Джон Голсуорси - Из сборника Моментальные снимки
И сын пошел за бритвой. Не видя перед собой этого улыбающегося, чужого человека в ванне, он снова взял себя в руки. Он должен поговорить с ним начистоту - и поговорит!
Когда он вернулся с бритвенным прибором, отец лежал, закрыв глаза, глубоко погрузившись в воду.
Прижавшись спиной к двери, сын выпалил:
- Здесь никто ничего не знает. Все думают, что мама вдова.
Человек в ванне открыл глаза, и снова на лице его появилась улыбка.
- Ты в этом уверен?
- Да. Я знаю, что Мэйбл, девушка, с которой я обручен, ничего не подозревает. Она придет сегодня к обеду. И Родди Блейдс, жених Берил, тоже.
- Мэйбл и Родди. Рад узнать их имена. Будь любезен, дай мне то большое полотенце. Я сейчас буду мыть голову.
Подав отцу полотенце, юноша повернулся, чтобы уйти. Но у двери остановился.
- Отец...
- Вот именно! Эти естественные родственные связи постоянны и не подлежат изменению.
Юноша повернулся и выбежал из ванной. Внизу, у лестницы, мать и сестра ожидали его.
- Ну?
- Ничего не вышло. Я просто не мог заявить ему, что мы хотим, чтобы он уехал.
- Конечно, мой дорогой, я понимаю.
- Ах, мама! Джек, ты должен!..
- Не могу. Я сейчас пойду их предупредить.
И, схватив шляпу, Джек убежал. Он бежал в вечернем тумане мимо маленьких домиков и пытался что-нибудь придумать. На углу, в конце ряда домиков, он остановился и позвонил.
- Можно видеть мисс Мэйбл?
- Она одевается, сэр. Войдите, пожалуйста.
- Нет. Я подожду здесь.
Стоя в темноте на крыльце, он репетировал: "Ты прости, но к нам приехал неожиданно один человек по делу..." Да, но что сказать, по какому делу?
- Здравствуй, Джек!
В дверях появилось видение - русая головка, розовое круглое, голубоглазое личико над пушистым свитером.
- Послушай, дорогая... закрой дверь.
- Зачем? Что такое? Что-нибудь случилось?
- Да, изрядная неприятность.... Сегодня тебе нельзя будет к нам прийти, Мэйбл.
- Не обнимай так крепко! А почему нельзя?
- Ну-ну. Так... есть причины.
- А я знаю! Твой отец вышел из тюрьмы.
- Что? Да как ты...
- Ну, конечно, мы все это знаем. Теперь мы должны быть очень внимательны к нему.
- Неужели ты хочешь сказать, что Родди и все... а мы-то думали, что никто ничего не знает.
- Что ты, все знают! Одни к этому относятся так, другие иначе. Я иначе.
- А ты знаешь, что он сделал?
- Да, я раздобыла газету и прочла весь отчет о процессе.
- Но почему ты мне ничего не рассказала?
- А ты почему не говорил?
- Это было так ужасно! А ты как думаешь?
- Я думаю, что с ним поступили безобразно.
- Но нельзя же разрешать подобные вещи.
- Почему нельзя?
- Но откуда же тогда будут браться люди?
- Англия и так перенаселена. Все это говорят.
- Это - совсем другое дело. А тут закон.
- Слушай, если ты хочешь спорить, то заходи в дом. Тут здорово холодно.
- Нет, я не хочу спорить. Мне надо еще предупредить Родди. Как хорошо, что ты все понимаешь, милая! Только... ты не знаешь моего отца.
- Значит, мне нельзя прийти?
- Не сегодня. Мама...
- Она, наверное, страшно рада?
- Д-да... она рада...
- Ну, всего хорошего. И знаешь что, ты отправляйся домой, а я скажу Родди. Ну-ну, не мни меня!
Возвращаясь бегом домой мимо маленьких домиков, Джек думал: "Как странно, боже мой! Все оказалось наоборот. Она! Она!.. Это очень современно".
3
Бывший Э 299 сидел у камина, зажав сигарету в улыбающихся губах. Перед ним стоял стакан. В камине потрескивали угли. Часы пробили одиннадцать. Бросив окурок в золу, он потянулся и встал. Поднялся по лестнице, открыл первую дверь. В комнате было темно. Послышался тихий голос:
- Филипп?
- Я.
Он повернул выключатель, вспыхнул свет. Его жена сидела в постели очень бледная. Она пролепетала:
- Сегодня? Ты непременно хочешь?..
Бывший Э 299 подошел к кровати, губы его все улыбались, в глазах было голодное выражение.
- Вовсе нет. В тюрьме приучают к воздержанию. Тебе сейчас противно?.. Пусть будет так. Спокойной ночи.
Голос из постели еле слышно отозвался:
- Филипп, ты меня прости. Но все это... так неожиданно... И я...
- Пустяки.
Он повернул выключатель, и свет погас. Дверь закрылась.
