Паскуале Ферро - Неаполитанская мафия. Рассказ щенка
— Да вы что, ничего не знаете? Этот женишок вчера вечером сбежал с гладильщицей из Мираколи и сегодня утром их обоих нашли мертвыми по дороге к Сан Джованни, точнее на пересечении сточных канав.
Ему вторил другой голос:
— Вот так история, бедняжка Маруцелла, она совсем такого не заслуживает.
Карета удалилась в полной тишине в сторону Кастель делль Ово.[16] Прекрасная «Сарачена» медленно спустилась и пошла к террасе, туда, где блестели дула пушек, и бросилась вниз. Какая ужасная смерть. Ее привезли домой и положили на кровать в кружевном одеянии. Не прошло и месяца после похорон, как мой муж, раздираемый гневом и скорбью, последовал за сестрой. Но Маруцелла по прозвищу «Сарачена» никогда меня не оставляла, она все время здесь, и только я могу ее видеть, потому что она знает, что я ее люблю. Эй! Это так, Маруце? — и порыв ледяного ветра пробежал по моей спине, увешанной бантиками.
Я хочу быть поэтом,
и я пытаюсь превратиться в ясновидца.
Поэт становится ясновидцем через долгое,
грандиозное и достигнутое рассудком
расстройство всех чувств.
Артюр Рембо[17]В страхе я убежала в комнату к синьоре Марителле и увидела ее невероятно красивую в черном платье, облегающем идеальную фигуру. Синьора взяла меня на руки, осмотрела со всех сторон, чтобы удостовериться, что я в порядке, и сказала:
— Пойдем, Паккьяна, сегодня я должна смеяться через «не могу»… ведь это праздник, день рождения моей девочки.
Мы спустились в сияющую гостиную, полную гостей, которые уже давно собрались и разговаривали между собой. Вид хозяйки, спускающейся по лестнице с грацией дивы немого кино, привлек внимание всех присутствующих.
Все были потрясены невероятной красотой синьоры, даже собственный муж смотрел на нее с восхищением; синьора Марителла на самом деле была ослепительна. Катена также принарядилась по случаю праздника (она, как и хозяйка, скрывалась за вуалью печали, свойственной исключительно несчастной любви). Она подошла к синьоре, взяла меня из ее рук и опустила на пол, в то время как Марителла приветствовала собравшихся. Движимая любопытством, я пыталась избежать столкновения с гостями, которые могли не заметить меня и причинить вред моему бедному тельцу. Снизу я могла разглядеть только ботинки, высокие каблуки, подол рясы священника. Пробираясь сквозь лес ног, я слышала разные комментарии, обрывки фраз. «Какое расточительство! Это уж слишком! Что это? День рождения королевы Лондона?», «Но ведь вы знаете, они могут себе это позволить, в любом случае они это заработали не своим потом и кровью», «И все ради этого невоспитанного маленького монстра», «Вы правы. Наташа на самом деле ужасна, похожа на жалкую вошь».
Те же люди с фальшивыми улыбками, застывшими на их чрезмерно и безвкусно размалеванных лицах, поздравляли хозяев дома и виновницу торжества: «Пусть еще сто лет Иисус Христос приносит вам удачу», «Какая Наташа красавица, она похожа на ангелочка», «Какой восхитительный праздник, изумительно простой». Казалось, только Катена видела это лицемерие, но бедняжка была поглощена своей болью и, ни с кем не разговаривая, нервно смотрела на часы. Потом она подошла к синьоре Марителле и сказала ей:
— Хозяйка! Я могу уйти?
— Кате, ты с ума сошла? — ответила синьора. — Сейчас приедут музыканты, а потом мне всегда нужен кто-нибудь на подхвате.
Катена ее не слушала и, настаивая, с глазами, блестящими от слез, добавила:
— Синьора, Микеле «Тролло» вышел из тюрьмы, и я хочу поехать к нему домой, потому что очень хочу его увидеть, вы же понимаете меня, только вы можете понять меня.
Марителла посмотрела на нее:
— Иди, в любви и на войне позволено все, иди… возьми с собой собаку, а то какой-нибудь завистник раздавит тут ее. И не показывайся в доме «Тролло» с таким лицом. Улыбайся! Мужчины хотят радости, а не кислых лиц. Смейся, Кате! Настал твой час… смейся и ради меня тоже.
Катена взяла меня на руки и практически бегом мы добрались до двери. Мы уже почти вышли, но вдруг Катена остановилась и посмотрела по сторонам. Внезапно она направилась на кухню, достала огромный нож из ящика — тесак, как у мясника, — положила его в сумочку, и на ее машине мы направились в бассо,[18] где жила мать Микеле «Тролло». Катена буквально поглотила те километры дороги, что отделяли ее от возлюбленного. Она проезжала на красный свет, чуть было не задавила нескольких бедолаг и на протяжении всего пути беспрестанно сигналила. Наконец мы добрались до одного из темных переулков Неаполя. Катена припарковалась, мы вышли из машины и направились к пункту назначения. Лицо ее было словно из воска, настолько напряженным, будто предстоящая встреча не должна была стать осуществлением ее самой большой мечты. Мы остановились рядом с освещенным бассо, изнутри доносилось радостное воркование… иногда прерываемое злобными, колючими фразами. Звонкий голос Марии «Маленькая грудь» ранил сердце Катены:
— Ну вот еще! Да на что рассчитывала этот гомик, Катена? Микеле — мой!
