Виктор Гюго - Труженики моря
В другой раз он увидел, что мальчик спускается с дерева с выводком неоперившихся птенцов. Жиллиат поступил с этим мальчуганом жестоко: он отнял у него птенцов и водворил их обратно в гнездо. Когда прохожие стали его упрекать, он ограничился лишь тем, что указал им на родителей птенцов, которые беспокойно кружились над деревом и сейчас же подлетели к своим детенышам. Он вообще питал слабость к птицам, а это свойственно колдунам.
Детям доставляло особое удовольствие разорять гнезда чаек и бакланов на прибрежных скалах. Они извлекали из них голубые, желтые и зеленые яйца, скорлупой которых украшали карнизы каминов. Так как эти скалы отвесные, ребятишки часто скользят, падают и разбиваются насмерть. Но ничто не может сравниться красотой с украшениями из яиц морских пичуг. А Жиллиат мешал детям и в этом. Рискуя собственной жизнью, он взбирался туда и сооружал там из старой одежды пугала, чтобы помешать птицам вить гнезда, а ребятишкам – их разорять.
Вот почему Жиллиата ненавидели все.
Другие недостатки Жиллиата
Мнения о Жиллиате расходились. Большинство местных жителей считали его оборотнем, некоторые утверждали, будто он сын женщины и дьявола.
Если женщина рожает семерых сыновей, седьмой из них обязательно оборотень. Но только в промежутках не должно родиться ни одной девочки.
У оборотня на теле непременно есть родимое пятно в виде лилии, т. е. герба короля Франции. В этой стране оборотней очень много, особенно в Орлеане. Там в каждой деревне живет оборотень. Для исцеления больного достаточно, чтобы оборотень подул на его раны или позволил ему прикоснуться к своей лилии. Особенно удачным такое лечение бывает в ночь на страстную субботу.
Оборотни есть также на островах Джерсей, Ориньи и Гернзей. Это, очевидно, потому, что Франция имеет все права на Нормандию. Иначе откуда бы взялось изображение лилии?
На Ламаншских островах много золотушных, которых оборотни умеют излечивать. Потому последние положительно необходимы.
Люди, видавшие, как Жиллиат купался в море, уверяли: у него на теле есть изображение лилии. Когда его спросили об этом, он расхохотался. Иногда Жиллиат смеялся, как все люди. С тех пор никто больше не видел его во время купания: он стал купаться в опасных и уединенных местах. Вероятно, делал это по ночам, при лунном свете, – еще одно подозрительное обстоятельство.
Те же, кто считал его сыном дьявола, по-видимому, ошибались. Им следовало знать, что дети сатаны водятся исключительно в Германии. Но ведь пятьдесят лет назад в той местности люди были так невежественны!
Верить в то, будто на острове Гернзее мог жить сын дьявола, – явное преувеличение!
Однако, несмотря на все это, к Жиллиату относились с почтением. Крестьяне, хотя и со страхом, задавали ему вопросы о своих болезнях. Но в этом страхе заключалось доверие. А в деревнях чем больше боятся врача, тем действеннее оказывается его средство. У Жиллиата были лекарства, оставленные ему покойной матерью. Он давал их всем, кто к нему обращался, и не хотел брать за них денег. Многие болезни он лечил травами; у него было также средство против лихорадки. Химик из прихода Святого Сампсония, по-нашему аптекарь, твердо верил, что это хинная настойка. Даже те, что были настроены по отношению к нему наименее доброжелательно, признавали: своими лекарствами он приносит пользу; но Жиллиат не хотел сознаваться в том, что он оборотень. Когда какой-нибудь золотушный просил у него разрешения дотронуться до его родимого пятна, он захлопывал дверь перед носом больного; он наотрез отказывался творить чудеса, а это не подобает колдуну. Не хотите – не будьте чародеем. Но если уж вы взялись за такое дело – исполняйте его как следует.
К Жиллиату питали антипатию все, но исключения были. Например, господин Ландуа, из Кло-Ландеса. Он работал секретарем в общине порта Сен-Пьер и вел запись рождений, смертей и браков. Он гордился своим происхождением – предком его был казначей Бретани Пьер Ландо, повешенный в 1485 году.
Однажды этот секретарь, купаясь в море, заплыл слишком далеко и чуть не утонул, Жиллиат бросился в воду, рискуя собственной жизнью, но спас Ландуа. С того дня Ландуа стал преданным другом Жиллиата. Тем, кто удивлялся этому, он отвечал: «Как могу я ненавидеть человека, который не только не сделал мне ничего плохого, но оказал мне услугу?» Не имея предрассудков, он даже полюбил Жиллиата.
