Джанет Винтерсон - Письмена на теле
Она сказала правду. Мне казалось, что я могу жить с утренней газетой в руках и возвращениями домой к 6-часовым новостям. Это не было ложью, придуманной для Жаклин, это было ложью, придуманной для себя.
"Я не бегаю за юбками, Жаклин"
"Чем же ты тогда занимаешься?"
Хороший вопрос. Было бы неплохо иметь всевидящий дух, чтобы перевести мои поступки на обычный английский язык. Мне бы хотелось прийти к тебе со всей надежностью компьютерного программиста, с уверенностью, что мы сможем найти ответы, если только правильно зададим вопросы. Почему я не действую по плану? Как глупо говорить, что я не знаю, пожимать плечами и вести себя подобно любым другим идиотам, которые влюбились и не могут этого объяснить. У меня хорошая практика, мне удалось бы объяснить. Но единственное слово, о котором я могу думать - Луиза.
Высвеченная неоновым светом кафе, Жаклин обхватывает руками чашку, чтобы согреться, но вместо этого обжигается. Она разливает кувшинчик с молоком и, пытаясь вытереть стол несоразмерной салфеткой, роняет свое пирожное на пол. Медленно, с орлиным взглядом, Грудь наклоняется, чтобы вытереть пол. Она видела все это и раньше, ей это неинтересно. Единственное, чего она хочет - это закрыться через четверть часа. Она ретируется за свой прилавок и включает радио.
Жаклин вытирает свои очки.
"Что ты собираешься делать?"
"Мы должны вместе решить что делать. Это должно быть обоюдное решение."
"Ты имеешь в виду, что мы немного поговорим об этом, и ты в любом случае сделаешь то, что хочешь?"
"Я не знаю чего я хочу."
Она кивает и поднимается, чтобы уйти. Пока я ищу мелочь, чтобы расплатиться с хозяйкой кафе, Жаклин оказывается уже в конце улицы, по видимому, направляясь к своей машине. Я бегу, чтобы догнать ее, но когда я наконец добираюсь до автостоянки Зоопарка, она оказывается уже закрытой. Я хватаюсь за решетку, с дырочками в форме ограненного алмаза, и тщетно трясу вычурный висячий замок. Влажная майская ночь, больше подходящая для февраля, чем для сладкой весны. Она должна была бы быть мягкой и светлой, но весь свет был впитан чередой усталых уличных ламп, отражающих дождь. Машина Жаклин одиноко стоит в углу, на незащищенной от ветра площадке. Нелепое это, испорченное, печальное время.
Я прохожу через маленький парк и сажусь на сырую скамейку под каплющей дождем ивой. На мне мешковатые шорты, в которых, в такую погоду, я напоминаю участников компании по вербовке бойскаутов. Но я не бойскаут и мне никогда не привелось быть бойскаутом. Я завидую им; они точно знают как делаются Добрые Дела.
Мирные симпатичные дома напротив, стоящие в парке, проявляются желтым в одних окнах, и черным в других. Кто-то появился в окне и задернул занавески, кто-то открыл входную дверь, и, на минуту, я слышу музыку. Какие разумные, логичные жизни. Страдают ли они от бессонницы по ночам, пряча свои сердца, и отдавая свои тела? Испытывает ли та женщина в окне тихое отчаяние, когда часы приближают время сна? Любит ли она своего мужа? Желает ли его? Когда он видит как его жена раздевается, что он чувствует тогда? Есть ли кто-нибудь в соседнем доме, кого он желает также, как когда-то желал ее?
В парке аттракционов когда-то был музыкальный автомат, который назывался "Что увидел Батлер". Ты прилипаешь глазами к глазку, бросаешь монетку и тотчас же труппа танцующих девушек начинает подбрасывать свои юбки и подмигивать вам. Постепенно они сбрасывают большую часть своей одежды, и если вы хотите увидеть полное "ню", вы должны успеть бросить еще одну монетку до того, как белая рука лакея задвинет благоразумную штору. Удовольствием от этого, наряду с очевидным, было совершенное подобие. Это было задумано так, чтобы создать ощущение, что вы какой-то франт, сидящий в мюзик-холле, безусловно на лучшем месте. Перед вами бархатные сидения с целым рядом намазанных бриолином волос. Это было мило своим ребячеством и непритязательностью. При этом у меня всегда появлялось чувство вины, но это была горячая дрожь вины, а не ужасающая тяжесть греха. От тех дней во мне осталось что-то от соглядатая, хотя и самого скромного рода. Мне нравилось проходить мимо оголенных окон и выхватывать взглядом жизнь внутри.