Три человека не могли уснуть в доме. Один спал. Те трое, что не спали, думали:
"Если бы только он дал нам повод пожалеть его! Если бы мы могли его полюбить! Его самообладание просто пугает и отталкивает. Оно неестественно. Ему бы следовало искать нашего сочувствия и сочувствовать нам. А он, кажется, ни к себе, ни к нам, ни к кому на свете ничего не чувствует. А что будет завтра? Разве можно теперь жить здесь? Сможем ли мы терпеть его присутствие в доме или поблизости? Он страшен!"
Спящий лежал в постели, в настоящей постели впервые за тысячу и одну ночь. Глаза на лице, как бы вырезанном из слоновой кости, были крепко закрыты. Он спал и во сне улыбался, радуясь мягкости своего ложа. Уже после рассвета бодрствующие уснули, а спящий проснулся. Его взгляд искал одежду, сложенную на полке в углу, а пониже - блестящую жестяную кружку, искал глазок в двери и полосу клеевой краски на стенах тесной, накрепко замкнутой камеры. И вдруг кровь отлила от сердца: ничего этого не было! Все его существо боролось с фантастичностью окружающего. Он лежит в комнате и видит, как свет пробивается сквозь ситцевые занавески, и на нем ночная рубашка. А под ним самая настоящая простыня! Он вздрогнул, не смея себе поверить, затем откинулся назад и лежал, улыбаясь, разглядывая оклеенный бумагой потолок.
III
1
- Так не может продолжаться, мама! Не может! В его присутствии я чувствую себя жалким червяком. Я тоже сбегу, как Берил. У него одна цель заставить всех чувствовать себя мелкими и ничтожными.
- Не забывай, что он пережил.
- Но я не понимаю, почему он должен отыгрываться на нас. Мы ничего ему не сделали, только страдаем из-за него.
- Он вовсе не хочет обидеть нас или кого другого.
- Ну да! У всякого, кто заговорит с ним, сразу пропадает желание продолжать. Он как будто кожу сдирает с человека. Это похоже на болезнь.
- Его можно только жалеть. - Но он вполне счастлив, мама. Он просто берет реванш.
- Если бы в тот первый вечер...
- Мы пытались. Ничего не вышло. Он совершенно ни в ком не нуждается. Как быть завтра вечером?
- Мы не можем оставить его одного в канун рождества, Джек.
- Тогда нам придется взять его с собой к Берил. Здесь я не выдержу. Смотри! Вон он идет.
Бывший Э 299, с книгой под мышкой, большими легкими шагами прошел под окном, у которого стояли мать и сын.
__ Не может быть, чтобы он не видел нас. А прошел как мимо пустого места!
2
Бывший Э 299 с книгой под мышкой вошел в Кью-Гарденс и сел на скамейку. Бонна с тремя детьми подошла и уселась рядом.
- Питер, Джоан и Майкл, - сказал бывший Э 299, - имена очень модные.
Воспитательница беспокойно заерзала на месте: этот джентльмен такой странный. И чего он улыбается?
- Чему вы их обучаете?
- Чтению, письму, счету, сэр, и рассказываю из библии.
- А дети умные?.. М-да, не очень. Правдивы?.. Нет! Ну да, дети никогда не бывают правдивыми.
Бонна нервно сжала руки.
- Питер, - сказала она, - где твой мяч? Пойдемте поищем его.
- Да он у меня, мисс Сомерс.
- А! Все равно, здесь очень свежо. Идем.
Она ушла, и Питер, Джоан и Майкл поплелись за ней.
Бывший Э 299 продолжал улыбаться. Китайский мопс, тащивший за собой пожилую толстую даму, подошел и обнюхал его брюки.
- Это он чует запах моей кошки, - пояснил бывший Э 299. - Кошки и собаки любят, знаете ли...
Подхватив своего мопса и держа его под мышкой, как шотландскую волынку, толстая дама, переваливаясь, словно встревоженная гусыня, поспешила уйти.
Прошло несколько минут. Рабочий с женой сели на скамейку полюбоваться Пагодой.
- Любопытное строение! - сказал бывший Э 299.
- Да! - отозвался рабочий. - Говорят, японское.
- Китайское, мой друг. Хороший народ китайцы. Никакого уважения к человеческой жизни.
- Что такое? Хороший... Так вы сказали...
- Именно так.
- Гм!..
Жена рабочего выглянула из-за него.
- Пошли, Джон! Тут мне солнце в глаза.
Рабочий встал.
- Хороший народ, вы сказали? Вот как?
- Да.
Жена потянула рабочего за рукав.
- Ну, перестань ввязываться в споры с незнакомым. Идем!
И она увела мужа.
Часы пробили двенадцать. Бывший Э 299 поднялся и вышел из сада. Пройдя мимо нескольких домиков, он позвонил у входа в маленькую мастерскую.
- Если ваш отец все еще не видит, я бы почитал ему, как бывало.
- Пожалуйте, сэр. Отец ослеп навсегда.
- Так я и полагал.
На диване под красными султанами раскрашенного ковыля сидел невысокий, коренастый мужчина и вырезал из дерева статуэтку. Он засопел и обратил невидящие глаза в сторону гостя. Все черты его квадратного лица, казалось, говорили: "Меня не сломишь".
- Что вы вырезаете? - спросил бывший Э 299.
- Сегодня канун рождества, вот я и вырезаю Христа. Они у меня довольно хорошо получаются. Хотите этого?
