Зухра Сидикова - Актриса
Если бы не это её получасовое сидение – в душноватом детсадовском коридоре, пахнущем тушёной капустой, на маленьком детском стульчике с нарисованными на спинке вишенками, – возможно, всё сложилось бы по-другому. Лучше для Тани, но хуже для того мальчика…
По дороге домой сёстры обогнали Алёну с Зойкой, которые шли из школы. Таня услышала за спиной смех и что-то о старых калошах. Наверное, смеются над Таниными резиновыми сапогами, слишком широкими в голенищах и, действительно, не очень новыми – их дала Ольга Сергеевна, бухгалтер с маминой работы, часто приносившая маме вещи, из которых выросла её дочь-студентка.
Таня встряхнула головой и прибавила шаг. Пусть смеются. Завтра всё изменится.
Она ещё издалека услышала крики. Кто-то звал на помощь. Крики доносились со стороны пруда.
Таня крепко схватила Катюшку за руку и побежала. Бедная Катюшка не успевала за Таней, несколько раз упала в грязный снег, испачкала колготки.
Трое мальчишек, совсем ещё малыши, наверное, первоклассники, стояли у самой воды. Кричали, плакали, звали какого-то Кольку. Тут Таня увидела этого самого Кольку. Он барахтался в воде у берега, отчаянно хватаясь за лёд, хрустко обламывающийся под его руками. Несколько раз мальчик уже исчезал под водой, вязаная мокрая шапочка выныривала и снова пропадала.
– Стой здесь! – крикнула Таня Катюшке. – Стой и не сходи с места! Если уйдёшь – прибью! Слышишь меня?! – затрясла Таня сестренку. – Слышишь?!
– Слышу, – заревела перепуганная Катюшка, – не уйду– у…
Таня побежала к берегу.
Бежать было трудно. Снег совсем раскис, смешался с грязью. Она падала и снова вставала. Только бы успеть, – думала она, – только бы успеть.
Она оттолкнула мальчишек, скинула пальто, легла животом на землю.
Мальчик в этот момент как раз вынырнул. Она увидела его совсем уже белое лицо, огромные глаза.
Она протянула руку.
– Держись! Держись за меня!
Но он уже ничего не понимал, ещё несколько секунд и он утонет.
Таня разбила ногой лёд у берега. Он легко поддался. Сняла сапоги. Спустилась в воду, которая обожгла её ледяным холодом. Она знала это место. Летом они здесь купались. У самого берега на дне есть небольшой земляной выступ. Потом сразу провал в глубину – яма. Если встать на этот выступ, и зацепиться рукой за эту корягу, то можно успеть схватить мальчишку за пальто и вытянуть его.
Таня подождала, когда в очередной раз Коля вынырнет, и крепко ухватила его за воротник. Мальчик оказался тяжелее, чем она думала. Она не сможет его вытянуть, он сейчас сорвётся. Она сама сейчас упадет и утонет. Катька кричит на берегу, плачет. Коряга трещит под рукой, выдержит ли? Какой он тяжёлый этот Коля. И какая холодная вода! Не могу больше, сейчас отпущу. Рука онемела. Ну же, Коля, помогай, держись!
Вдруг Таня почувствовала, что кто-то схватил её за руку. Она с трудом повернула голову. Алёна Резникова лежала в своем красивом голубом плащике на грязном снегу и держала её за рукав. Тянула изо всех сил.
– Держись, Танька! – кричала она. – Я тебе помогу! Зойка, на помощь!
Подбежала Толмачёва, перепуганная, плачущая. – Тише ты! – крикнула Алёна. – Хватайся за меня! Потащили! Быстрей, быстрей!
Втроём они вытащили мальчишку из воды. Он стучал зубами, кашлял. Но был жив, жив!
– Девочки, – сказала Таня, – отведите его домой!
– А как же ты? – спросила Алёна.
– Я сама дойду…
Тане было нестерпимо холодно. Но нужно было идти. Скоро придёт мама.
Ночью у неё поднялась температура. Она бредила, металась по постели. Ей казалось, что она вышла на сцену. На неё смотрит зал. И Серёжа Беляев смотрит своими синими глазами. Она открывает рот, чтобы запеть. Но не может. Голоса нет… И воздуха нет… Нет воздуха… Дышать трудно… И больно… Больно дышать… Мама!
Скорая увезла её в больницу с тяжёлым воспалением лёгких.
– Здравствуй, Танечка!
– Здравствуйте, Мария Николаевна!
– Как твоё здоровье? Может быть, тебе ещё не нужно было приходить!
– Нет, уже всё хорошо! Я себя отлично чувствую! Мама сказала, что я могу сходить в школу. Ведь через три дня каникулы. И мы не увидимся целое лето!
– Привет, Таня!
– Привет, Алёна! Привет, Зойка!
– Приходи ко мне сегодня, Таня! Папа пластинки новые принёс, послушаем.
– Конечно, Алёна, приду обязательно!
– Здравствуй, Васильева!
– Здравствуйте, Пётр Кузьмич!