Не существует ни одного немого фильма, снятого в цвете, но картины в окне были именно такими. Все двигалось в странном подобии заводных механизмов. Почему тот мужчина поднимает руки? Руки девушки беззвучно двигаются над фортепиано. Только пол дюйма стекла отделяют меня от молчаливого мира, в котором я не существую. Они не знают, что я здесь, но я так же близко к ним, как и любой другой член их семьи. Более того - пока их губы двигаются на манер золотой рыбки, я создаю сценарий и в моей власти вложить слова в их рты. Однажды у меня была подружка, с которой мы обычно играли в эту игру, гуляя вокруг шикарных домов, когда у нас не было ни гроша, и придумывая истории о жизни освещенных софитами, благополучных семейств.
Ее звали Кэтрин, она хотела стать литератором. Она говорила, что изобретать такие маленькие сценарии для неожиданных вещей было хорошей зарядкой для ее воображения. Мне не хотелось стать литератором, но у меня не было возражений против того, чтобы носить за ней ее блокнот. В одну из тех темных ночей, мне как-то пришло в голову, что все фильмы - это ужасное притворство. В реальной жизни, особенно после 7 вечера, человеческие существа, предоставленные сами себе, вряд ли вообще передвигаются. При виде их, меня периодически охватывала паника, и мне казалось, что мы должны вызвать скорую помощь.
"Никто не может сидеть без движения так долго" - говорю я "Она должно быть умерла. Посмотри на нее, у нее уже началась трупное окоченение, она даже не моргает."
Потом мы шли в дом кино, где показывали Шаброля или Ренуара и где на протяжении всего фильма актеры только и делали, что входили и выходили из спален, стреляли друг в друга и разводились. Мне все это надоело. Французы претендуют на то, чтобы быть источником интеллектуальности, но для нации мыслителей они слишком много суетятся. Мышление должно быть процессом, свободным от физического движения. Они впихивают больше действий в свои высокохудожественные фильмы, чем это удается сделать американцам в дюжине фильмов с Клинтом Иствудом. "Джульет и Джим" - это боевик.
Мы были так счастливы в те сырые беззаботные ночи. Мне казалось, что мы Шерлок Холмс и Доктор Ватсон. Мне было известно мое место. А потом Кэтрин сказала, что она уходит. Ей не хотелось это делать, но она считала, что писательница не может быть хорошей компанией. "Это только дело времени" сказала она "Я превращусь в алкоголичку и забуду как готовить".
Мне хотелось подождать, сделать попытку и пережить эти трудности. Она печально покачала головой и похлопала меня по плечу.
"Заведи собаку".
Конечно же, для меня это было огромным потрясением. Мне очень нравились наши прогулки по ночам, короткие остановки в рыбном магазине, и то, как на рассвете мы заваливались в одну постель.
"Могу ли я что-нибудь сделать для тебя до того, как ты уйдешь?"
"Да", - сказала она "Ты знаешь почему Генри Миллер говорил: "Я писал своим членом"?
"Потому что так оно и было. Когда он умер, между его ног не нашли ничего, кроме старой ручки".
"Ты все выдумываешь" - сказала она
Разве?
Я сижу на скамейке, вода стекает с меня ручьями, я улыбаюсь. Это не самый счастливый день в моей жизни, но сила воспоминаний такова, что какое-то время может отодвинуть реальность. Или память более реальное место? Я поднимаюсь и выжимаю шорты. Уже стемнело; по ночам парк принадлежит другим людям а я к ним не принадлежу. Лучше пойти домой и увидеться с Жаклин.
Когда я наконец прихожу домой, дверь оказывается запертой. Я пытаюсь войти, но изнутри на двери висит цепочка. Я кричу и колочу в дверь. Наконец открывается почтовый ящик, и из него выскальзывает записка. В ней написано УБИРАЙСЯ. Я нахожу ручку и пишу на обороте. ЭТО МОЯ КВАРТИРА. Мои опасения подтвердились: ответа не последовало. Второй раз за этот день я оказываюсь у Луизы.
"Сегодня мы будем спать на другой кровати", сказала она наполняя ванну облаками пара и фимиамом масел. "Я прогрею комнату, а ты будешь лежать в ванной и пить какао. Хорошо, Кристофер Робин?"
Да, в голубом колпаке или без него. Как это трогательно, и как невероятно. Я не верю в происходящее. Жаклин должна была знать, что я приду сюда. Зачем она сделала это? Не сговорились ли они, чтобы наказать меня? Наверное я уже на том свете и это Судный День. Судный или нет, я не могу вернуться к Жаклин. Что бы ни случилось здесь, хоть я и держусь до конца, я знаю, что связь между мной и нею разорвана слишком глубоко, чтобы можно было что-то исправить. В парке, под дождем мне пришло в голову, что Луиза, это та женщина, которую я хочу, даже если ее не будет со мной. Надо признаться, что Жаклин никогда не была желанна, просто она приблизительно приняла правильную форму, чтобы на какое-то время подходить мне.
