Андрэ Моруа - Наполеон, Жизнеописание
Но даже самые великие люди действия сталкиваются с неудачами. Факты бывают коварны по-своему. Большая часть экспедиции, посланной в Санто-Доминго под командованием мужа Полины Бонапарт генерала Леклерка и имевшей конечной целью колонизацию Луизианы, погибла от желтой лихорадки. Рошамбо, пришедший на смену покойному Леклерку, вынужден был капитулировать. Тогда Талейран продал Луизиану Соединенным Штатам за пятнадцать миллионов долларов. Это означало окончательный отказ от американских владений. В самом деле, при том, что все шло к новой войне с Англией, защищать от британского флота эту отдаленную колонию было бы невозможно. Англичане подписали Амьенский договор; их торговцы требовали мира; английские аристократы были счастливы вернуться в Париж и найти на Елисейских Полях не окровавленные эшафоты, а обнаженных богинь под дымчатыми покровами. Но оба правительства обвиняли друг друга в недобрых намерениях.
Бонапарт упрекал англичан за подготовку заговора с целью его убийства и за нежелание уйти с Мальты. Англичане упрекали Бонапарта за то, что он аннексировал Вале, обеспечивая себе дорогу в Симплон, что он пытался перетянуть на свою сторону Германию и что на Восток им была отправлена очень подозрительная "торговая" миссия. Если Бонапарт не отказывался от Индии, как могла Англия отказаться от Мальты? Но Первый Консул не мог оставить там англичан, не потеряв лицо. Он грозил уничтожить Англию на ее же собственном острове. "Англичане хотят войны, - говорит он, - но если они обнажат меч первыми, я буду последним, кто вложит его в ножны". С этого момента он стал готовиться к захвату Англии. Он сформировал большую армию в Булони и приступил к строительству десантного флота. Неужели для него не было ничего невозможного? На острове все это воспринимали весьма флегматично. Няни пугали английских детей "мистером Бонипарти"; карикатуристы изображали голову тирана на вилах: "Ну, малыш Бони, что ты теперь думаешь о Джоне Буле?" (Максимилиан Вокс). Повсюду английский флот патрулировал моря, перехватывал суда, грузы. "Я не говорю, что французы не могут прийти, - ворчал первый лорд Адмиралтейства, - я только говорю, что они не могут прийти морем".
Странная это была война, без боев, но не без преступлений. За убийцами англичанам не надо было далеко ходить. Шуаны, республиканцы, военные - все враги Бонапарта были в их распоряжении. Наиболее мужественные роялисты Жорж Кадудаль и генерал Пишегрю прибыли во Францию на английском корабле. Даже Моро, победитель Гогенлиндена, участвовал в заговоре. "Воздух был напоен кинжалами". Как говорили Бонапарту Талейран и Фуше, Георг, чтобы начать действовать, ждал лишь прибытия во Францию какого-то принца из дома Бурбонов, потому что не хотел приводить к власти Моро. Какого принца? Один из них жил недалеко от французской границы в эрцгерцогстве Баденском - это герцог Энгиенский, Конде, отважный, молодой и красивый. Здесь начинается один из самых неприглядных эпизодов в жизни Бонапарта. Он решил предупредить покушение, схватив и расстреляв герцога Энгиенского.
Яма была вырыта у стен Венсеннского замка еще до всякого суда. Это политическое преступление вызвало возмущение многих французов. Шатобриан, бывший тогда дипломатом, подал в отставку. Первый Консул, оправдываясь, ссылался на пресловутые государственные интересы. От своего поступка он ждал двойного эффекта: устрашить роялистов, стремившихся его убить, и убедить тех, кто сам пролил королевскую кровь, что теперь, когда преступление причислило Бонапарта к их рядам, сделало его "причастным уговору", Империя не будет им враждебна. Получив этот кровавый залог, Сенат спустя несколько дней проголосовал за императорскую корону. Пишегрю покончил с собой в тюрьме; Кадудаль был казнен. "Я пришел, чтобы возвести на трон короля, - сказал он, а возвел императора". Как говорил о Бонапарте один посол: "Этот парень умеет извлекать выгоду из всего".
Королевская монархия возмутила бы французов; Империя же гражданам, напичканным римской историей, казалась естественным продолжением Консульства, нормальным ходом событий. Удивительно только, что Наполеон очень хотел быть коронованным папой в Соборе Парижской Богоматери. Этот пункт обсуждался в Государственном Совете. Некоторые предлагали Марсово Поле, но это означало "поставить себя в зависимость от погоды". В дождь церемония выглядела бы смешно. Да и потом, "гомон черни... Парижане в Опере и не то видали". Что же касается папы, достаточно было подумать, "какое неудовольствие это вызовет у наших врагов". Осознавая зыбкость нетрадиционного режима, Бонапарт "бросал якоря спасения", дабы обрести твердую почву. Пий VII по прибытии испытал шок: Жозефина, которую предстояло короновать как императрицу, поспешила вовремя предупредить его, что не была обвенчана. Таким образом, в ночь, предшествующую коронации, в Лувре было совершено тайное бракосочетание.