– Ну как продвигается подготовка к поступлению в музыкальную школу?
– Всё в порядке, Пётр Кузьмич. Готовлюсь!
– Если будет нужна помощь, заходи. Мы с тобой ещё споём!
– Хорошо!
– Здравствуй, Таня!
– Привет, Коля! Как ты? Не болеешь больше?
– Нет… не болею… А ты тоже выздоровела?
– Тоже! На пруд не ходишь больше?
– Нет!.. Мама сказала, чтобы ты к нам ещё приходила.
– Ладно! И ты к нам приходи. С Катюшкой поиграешь. Ну, беги – звонок скоро.
– Привет, Васильева!
– Привет…
– Ты – молодец! Смелая! И песня про Терешкову мне понравилась! Приходи к нам в ансамбль – споёшь.
– Спасибо, Серёжа. Обязательно приду!
Шапка – невидимка
– Вот, граждане, мы с вами видели сейчас
случай так называемого массового гипноза.
Чисто научный опыт как нельзя лучше доказывающий,
что никаких чудес и магии не существует.
М. Булгаков, Мастер и Маргарита.
Все началось с того, что Аркадия Петровича обокрали.
Совсем как бедного Акакия Акакиевича из гоголевской "Шинели".
Аркадий Петрович Прусаков преподавал русскую словесность. По крайней мере, так он заявлял незнакомым собеседникам. А знакомые и так знали, что он – учитель русского языка и литературы в обыкновенной средней школе.
Накануне до глубокой ночи Прусаков просидел над конспектом урока как раз по этой самой злосчастной повести. Утром следующего дня в седьмом «а» классе ему предстояло превзойти самого себя – директриса Алёна Ивановна пригрозила комиссией из РОНО. Прусаков слегка побаивался строгую и властную директрису, поэтому готовился основательно, подбадривая себя крепким кофе, пока, наконец, не уснул прямо за письменным столом.
Утром почему-то не прозвенел будильник. Когда Прусаков открыл глаза, у него, во-первых, немилосердно болело всё тело, а во-вторых, он ясно осознавал, что если сию же минуту не выскочит за дверь, то опоздает на урок. И Алёна Ивановна этого ему не простит.
Перепрыгивая через две ступеньки, на ходу застегивая пальто и натягивая шапку, дожевывая бутерброд с засохшим сыром, он пытался восстановить в памяти план урока и всё, с чем ему предстояло выступить перед учениками и комиссией. Голова гудела и отказывалась работать. Очень хотелось спать. Преодолевая себя, он бежал по запорошенной снегом скользкой алее городского парка, который был подозрительно пуст в это обычно многолюдное время суток.
Когда ему навстречу из тумана раннего зимнего утра вышли двое, и один из них – тот, что повыше да помордастее – солидно пробасил: «Скидывай одежу-то!», бедному учителю показалось, что он грезит наяву. Его натруженному воображению вдруг представилось, что каким-то мистическим образом, (а ведь всем известно, что автор «Шинели» был отчасти мистиком), перед ним разыгрывается сцена из повести, над которой он корпел весь вечер и большую часть ночи. Однако заковыристый мат, нещадно режущий слух воспитанного изящной словесностью Аркадия Петровича, убедил его в том, что всё происходящее свершается не во сне и не в каком– то мистическом книжном пространстве, а наяву, то бишь в реальности. Последующий сокрушительный удар в правый глаз и такой же в левое ухо окончательно вернули его на землю. И не только в метафорическом смысле. На мгновенье наш герой отбыл в небытие, вернувшись из которого, обнаружил себя сидящим на грязном снегу без верхней одежды.
Аркадий Петрович явился в школу с нежно– сиреневым фингалом под глазом, распухшим ухом, без своего старого, но ещё приличного пальто, которое было жалко, и без шапки, которую было жалко ещё больше. Шапка была совсем новая, норковая. Аркадий Петрович копил на неё столько, сколько иные копят на машину или даже квартиру. Короче, случился крах всей его жизни…
Весь коллектив школы, в которой Прусаков являлся единственным представителем сильной половины человечества, сбежался в учительскую. Бедный представитель отчаянно стучал зубами от холода и отказывался отвечать на вопросы.
Показательный урок в седьмом классе не состоялся, Алёна Ивановна, добив Прусакова презрительным взглядом, увела комиссию в столовую, несчастный обокраденный отогревался чаем.
Последующие полчаса школа гудела как пчелиный рой. Учительницы всех возрастов и рангов, начиная от завуча Ольги Борисовны, огромного гренадера в юбке, и заканчивая молоденькой лаборанткой Ларисой, бегали по кабинетам, хлопали дверями в поисках чего-нибудь подходящего для того, чтобы одеть и отправить домой бедного Аркадия Петровича. Ни о каком преподавании русской литературы сегодня речи идти не могло. Горе -словесник находился в полуобморочном состоянии, вызванном, по всей видимости, потерей драгоценной шапки и окончательной утратой расположения Алёны Ивановны.
