Рик Басс - Пригоршня прозы: Современный американский рассказ
Я вожу Уоллеса с пареньком к мамаше по воскресеньям; вдобавок по вторникам и четвергам езжу один. Обычно застаю ее сидящей перед телевизором — даже если она туда и не смотрит. Сестры всегда держат телевизор включенным. Они говорят, старикам нравится, когда крутят кино. Это их успокаивает.
— Я тут слышала, медведи узнали огонь, это вранье? — спросила мамаша во вторник.
— Это правда, — ответил я, расчесывая ее длинные белые волосы черепаховым гребнем, который Уоллес прикупил для нее во Флориде.
В понедельник про медведей напечатали в Луисвилльском «Курьер джорнэл», а во вторник передали в ночных новостях, то ли по Эн-би-си, то ли по Си-би-эс. Люди видели медведей по всему штату, и в Вирджинии тоже. Медведи перестали впадать в спячку и явно задумали провести зиму на разделительных полосах федеральных дорог. В горах Вирджинии всегда водились медведи — но только не здесь, не в Западном Кентукки, здесь их не было почти сотню лет. Последнего убили, когда мамаша была еще девочкой. «Курьер джорнэл» предполагал, что медведи пришли вдоль Шестьдесят Пятой из канадских и мичиганских лесов, но один старик из графства Аллен (его показывали по национальному телевидению) сказал, что в холмах всегда жили несколько медведей и что теперь, когда у них есть огонь, пошли вместе с остальными.
— Они больше не впадают в спячку, — сказал я. — Разжигают огонь и поддерживают его всю зиму.
— С ума сойти, — сказала мама. — Интересно, до чего они еще додумаются.
Пришла сестра и забрала у нее табак — это значило, что пора спать.
В октябре Уоллес-младший всегда живет у меня, потому что его родители уезжают в лагерь. Понимаю, как странно это звучит, но так оно и есть. Мой брат — священник (реформированный Дом Праведного Пути), но две трети своего дохода он извлекает из торговли недвижимостью. Они с Элизабет ездят в лагерь, который называется «Убежище Христианского Успеха»; это в Южной Каролине, люди со всех концов страны учатся там продавать друг другу всякие вещи. Я знаю про все это не потому, что они вдруг надумали мне рассказать, а потому, что видел как-то ночью по телевизору рекламу «Плана Успеха в Реализации Ценностей».
Уоллеса-младшего высадили из школьного автобуса у моего дома в среду, в день, что они уехали. Мальчику не приходится набивать свою сумку, когда он перебирается ко мне. У него есть собственная комната. Я — старший в семье, а потому и застрял в старом семейном гнезде у Смитс-Гроув. Дом понемножку разваливается, но мы с Уоллесом-младшим на это не смотрим. В Боулинг-Грин у него тоже есть своя комната, но так как Уоллес и Элизабет каждые три месяца переезжают в другой дом (согласно Плану), то он держит свое ружье, и комиксы, и всякую всячину, ценную для парня его возраста, в старом доме. Когда-то я делил эту самую комнату с его отцом.
Уоллесу-младшему двенадцать. Вернувшись с работы, я нашел его сидящим на заднем крыльце, с которого видно шоссе. Я занимаюсь страховкой урожаев.
Переодевшись, я показал ему, как вбить кромку шины на место — двумя способами: молотком или весом машины. Чинить шины вручную — все равно, что варить пиво из сорго. Умирающее искусство. Но парень схватил это на лету. Я сказал:
— Завтра покажу, как надевать шину молотком и монтажкой.
— А я хочу поглядеть на медведей, — проговорил он.
Мальчишка смотрел через поле на Шестьдесят Пятую; она обрезала угол нашего поля. По ночам из дома слышно, что иногда шоссе шумит, как водопад.
— Днем костров не разглядеть, — ответил я, — ты погоди до ночи.
Вечером Си-би-эс или Эн-би-си (я все пугаю, кто есть кто) говорило о медведях отдельно; этой историей интересовались по всей стране. Их видели в Кентукки, Западной Вирджинии, Миссури, Иллинойсе (на юге) и, конечно, в Вирджинии. Медведи всегда водились в Вирджинии. Какие-то типы даже рассуждали об охоте на медведей. Один ученый сказал, что они направляются в штаты, где снег есть, но его не слишком много и где на разделительных полосах достаточно древесины для костров. Он туда пробрался с видеокамерой, но на его кадрах были только размытые фигуры, сидящие вокруг костра. Другой ученый сказал, что медведей привлекают ягоды нового кустарника, который растет только на разделительных полосах федеральных дорог. Он утверждал, что эти ягоды — первый новый вид в истории последних лет, что они вывелись из-за смешения семян вдоль дорог. Парень съел перед телекамерой одну ягоду, перекосился и назвал ее «новоягодой». Эколог-климатолог сказал, что теплые зимы (прошлой зимой в Нешвилле снег не выпадал, а в Луисвилле был только один снегопад) изменили цикл медвежьей спячки и теперь медведи могут все помнить от года к году. «Медведи могли овладеть огнем сто-летая назад, — сказал он, — и забыть об этом». Другая теория гласила, что они открыли (или вспомнили) огонь во время пожара в Йеллоустонском парке несколько лет назад.
