Данте Алигьери - Божественная комедия. Рай

1. От центра с краю круглого сосуда[227]
Вода стремится иль с краев к средине,
Смотря, извне-ль толчок или оттуда.

4. Вот что внезапно в ум пришло мне ныне,
Когда жизнь славная Фомы скончала
Свои слова о попранной святыне.

7. Сравненью, приведенному сначала,
Подобно, чуть он кончил речь, Мадонна,
Возвыся голос к ним, опять сказала:

10. – Еще в нем ищет дух неутоленный
(Хоть словом не сказал, умом не сметил)
Иного знанья корень отдаленный.

13. Тот свет, что ныне ярко вас расцветил,
Останется ль навек, дабы могли вы
Сиять так ликом, как он ныне светел?

16. И если да, то молвите нелживо,
Когда в телесной вы будете природе,[228]
Не ослепит ли это вас огниво? —

19. Как на земле танцоры в хороводе
Восторг являют, мчася в пляске новой,
Во взгляде и движеньях и в подходе —

22. Излился так восторг венца двойного
Вертящегося в пляске перекрестной,
И в поступь н в движение и в слово.

25. Кто плачется на жребий смертноносный,
Знай то, что смерть приносит впереди нам
Не мало счастья в пажити сей росной!

28. Пред Троинственным, Двояким и Единим,
Кто, в Троице двойствен и в единстве вечен,
Сам не объемлем, грань всем ставит длинам.

31. Сей миг хвалой был тройственной отмечен, —
И высший подвиг этих звуков честью
Мог награжден быть и увековечен!

34. В круг меньший слух и взор спешил вознесть я.
Где лился голос, скромностью прелестной
Не уступая гласу благовестья:[229]

37. Как долго длится праздник сей небесный,
Дотоль любовь живет в нас, сообщая
Нам свет, каким извне она известна.

40. Тот свет есть ясность зрения, какая
В нас множиться все боле не устанет,
Нас в благодати умиротворяя.

43. Когда ж из праха славно плоть воспрянет, —
Полнее свет зажжется наш и доле
Затем, что совершенней строй наш станет.

46. И напряженней будет пламень воли,
Зане причастней ближе будем благу —
Верховный свет приять и видеть боле;

49. И новую получит взор отвагу,
И жарче огнь любви воспламенится,
И ярче свет наш будет шаг от шагу.

52. Как уголь темный, в коем жар таится,
Соприкасаясь с пламенем, зардеет,
И все, что в нем сокрыто, обнажится, —

55. Так жар любви, что в нашем духе тлеет,
Воскреснет, вновь плотской одевшись грудью,
Едва над прахом жизни дух повеет.

58. Зане угодно Божью правосудью,
Чтоб для блаженства было в нашей плоти
Довольно сильно каждое орудье. —

61. – Аминь! в раз грянуло в круговороте
Духов, свидетельствуя в говоривших
Об их к приятию телес охоте, —

64. И не одних своих, в могилах сгнивших,
Но всех, кто прежде дороги и; милы
До прохожденья их чрез пламень бывших.[230]

67. И се! наш светоч новым блеском пыла[231] —
Тому подобным, коим солнца стрелы
Денницу зажигают, – осенило.

70. Как в час вечерний свод небесный целый
Мерцает блестками, чей свет столь нежен,
Что чуть их видишь в выси посинелой, —

73. Явился, столь бесчисленно-безбрежен,
Огней ряд новый за двумя кругами,
Что глазом он едва мог быть услежен.

76. О блеск святой, что возжигает пламя
Святого Духа! Ты воспламенился, —
И я ослеп поникшими очами.

79. Когда ж я к Беатриче обратился,
То не сказать, как взор ее прекрасный
Таким огнем и радостью светился,

82. Что новой силой им зажжен был властно
Мой дух; а что летим мы к новым странам
По возбужденью сил мне было ясно,

85. И впрямь, в полете том, издалека нам
Уж улыбалось новое светило
Огнем до непривычности багряным.[232]

88. Наречием, что вечно сердцу мило[233]
И что всегда и всем равно понятно,
Моя душа восторг Творцу излила;

91. И жертвы пламень не угас, – обратно
Меня почтили Небеса подарком
В знак, что мольба моя для них приятна:

94. В огне со мной уж рдели столь же жарком
Блаженных хоры и воззвал я сладко:
Как, Гелиос, их жжешь ты в блеске ярком![234]

97. Как от сияний многих отпечатка
Путь Галаксии с севера до юга —
Для мудрых вековечная загадка, —

100. Две ленты, пересекшие друг друга,
На Марсе знак являли, что четыре
Квадранта, образуют середь круга.