В колдунов Ландуа не верил и смеялся над теми, кто испытывал боязнь к привидениям. У него была лодка, в свободные часы он развлекался рыбной ловлей, но никогда не видел ничего необычайного, если не считать призрака белой женщины, освещенной лунными лучами, она явилась ему однажды; да и в этом он не вполне был уверен.
Муттон Гаи, тортсвальская колдунья, дала ему ладанку, которая должна была охранять мужчину от нечистой силы; он смеялся над этим амулетом, не знал, что в нем внутри, но все-таки носил ладанку на шее, чувствуя себя более уверенно, когда она была при нем.
Нашлось несколько смельчаков, которые, следуя примеру господина Ландуа, признавали за Жиллиатом некоторые достоинства, отмечали его трезвость и воздержание. Иногда они отзывались о нем похвально, говоря, что он «не пьет, не курит, не нюхает и не жует табак».
Однако быть трезвым, не имея других достоинств, – этого еще мало.
Словом, Жиллиата чуждались, хотя и готовы были принимать его услуги. Однажды в полночь, под страстную субботу, в самый подходящий для того час, все золотушные со всего острова, сговорившись заранее или случайно, толпой явились к Бю-де-ля-Рю, жалуясь на свои страдания и прося Жиллиата вылечить их. Он отказался, подтвердив этим общее мнение о своем злом характере.
«Голландское брюхо»
Таков был Жиллиат.
Девушки считали его безобразным. Но это неправда. Возможно, он был даже красив. Он имел профиль древнего варвара. Когда Жиллиат сидел неподвижно, то напоминал одну из статуй Траяновой колонны. У него были маленькие нежные уши прекрасной формы. Между бровями его пролегла жесткая вертикальная морщина, отличающая смелых и решительных людей. Углы губ были опущены вниз, придавая рту выражение скорби. У него был благородный, выпуклый лоб, чистый, открытый взгляд, но он нередко моргал – эту привычку приобретают все рыбаки, которым приходится подолгу вглядываться в волны. Смеялся Жиллиат наивно и добродушно; его зубы при этом ослепительно блестели. Он загорел дочерна.
Нельзя безнаказанно проводить всю свою жизнь в обществе океана, ночи и бурь: Жиллиату исполнилось всего тридцать лет, а на вид ему можно было дать сорок пять. На лице мужчины лежал мрачный отпечаток ветра и моря.
Его прозвали Жиллиат-Хитрец.
В индийской сказке говорится: однажды Брама спросил у Силы: «Кто сильнее тебя?» Сила ответила: «Ловкость». Китайская поговорка гласит: «Чего бы только не смог совершить лев, если бы он был обезьяной». Жиллиат не был ни львом, ни обезьяной, но все, что он проделывал, подтверждало справедливость индийской сказки и китайской поговорки. Обладая средним ростом и силой, он ухитрялся, благодаря своей ловкости, поднимать огромные тяжести и творить чудеса, достойные атлета.
Он был прекрасным гимнастом и одинаково владел как правой, так и левой рукой.
Жиллиат не охотился, но увлекался рыбной ловлей. Птиц он жалел, однако к рыбам был беспощаден: горе немым! К тому же он замечательно плавал.
Одиночество создает или талантливых людей, или идиотов. В Жиллиате сочеталось и то другое. Временами у него бывал такой растерянный вид, что его можно было принять за дурачка. Но зато порой его взгляд становился необычайно значительным и глубоким.
Такие люди встречались в древней Халдее: внезапно простой пастух, озаряясь каким-то внутренним светом, превращался в кудесника.
В сущности Жиллиат был бедным человеком, умевшим лишь читать и писать. Возможно, он являлся чем-то средним между мечтателем и мыслителем. Мыслитель желает, мечтатель фантазирует. Одиночество превращает самые простые натуры в сложные: они проникаются священным трепетом. Тьма, в которую был погружен ум Жиллиата, состояла из двух различных элементов: внутри у него невежество и слабость, снаружи – таинственность и сила.
Взбираясь на утесы, крутые склоны, бродя в любую погоду по архипелагу, умея управлять каким угодно судном, пускаясь днем и ночью в самые опасные путешествия, не думая о выгоде, а лишь следуя голосу своей фантазии и собственных желаний, он превратился в прекрасного моряка.
Он был лоцманом от природы. Настоящий лоцман – это моряк, который знает морское дно лучше, чем морскую поверхность. Волна – лишь внешнее проявление тех подводных опасностей, которые таятся в глубине. Глядя на Жиллиата, лавирующего среди рифов и мелей Нормандского архипелага, можно было подумать, что в его мозгу хранится карта морского дна. Ему все было известно, и он на все отваживался.
