Глен Мид - Кровь фюрера
В этот момент он услышал рев мотора и увидел включившиеся фары машины, стоявшей слева от него.
Бэк сидел в машине и, наблюдая за всем происходящим, ругался.
Все пошло не так, а ведь начиналось хорошо, и казалось, что у них все получится. Он видел, как Кляйнс упал под огнем пуль, видел, как мужчина бросил свое оружие и, встав, вышел из-за простреленной машины.
Бэк завел мотор «фиата» и включил фары.
Нащупав на сиденье автомат, он вдавил в пол педаль газа, и «фиат» рванул вперед.
Фолькманн услышал визг шин, и его ослепил свет фар несущейся на него из сумерек машины.
Восемьдесят метров.
Семьдесят.
Шестьдесят.
Он дернулся, когда внезапно слева от него по асфальту застучали пули и куски асфальта разлетелись во все стороны.
Пятьдесят метров.
Сорок.
«Фиат» приближался к нему из мрака, и фары горели, словно безумные глаза дикого животного. Фолькманн ничего не видел, ему казалось, что он ослеп.
Разряженный «узи» лежал в пяти метрах от него, а мозг Фолькманна бешено работал. Все его тело было мокрым от пота.
Подняв руку, он прикрыл глаза, защищаясь от яркого света, и увидел пистолет-пулемет «Хеклер и Кох» рядом с трупом расстрелянного им мужчины. Он рванулся к нему, упал на землю и, перекатываясь, преодолел последние пять метров. Руки обхватили оружие, когда еще одна пулеметная очередь вскрыла асфальт слева от него, а «фиат» сменил курс и снова понесся в его направлении.
Тридцать метров.
Двадцать.
Сжимая в руках автомат, Фолькманн перекатился вправо, прицелился и нажал на спусковой крючок в тот самый момент, когда «фиат» въехал в свет прожекторов на набережной.
Автоматная очередь разбила левую фару и левую часть лобового стекла, ставшего белым в свете прожекторов, но машина продолжала двигаться, бешено виляя из стороны в сторону. Фолькманн увидел лицо водителя за разбитым стеклом. Он продолжал стрелять. В последний момент Фолькманн отпустил курок, перекатился вправо и снова стал стрелять, чувствуя, как оружие трясется в его руках. Пули изрешетили лобовое стекло машины.
Вторая очередь размозжила водителю голову, разбросав мозги по подголовнику кресла. «Фиат» занесло влево, и лишившаяся управления машина проехала мимо Фолькманна. Послышался скрежет металла о металл, — автомобиль врезался в полицейскую машину. Потом взорвался бензобак, и серые сумерки рассеяло оранжевое пламя.
Фолькманн прикрыл глаза, его окатило волной жара. Усилием воли заставив себя встать, он побежал к складу, а за его спиной плавился в огне металл, валил густой дым.
Свет в изрешеченном пулями кабинете все еще горел, но признаков жизни не было.
И тут через окно он увидел, что поднимается какая-то фигура. Это был Орсати. Кровь струилась по его лицу, рукой он прикрывал рану на голове, пытаясь прислониться к стене.
Внезапно все вокруг ожило.
Завыли сирены, и через секунду набережная озарилась призрачным синим светом. Из ниоткуда вынырнула полицейская машина и, завизжав тормозами, остановилась. Фолькманн поставил «Хеклер и Кох» на предохранитель и бросил оружие на землю. Упав, оно задребезжало.
Два карабинера вышли из машин, держа пистолеты наизготовку. Пригнувшись, они направили оружие на Фолькманна, а сами изумленно разглядывали разгромленный склад и груды покореженного металла.
Они бросились вперед, не зная, кто их враг, а Фолькманн медленно поднял руки и сцепил их за головой.
Послышался вой сирены, и показалась вторая полицейская машина, а за ней еще одна. Из машин выпрыгивали копы, вытаскивая на ходу пистолеты. Вскоре вой сирен затих, и стали слышны резко отдаваемые команды и крики. Вспышки света вырывали из темноты фигуры полицейских, сновавших повсюду.
СТРАСБУРГ. 16:03Двое мужчин вышли из лифта в пустой коридор.
Один из них нес чемоданчик. За двадцать секунд они нашли нужный кабинет, рассматривая таблички на дверях.
Фергюсон говорил по телефону, сжимая в руках какой-то документ, когда дверь распахнулась. Он увидел двоих мужчин, у которых в руках были пистолеты с глушителями, и уже открыл рот, чтобы возмутиться.
Четыре пули попали ему в грудь, а две — в голову. Его отбросило назад, и тело ударилось о стену, потащив за собой телефон и бумаги.