— Но мне пришлось внушить ей, будто я люблю ее, иначе что бы мы делали? — ответил ее Микеле «Тролло». — Кто бы платил за все? А потом, Мари, ты же знаешь! Ты — вся моя жизнь!
Слова Марии «Маленькая грудь» и Микеле «Тролло» ядовитыми стрелами впивались в самое сердце Катены. Вдруг ее лицо окаменело и без всякого замешательства, скрывшись в нише бассо, постукивая ухоженными пальчиками с идеальными алыми ногтями по двери, будто в бубен, она завела старинную песенку, в которой говорилось о гордой женщине, храброй и мстительной, женщине, ставшей убийцей любовницы своего возлюбленного, убийцей, покончившей со своей соперницей во дворе церкви Мадонны дела Катена, где ее любимый поклялся ей в вечной любви.
Обитатели квартирки, охваченные одновременно страхом и любопытством, слушали песенку в тишине. Потом они принялись смеяться Катене прямо в лицо, показывая на нее пальцами с издевкой и злобой. Катена, абсолютно равнодушная к этим насмешкам и саркастичным замечаниям, направилась к Микеле и, глядя ему прямо в глаза с невероятным презрением и ненавистью, одолевшими ее в тот момент, достала из сумочки кухонный нож и вонзила в него. Теперь никто уже больше не подтрунивал над «гомиком», а Мария с ужасом наблюдала за ней. После минутного ступора Мария принялась кричать, плакать, склонившись над бездыханным телом Микеле, в то время как Катена все с тем же каменным лицом, без единой слезинки в глазах, взяв меня на руки и сжав со всей силой, в которой выразилась ее боль, направилась к выходу. Мы сели в машину и поехали обратно на виллу, в этот раз без всякой спешки. Как только мы приехали, Катена оставила меня перед дверью и, нежно приласкав, удалилась.
Я начала лаять, чтобы вернуть ее, но голос ведущего, представлявшего очередного артиста, заглушил мой призыв. «А сейчас, в завершение праздника, самый популярный певец в Неаполе со своим последним хитом. Дамы и господа, Сальваторе дель Соле». И он завел свою фальшивую песню под аплодисменты и несмолкаемые крики одобрения гостей, а в это время я, сидя на холоде, провожала глазами Катену, которая села в машину и уехала. Наконец мелодия оборвалась и первые гости стали расходиться. Я проскочила в дом и забралась под стол, где еще оставалось несколько приглашенных. Неожиданно раздался голос Дона Дженнаро:
— Завтра должна взлететь на воздух фабрика обуви в районе Санита.
— Но это невозможно, завтра праздник Святого Винченцо «Мунаконе», из уважения к святому, а потом там будет туча полицейских.
Хозяин прервал говорящего:
— Ладно! Ладно! Тогда, как только закончится праздник, потому что эта история с неуплатой уже достала меня, надо кончать.
Вмешался женский голос:
— Да! Дон Дженнаро, так тому и быть, но проверните все ночью, когда не будет рабочих, потому что на фабрике работает мой двоюродный брат.
Мгновение тишины, затем снова заговорил Дон:
— «Трибунале», вы знаете, как я вас уважаю, но здесь необходимы жертвы, иначе мы так и будем топтаться на месте.
— Сделайте все ночью, там будет только охранник, — ответила женщина с нарочитой любезностью и угрозой в голосе.
— Пусть будет так.
Потом Дон Дженнаро встал, откашлялся и строгим тоном сказал:
— Сейчас мы поговорим о политике, я представляю вам этого синьора — он будет кандидатом, которого мы должны «ПРИВЕСТИ» к следующим выборам и которому мы все поможем «ПОБЕДИТЬ». Пожалуйста, вам слово.
Полный, лоснящийся мужчина с лицом филина поднялся, кашлянул и начал говорить.
— Уважаемые господа, я благодарю вас за теплый прием и без промедления изложу свою политическую программу. Во-первых, Виа Караччоло: снести дамбу, пляж вместо дурно пахнущих камней, пальмы на набережной, железные кованые киоски в стиле сеттеченто, курортные зоны. Все это предполагает сотни рабочих мест, точки продажи напитков, бутербродов и сувениров. Такая осовремененная старинная Копакабана, туризм, работа для отелей, такси, все управление в распоряжении Муниципалитета Неаполя и комиссии, которая будет контролировать, чтобы каморра не влезла в это дело и не взяла все в свои руки…