103. Здесь моя память слов ничтожных шире:
Чтоб описать на том кресте Иисуса
Какое слово отыщу я в мире?

106. Кто, взявши крест, идет вслед Иисуса,
Простит, что не даю я описаний
Сиявшего на древе Иисуса!

109. От верху к низу и от длани к длани
В кресте летал рой искр огненноносный
И, сталкиваясь, вспыхивал в сиянье.

112. Так на земле луч солнца перекрестный
Прорежет тьму, и виден каждый атом,
Вращающийся быстро или косно

115. В пространстве, тем сиянием объятом,
Тот сумрак просветляющим попутно,
Что человек устроил для себя там.[235]

118. Как в арфе совокупность струн иль в лютне,
Восторг подъемлет часто музыкальный
И в тех, кто звуки порознь слышит смутно, —

121. Так из сиявших мне первоначально
Огней лилася песнь, и в восхищенье
Пришел я, не усвоив гимн похвальный;

124. Но было в нем высокое хваленье,
Зане (хоть мне не ясное) «Воскресни
И победи»! я слышал выраженье.

127. В таком восторге я от этой песни[236]
Что вещи во вселенной я не знаю,
Чьи узы были б слаще и прелестней.

130. Быть может, смело я предпочитаю
Отраде звуков этих светоч сладкий
Прекрасных глаз, где я покой вкушаю,

133. Хоть в нем красот блестящей отпечатки
Становятся по мере возвышенья,
Но в них теперь смотрел я без оглядки.

136. Пусть извинят, что в самообвиненье
Себя я извиняю, это слыша:
Зане ее красе нет объясненья,

139. И тем полней она, чем всходит выше.

1. Доброжелательство, в каком всех боле
Является порыв любови честной
(Как жадность обнажает злую волю)

4. Молчанье в лире разлило прелестной,
На струнах чьих рождаются слова
Лишь только под перстом руки небесной.

7. Могли ль быть глухи эти существа
К мольбе моей, столь страстной и сердечной,
Возжегши жажду знать во мне сперва?[237]

10. Как в жалобе прав смертный бесконечной,
Утрату и лишение терпящий
В своей к тому приязни, что не вечно!

13. Тому подобно, как в лазури спящей
Порой внезапный огонек блистает
И привлекает блеском взор блудящий,

16. Явясь звездой, что место изменяет,
(Хоть призрак нас обманывает ложью,
И в крае том ничто не погасает)

19. Так справа, вплоть до крестного подножья
Сошла звезда от сих светил соитья,[238]
Что сочетала в небе сила Божья;

22. Но этот жемчуг не расстался с нитью,[239]
Лишь молнией скользнул по злату ризы,
Как светоч в алебастровом прикрытье.

25. Столь доблестной явилась тень Анхиза,[240]
Как наша славная гласит нам муза,
Узрев Энея над землею низу.

28. – О sanguis meus, о super infusa
Gratia Dei, sicut tibi, cui
Bis unquam coeli janua reclusa?[241]

31. Так пламенник промолвил; потому я
Направить взгляды поспешаю к Даме
И столбенею, увидав такую

34. Улыбку и в очах такое пламя,
Что, мнилось, счастье поры далекой
Моего рая вижу я очами.[242]

37. А дух, и слуху сладостный и оку,
Еще к той речи сделал прибавленье,
Но я не понял смысл его глубокий,

40. Хоть не по умыслу ее значенье
В своих словах он выразил неясно:
Мысль не вмещалась в смертном разуменье.

43. Когда же лук ослабнул жажды страстной
И слово к цели снизошло, доходной
До пониманья смертных, – громогласно

46. – Благословен, воззвал он, верховодныий
Вожатый, что до этого предела
Путь в небо указал душе мне сродной!