По телевизору показали других парней, толковавших о медведях, а медведей почти не показали, и нам с Уоллесом-младшим это надоело. Управившись с ужином, я повел мальчика к ограде позади дома. За полосами дороги и деревьями мерцал свет медвежьего костра. Уоллес-младший хотел вернуться в дом за своим ружьем 22-го калибра и подстрелить медведя, но я объяснил ему, почему это нехорошо.
— Притом — сказал я, — 22-й калибр ничего не сделает с медведем, разве что взбесит. Кроме того, — добавил я, — охотиться на разделительных полосах — это против закона.
Единственная хитрость при ручном монтаже шин — как заправить кромку, когда шина уже на диске. Ставишь колесо стоймя, садишься на него верхом и подскакиваешь вместе с ним, пока шина не расправится. Когда кромка заходит за край, слышится удовлетворенное «поп». Во вторник я не отправил Уоллеса-младшего в школу и показывал ему, как это делается, пока он не усвоил как следует. Потом мы перелезли через изгородь и перешли поле, чтобы взглянуть на медведей.
«С добрым утром, Америка» утверждала, что в северной Вирджинии медведи жгут свои костры весь день. Но здесь, в Западном Кентукки, было пока тепло для позднего октября, и медведи собирались к кострам только ночью. Где они бродили и что делали днем, не знаю. Может быть, смотрели из кустов новоягоды, как мы с Уоллесом-младшим перелезали через казенную ограду дороги и переходили полосы, ведущие на север. У меня был с собой топор, а у мальчика — его ружьишко; не потому, что он хотел убить медведя, а потому, что мальчикам нравится таскать с собой какое-нибудь оружие. Разделительная полоса вся заросла кустарником и ползучей травой, а вверху были клены, дубы и платаны. Мы ушли всего на сотню ярдов от дома, но прежде я никогда не был здесь и не слышал, чтобы тут побывал кто-нибудь еще. Место, похожее на первозданный лес. Мы отыскали тропинку и прошли по ней вдоль медлительного, короткого ручейка, перетекавшего из одной решетки в другую. Увидели следы в серой глине — первый знак, что медведи здесь.
Пахло вроде бы плесенью, но не то чтобы неприятно. На поляне под большим дуплистым буком, где ночью горел костер, осталась куча пепла. Вокруг были неровно выложены поленья, и запах стоял сильный. Я пошевелил пепел, под ним оказалось довольно углей, чтобы разжечь новый костер, так что я снова их засыпал на прежний манер.
Потом нарубил немного дров и сложил у кострища, как полагается хорошему соседу.
Может быть, медведи и тогда наблюдали за нами из-за кустов. Тут не догадаешься. Я попробовал новоягоду и сплюнул. Она была до того сладкая, что сводило рот, — как раз такая штука, что должна, по-моему, нравиться медведю.
Этим вечером после ужина я спросил Уоллеса-младшего — может, он хочет поехать со мной навестить мамашу. И не удивился, когда он сказал «да». Дети куда уважительней к другим, чем думают люди. Мы нашли мамашу сидящей на бетонном крыльце Дома. Она смотрела, как по Шестьдесят Пятой едут машины. Сестра сказала, что весь день она была в возбуждении. Этому я тоже не удивился. Каждую осень, когда падают листья, она начинает беспокоиться или, может, снова начинает надеяться. Я отвел ее в гостиную и причесал ее длинные белые волосы.
— Одни медведи по телевизору, — пожаловалась сестра, переключая каналы.
Когда она ушла, Уоллес-младший взял пультик и мы посмотрели специальный репортаж Си-би-эс или Эн-би-си о каких-то виргинских охотниках, у которых подожгли дома. Репортер расспрашивал охотника и его жену — у них сгорел дом в долине Шенандоа, ценой в сто семнадцать с половиной тысяч долларов. Жена обвиняла медведей. Муж медведей не обвинял, но ходатайствовал о компенсации от штата, потому что имел действующую охотничью лицензию. Тогда член комиссии штата по охоте сказал, что обладание охотничьей лицензией не может запретить (воспрепятствовать — так он, кажется, выразился) предмету охоты нанести ответный удар. Я подумал, что для члена комиссии штата он мыслит удивительно либерально. Конечно, ему так полагалось — отбиваться от оплаты. Сам-то я не охотник.