Трубка по-прежнему была зажата в его руке, глаза расширились и застыли, из ран текла кровь. Мужчина с чемоданчиком подошел к Фергюсону и хладнокровно всадил еще две пули в голову.
Эти двое находились в кабинете не более двадцати секунд. Один из них просмотрел шкафчики и ящики стола, а второй открыл свой чемоданчик и выставил на бомбе таймер, а затем закрыл чемоданчик и поставил его под стол Фергюсона.
Ни один из них не заметил секретный отчет из Асунсьона, лежавший на полу. По бумаге растекалась кровь.
Один из мужчин выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и по его знаку они оба вышли из кабинета и закрыли за собой дверь.
Эрика сидела в спальне одна.
Петерс задавал ей слишком много вопросов, и она сказала, что устала и хочет прилечь.
Порыв ветра ударил в окно, швырнув в стекло пригоршню снега. Девушка вздрогнула. Она встала, чтобы задернуть занавески, когда услышала шум. Звуки доносились из коридора — чьи-то быстрые шаги.
Она быстро подошла к двери и, открыв ее, увидела, что в гостиной работает телевизор, а Петерс поспешно поднимается с кресла, глядя в направлении коридора. Кровь отлила у него от лица.
— Да что за!.. — воскликнул Петерс.
Он уже потянулся за своим пистолетом, лежавшим на пальто, когда Эрика увидела двоих мужчин с пистолетами в руках — они бросились к Петерсу. Она видела спины этих людей, одетых в светлые плащи.
Петерс схватил свой пистолет, но тут послышался странный свистящий звук, а потом еще и еще. Они палили в Петерса, и пятна, крови начали расползаться у него на груди. Он упал в кресло, его лицо было залито кровью.
Эрика закричала.
«Мерседес» остановился на Кай-Аперже, и мужчина, сидевший рядом с водителем, посмотрел на часы.
Через пятнадцать секунд они оба услышали взрыв, а воздух задрожал от ударной волны. Мужчина кивнул, и водитель выехал на дорогу.
Через несколько минут они услышали вой сирен вдалеке, но ни один из них не обернулся.
И ни один из них не увидел темный автомобиль, неторопливо ехавший за ними метрах в двадцати.
Глава 50
Канцлер Франц Долльман поморщился. Он сидел на заднем сиденье черного «мерседеса» и смотрел сквозь пуленепробиваемое стекло лимузина на полицейский эскорт, сопровождавший машину по улицам Бонна.
Они ехали мимо площади Мюнстерплатц, и Долльман оторвал взгляд от документов. На площади переливались огоньки рождественской елки. Как правило, мысль о приближении Рождества вызывала у него депрессию, но на этот раз он с нетерпением ждал праздников — ему нужен был отдых после тяжкой работы на благо страны. Кабинет министров уже на неделю отставал от графика, так что необходимо было решить много вопросов.
Откинувшись на спинку сиденья, Долльман вздохнул. Утром он прилетел из Мюнхена после ночной встречи с главой правительства Баварии. В шесть утра он уже был на ногах и подготавливал необходимые документы, а после завтрака выпил рюмочку шнапса, чтобы морально настроиться на предстоящий тяжелый день и внеочередное заседание кабинета министров.
В случае внеочередного заседания они собирались в Бонне на вилле Шаумбург. Так происходило уже в течение года. Одна пустая болтовня. Ничего нового от этой встречи Долльман не ждал. Он только удивлялся, как при таком стиле руководства страна вообще смогла выжить. Долльман объяснял это целеустремленностью и трудолюбием немецкого народа. Немцы пережили много несчастий, да и теперь положение в стране было сложным.
Машина проехала мимо площади Марктплатц. Долльман видел разбитые витрины, стекла на асфальте, измазанные краской стены. Тут явно проходила какая-то демонстрация. Долльман повернулся к Риттеру, своему личному охраннику, который сидел рядом. Тот, не проявляя должного к нему уважения, жевал жвачку.
Долльман мрачно мотнул головой в сторону окна машины.
— Что произошло?
Челюсти Риттера продолжали мерно двигаться.
— Все началось как марш протеста против безработицы. Потом к демонстрантам присоединились праворадикалы. Очень скоро начались беспорядки.
Долльман вздохнул.
— Убитые есть?
Риттер покачал головой.
— На этот раз нет. Толпа шумела и после полуночи, двоим разбили лица, вот и все. Но я слышал, что на сегодняшний вечер запланирован еще один марш — от Ратхауза[51]. Этот марш протеста организуют иммигранты. — Риттер поиграл желваками. — Если хотите знать мое мнение, то всех этих демонстрантов следует посадить в тюрьму.