49. И продолжал: Желанье, что горело[243]
Во мне при чтенье книги той громадной,
Где вечно все, что черно и что бело,

52. Насыщено тобой, в той страсти жадной,
И благодарность я хочу вознесть
Тебя вознесшей в этот край отрадный.[244]

54. Источник моего познанья есть
Тот, из чьего единства истекает
Необходимо три и пять и шесть.[245]

58. Без слов узнал бы я, что побуждает
Меня к сильнейшей радости и кто я,
Кто всех приветливей тебя встречает.

61. Здесь все – и малое, как и большое, —
Глядится в зеркале, где отразится
Мысль прежде, чем сложилась головою.

64. Но да любовь святая утолится,
(В ней бодрствую я, созерцатель вечный,
И все мое стремленье в ней гнездится).

67. Пусть голос твой уверенный, сердечной
Суть жажды явит, да ее уважу
Ответом я, – готовым уж, конечно![246] —

70. На Беатриче я взглянул; она же
Так улыбнулась, слыша спрос безмолвный,
Что мой порыв вспорхнул мгновенно даже!

73. – Любовь, сказал я, с силою верховной,
Вас приобщив первичных равенств чарам,
Вас тяжестью отяготили ровной.

76. В том солнце, что своим вас греет жаром
И светом вас светлит, они столь равны,
Что все сравненья пропадают даром.

79. Но воля с силой смертных, как издавна
Вам хорошо понятно и знакомо,
Не вечно рядом шествуют исправно.

82. Я, смертный, сим неравенством гнетомый,
Словами не небесными, земными
За ласку вас благодарю приема![247]

85. Но ты, живой топаз, меж дорогими[248]
Камнями Бога в этой низке горней,
Молю тебя, открой свое мне имя.

88. – Потомок мой, от моего ты корня,
И долгое тебя я ждал здесь время,
Обрадован теперь тем непритворней.

91. Тот, от кого прозвалось ваше племя,
Столетие проведший напоследок,
На горное всходя под гнетом темя, —

94. Он был мой сын и твой далекий предок.[249]
Его усталость сократи делами,
Чтоб слезный ток ему был меней едок.[250]

97. Флоренция, обвитая стенами,[251]
Что третий час ей били и девятый,
Мирна, трезва и нравственна сынами

100. Жила при мне. Ни диадем из злата,[252]
Ни поясов еще она не знала
Ценней, чем грудь, что поясом объята.

103. Рождаясь, дочь отца не устрашала
Грозой расходов свадебных несметной,
И время свадьбы срок не преступало.

106. Но не было зато семьи бездетной;[253]
Явивших вам, на что годны покои,
Сарданапалов не было заметно.

109. Пред Монтемалою Учелатойя[254]
Не уступала в низости ей тоже,
Как ей не уступает высотою.

112. Был опоясан старый Берти кожей;[255]
Лицо свое пред зеркалом немажа,
Его супруга покидала ложе.

115. Простою шкурой прикрывались даже
Веккьо и Нерли с женами, примерно
Лишь веретена знавшими да пряжу.

118. Счастливицы! В родимой достоверно
Земле лежать надеялись, постелей
Пустых не ждя из-за французской скверны,[256]

121. Одни сидели ночь близ колыбели
И песни, ведомые в нашем быте,
Столь сладкие отцу и детям, пели;

124. А те, с веретена свивая нити,
Рассказ вели внимательным ребятам
Из римских иль отеческих событий.

127. Чьянгелла б необычна столь была там,[257]
Как необычна ныне – слава Рима —
Корнелия была-бы с Цинциннатом!

130. В гражданственности сей невозмутимой,
В сей жизни мирной, в сей отраде честной
Родился я на свет, руководимый

133. Зовомой в криках Девою небесной, —
Качиагвидой и христианином[258]
В крестильне назван древней и известной.[259]

136. Того ж отца был Элизео сыном;
С долины По жену я взял, и надо[260]
Вести оттуда прозвище семьи нам

139. В войсках у императора Конрада[261]
Я бился и за подвиги был даже
Я удостоен рыцарства наградой,

142. За собственности наших братьев кражу
(Как пастыри в том наши виноваты)
Преследуя народ неверный вражий.

145. Там я, оружьем той орды проклятой
От всех сует освобожденный, к коим
Привязанностью столько душ объято,

148. За смерть в бою увенчан сим покоем.