2 декабря 1804 года Наполеон I стал императором французов. В Соборе Парижской Богоматери собралась вся семья. Жозеф благоразумно занял место среди государственных советников. Он боялся покушения и очень хотел спасти потенциального преемника. Наполеон сказал ему: "Ах! Если бы отец нас видел!" Он сохранял чувство юмора и мог оценить путь, пройденный за десять лет этой никому не известной корсиканской семьей.
На протяжении тысячи лет папа римский обладал правом собственноручно возлагать корону на голову императора. Наполеон разрубил этот гордиев узел, взяв корону с алтаря жестом, полным достоинства. После церемонии папа запротестовал и потребовал, чтобы в "Монитере" об этом жесте не упоминалось. Требование было удовлетворено, но император успел заявить о своем превосходстве. В соборе Парижской Богоматери он поклялся на Евангелии охранять свободу, равенство, собственность на приобретенное государственное имущество, территориальную целостность Республики. Присяга запрещала ему уступать Бельгию и рейнские департаменты. Отныне будущее было начертано огненными буквами на стенах собора.
Империя. Триумфальная фаза
"Бросать якоря спасения в пучину морскую..." Пучиной морской было прошлое французского народа. Он стремился добраться до самых глубин. А потому завел у себя двор, церемониал, дворянство. С 1804 года он стал создавать маршалов Империи, позже - дворянство Империи. Появились принцы: Бертье стал принцем де Нёшале; Талейран - принцем де Беневан; и герцоги: Фуше, герцог Отрантский; Даву, герцог Ауэрштадтский, позже принц Экмюльский; Ланн, герцог де Монтебелло; Лебрен, герцог де Плезанс и т. д. За восемь лет он создал четырех принцев, 30 герцогов, 388 графов и 1090 баронов. У Жозефины и принцесс, сестер императора, были фрейлины и камерфрау. Сегюр обучал старым придворным манерам мужчин, г-жа Кампан - женщин. Коронованная Революция старалась изо всех сил связать оборванные нити традиций.
Поразительный успех этой импровизации достоин восхищения. Имперское дворянство пережило императора; орден Почетного легиона в чести по сей день. Под покровительством Наполеона процветал стиль ампир, столь же проникнутый духом его личности, как стиль Людовика XIV - духом личности короля-солнца. Но еще более достойно похвалы, что он так до конца и не поверил в эту волшебную сказку. В нем навсегда сохранилось "что-то от младшего лейтенанта с Корсики, от якобинца и от Макиавелли". Он шутил, как революционер: "Трон - это всего лишь доска, обитая бархатом". И если он обязал своих маршалов являться ко двору во фраке и коротких брюках, то потому лишь, что страшился, из внутриполитических соображений, слишком грубой и бесцеремонной армии. Однако в конечном счете верил он только в силу. "Править можно только шпорами и сапогами". Потому-то он и был единственным человеком, носившим военную форму в дворцовых залах. Короткие брюки и шелковые чулки прививают манеры. Фрак порождает куртизанов.
Женщины, погубившие стольких монархов, имели на него мало влияния. В них не было недостатка, и иные были очень красивы, как, например, мадемуазель Жорж, - ведь стоило ему только пальцем поманить, и они оказывались в его постели. Но пока они раздевались, он изучал донесения; покончив с объятиями (а то и не начав), выпроваживал их вон. Его истинным наслаждением была работа. Он отдавался ей до двадцати часов в сутки и никогда не проявлял признаков усталости.
За длинным подковообразным столом Государственного Совета он был счастлив. Окруженный государственными деятелями, он знал, как их использовать, чем соблазнить. Он "выжимал соки", вытягивал из каждого все, что хотел узнать. Он обладал быстрым, всесторонним умом, большой трезвостью мышления, не питал никаких иллюзий относительно человеческой природы, но имел две слабости: "У него не было плана", - говорит Стендаль, и это правда. У Наполеона были планы, причем весьма переменчивые. И вторая слабость: слишком богатое воображение, отсутствие чувства меры. Строя отдаленные планы, он слишком увлекается. Мог ли он остановиться? "Делу надо дать первый импульс, - говорит он. - Потом оно увлекает вас за собой".