с приятелями и друзьями детства. Терраса выходит на площадь Дворца Правосудия, первого административного здания, которое сожгли в ходе борьбы за независимость. В вечерних сумерках кажется, будто обгоревшие руины еще дымятся.
Тройная занавеска из деревянных разноцветных бусин скрывает от посетителей бара вход в "заднюю комнату". Ее когда-то синие стены выцвели от сырости, от чада покрылись жирной копотью, а пол протерт ножками стульев. Камбэ садится и, не отрываясь, выпивает из горла первую бутылку вина. После этого пожимает руки присутствующим, кого-то целует, кого-то хлопает по плечу, совершая, таким образом, ритуал, придающий сердечность встречам. Беседа не прекращается до самого закрытия кафе. Строго по старшинству каждый рассказывает о каком-нибудь происшествии, высказывает свое мнение, комментирует какую-нибудь новость, пересказывает сплетню, просит совета или жалуется. После того как все выскажутся по одному разу, речи продолжаются, но порядок старшинства уже не соблюдается: все слушают того, кто говорит громче всех, или смешит лучше всех, или придумывает самые невероятные, самые пикантные анекдоты. Его одобряют, ему аплодируют, подносят кувшин вина, которым он делится со всеми остальными. После нескольких кувшинов, когда все пьяны, выбрать лучшего рассказчика затруднительно. Вспыхивают ссоры из-за пустяков. Иногда они перерастают в драки, и более трезвые посетители разнимают драчунов, а не то вмешается хозяин кафе и выгонит всю компанию.
Иногда в эту комнату заходит какая-нибудь скучающая от одиночества женщина. Мужчины делают вид, что не замечают ее. Первый, с кем она поздоровается, предлагает ей полный до краев стакан вина. Если она выпивает, ее на этот вечер принимают в компанию. Тогда эти опытные хитрецы, знающие заранее, чем закончится их избитая шутка, заставляют ее чокнуться за здоровье каждого из них. Когда она напивается, ее отводят в комнату того, с кем она поздоровалась. Он укладывает ее в свою постель, лживыми поцелуями заставляет выпить последний стакан спиртного, куда перед этим он бросит добрую щепотку высушенной белены. Не теряя сознания, она становится податливой и послушной. Тогда хозяин дома приступает к церемонии. С предосторожностями, которые из-за пассивного поведения жертвы кажутся нелепыми, он ее раздевает, потом расстегивает ширинку и овладевает ею в присутствии приятелей, которые вслед за ним по очереди, наспех и молча тоже совокупляются с нею.
Под разными предлогами, которым, впрочем, никто не верит, Камбэ уклоняется от этого разврата, убогость которого сплачивает действующих лиц позорной сцены. Однажды, проявив слабость, он поддался уговорам. После этого Камбэ несколько недель избегал встреч со свидетелями своего малодушия. И еще дольше не решался смотреть в глаза Нао. Боялся увидеть в них самого себя.
V
Придерживая рукой розовую соломенную шляпку, Элен Парм стоит у кабестана. Это пришло судно, которое раз в неделю привозит на Остров почту, товары и пассажиров, предпочитающих поездку по морю, несмотря на отсутствие комфорта. Дело в том, что даже самые смелые из редких туристов, увидев единственный ветхий самолетик, отказываются от его услуг. Им пользуются только фаталисты-островитяне. У Элен на вороте шелкового платья видно большое черное маслянистое пятно. Она тщетно пыталась оттереть его туалетной водой, флакон которой всегда лежит у нее в сумочке. Новые сандалии натирают пятки. Лейкопластырь отклеивается при каждом движении ремешка. Зря она его не сменила. Она мельком смотрит в треснувшее стекло иллюминатора: в каюте так пахло бензином, что ей пришлось провести ночь на палубе, в шезлонге, закутавшись в пыльное одеяло, и она не успела вовремя спуститься и подправить макияж и прическу. Нервы ее на пределе.
Среди рыбаков и зевак, поджидающих судно, она видит Пьера. Он в рабочей одежде, ему пришлось пройти пешком несколько километров, отделяющих раскопки от порта, куда он никогда не ходит. Для него Остров - это только Усадьба и раскопки, то есть места, где живут и работают люди, которых он любит. Ему спокойно в этом добровольном уединении, куда вход открыт, хотя и охраняется. Он настолько привык к этому пространству, что мог бы с закрытыми глазами проделать путь от своей комнаты до раскопок, от Виллы до высокого мыса, где кончается Усадьба и где он любит в одиночестве размышлять о течении времени, к которому с некоторых пор относится достаточно безразлично.
Сидя на перевернутой лодке, он читает и не следит за приближением парохода. Элен заметила его, но ждет, когда он увидит ее. Он ищет ее глазами, узнает и машет рукой. Она кивает ему в ответ, сначала едва заметно, затем гораздо энергичнее. Он проталкивается сквозь толпу и подходит к краю причала.
Явно раздосадованный тем, что не сумел соблазнить свою единственную пассажирку за те несколько часов, что они провели вблизи друг от друга, капитан вежливо подает ей руку и помогает спуститься вниз, где у трапа ее встречает Пьер. Она прижимается к нему. Он целует ей руку и берет поднесенный матросом чемодан.
Зиа настороженна, но не проявляет недоброжелательства раньше времени. Она ждет: духи подскажут ей, как себя вести. Узнав, что Элен пробудет некоторое время на Вилле, она ничего не сказала, не произнесла никакой принятой в таких случаях фразы. Пьер никогда не говорил ей о своей прошлой жизни. Теперь, воспользовавшись случаем, он сказал ей о своем разводе. Она пожала плечами. Для нее любая женщина по природе своей полигамна, но остается супругой мужчин, сделавших ее матерью, даже если она с ними не живет. Пьер, как неисправимый педагог, стремящийся все расставить по своим местам, попытался было объяснить ситуацию. Зиа не поняла и, недовольная, ушла, не попрощавшись.
Поднявшись на второй этаж, она выбрала для Элен самую маленькую гостевую комнату, самую сырую и самую шумную, поскольку окна ее выходили на птичий двор. Вместо того чтобы самой приготовить комнату, как ее попросила Жюли, Зиа поручила Пери убрать и проветрить спальни, выдав ему самые старые простыни и одеяла из всех хранившихся в бельевом шкафу. Дочери, которую присутствие посторонних всегда немного нервирует, мать не стала наказывать вести себя потише. Напротив, она даже упрекнула Нао, что та почему-то перестала петь. На ужин в честь гостьи Зиа решила подать самые безвкусные блюда, тяжелые и трудно перевариваемые: пшенный кускус с томатным соусом, вареную фасоль на пару без приправ, финики с кислым молоком. Из напитков она выбрала сладкую и крепкую настойку из коры маниоки.
Пьер, словно пытаясь принизить важность информации несвоевременной ее подачей, оттянул до самого последнего момента свою просьбу к Жюли принять Элен на Вилле. Она обрадовалась этому визиту и попеняла Пьеру, что он так поздно ей о нем сообщил.
- Я видела вашу жену, вашу бывшую жену, только один раз, накануне моего возвращения сюда. Я сказала вам тогда, что решила оставить учебу. Вы осудили мое решение в довольно резкой форме и, чтобы "я извинила вас", как вы выразились, предложили мне познакомиться с вашей семьей. Вы даже уточнили, чтобы лишить меня возможности отказаться, что я буду первой студенткой, которую вы когда-либо принимали у себя.
