Акилино Рибейро - Современная португальская новелла
— Не советую полагаться на их обещания.
Мисс Бетти сделала предостерегающий жест. К ним подходила сеньора Кальвани. Но она слышала конец разговора и, покачав головой, твердо сказала:
— Представление состоится.
К вечеру того же дня по поселку двинулось шествие. Впереди на ходулях шел один из артистов в широких красных штанах, которые развевались на ветру, как флаги. Он громко выкрикивал в картонный рупор:
— Невиданное представление! Покупайте билеты! Такое каждый должен посмотреть! — Когда он замолкал, трое сопровождавших его музыкантов играли на расстроенных инструментах. Босые ребятишки, бежавшие за великаном на ходулях и музыкантами, смотрели на них с восхищением. «Вот это жизнь!» — думали дети, и каждый решал, что, когда вырастет, непременно станет циркачом, а пока можно подражать артистам, кричать, как они, стараться быть такими же сильными и ловкими.
От этого крошечного оркестра циркачей поселок словно повеселел. В окнах показались бледные лица девушек, на порог вышли молодые люди, которым запомнились ноги мисс Бетти. Пронзительные звуки медных труб были как отголоски той радости, которую дарили когда-то людям голодные артисты «Монументального цирка».
Процессия ходила с улицы на улицу, мальчишки бежали вслед за ней. Какая-то девушка в окне, заставленном цветочными горшками, замечталась при звуках танго, напомнившего ей не то танцевальный вечер, не то чей-то дорогой голос, но тотчас встрепенулась, потому что оркестр смолк и голос глашатая, усиленный картонным рупором, объявил о представлении, дотоле невиданном. Девушка очнулась от грез: этот громкий хриплый голос подействовал на нее, как холодный душ.
Наступил вечер. Кальвани стало хуже, он метался в жару, сильно кашлял. Жена старалась скрыть от больного приготовления к спектаклю.
Слабый, едва заметный свет фонаря посередине площади, напоминавшего больше виселицу, и тот, что сочился сквозь щели между досками барака, казалось, обозначал неверную границу между жизнью и смертью. Люди двигались, словно птицы со связанными крыльями, тихо переговариваясь. Артист, продававший билеты, подсчитал выручку и с надеждой выглянул из окошечка: может быть, во второй кассе дела шли лучше? Мисс Бетти, сидевшая во второй кассе, обрадовала его: продажа сидячих мест шла хорошо, и побежала сказать сеньоре Кальвани. Та удовлетворенно улыбнулась и спросила, который час: представление должно было начаться через сорок минут.
Нет, у нее не хватит смелости… Не отважится она сказать мужу, что, несмотря на его запрет, они сегодня дают представление. Он никогда бы ей этого не простил. Но ведь надо было найти выход из положения, в котором оказалась труппа. Нет, у нее не хватит смелости. Она просила всех вести себя как можно тише. Но как быть с оркестром? Какое же представление без музыки?
Врач сказал, что больному здесь оставаться не стоит, лучше лечь в больницу. Но свободных мест в больнице не было. Сеньора Кальвани снова подошла к мужу. Его лицо страшно осунулось, казалось, скулы вот-вот прорвут кожу, и, если приоткрывались глубоко запавшие глаза, взгляд их устремлялся в потолок. Кальвани словно сомневался, жив ли он еще и, обессилев, со страдальческим видом снова закрывал глаза.
Она уже хотела уйти, когда муж хриплым голосом окликнул ее. Сеньора Кальвани испугалась, а вдруг он догадался. Но нет, он только пожаловался, что не хватает воздуха и очень сохнет горло, и попросил водки.
— Доктор сказал, что тебе нельзя пить.
— Меня мучит жажда. Хотя бы каплю…
Она посмотрела на него в нерешительности: а что, если дать? Тогда он опьянеет и ничего не услышит. Совесть ее протестовала, но она уже не могла отказаться от этой мысли. Сеньора Кальвани принесла бутылку, поставила ее у изголовья больного на ящик, служивший тумбочкой.
— Вот.
И поспешила прочь, будто за ней гнались призраки.
Кальвани посмотрел на бутылку. Потом оперся одной рукой о постель и, сделав мучительное усилие, приподнялся. Но, так и не дотянувшись до бутылки, снова упал на спину. Некоторое время он лежал, страдая от бессильной злобы, потом во второй раз попытался достать бутылку и жадно прильнул к ней.
А в цирке уже волновались возмущенные зрители: давно пора было начинать. Сеньора Кальвани подошла к музыкантам и очень тихо, словно боялась услышать самое себя, велела играть. Музыканты — кое-как составленный оркестр — расселись по местам и заиграли бравурную мелодию.
Эта веселая музыка прозвучала для Кальвани заунывной, протяжной песней. Он бессмысленно улыбнулся, хотел приподняться, чтобы выпить еще, но ощутил в груди острую боль, как если бы вонзилось сразу несколько ножей. Улыбка превратилась в гримасу страдания. Захотелось кричать, звать кого-то… Все в его мозгу смешалось, чудилось, будто под эту заунывную песню его куда-то поволокли… Он снова закашлялся. Проклятый кашель! На лбу выступил холодный пот.
Затянутый в зеленое трико Вашку вышел на арену и проверил надежность проволок, на которых держались трапеции. Снова грянул оркестр, возвещая начало выступления воздушных акробатов. Играя могучими мускулами, Вашку взобрался наверх по веревочной лесенке. Одетый клоуном Магальяэнш тоже стал карабкаться, но сорвался с первой же ступеньки и растянулся на земле.
Зрители громко смеются неудаче клоуна, а Вашку тем временем вращается на трапеции. Лицо его налилось кровью, оркестр смолк, за исключением барабана, который бьет тревожную дробь.
— Довольно, довольно! — раздаются среди зрителей крики. Но Вашку продолжает вращаться, лишь через некоторое время он сбавляет темп, затем спрыгивает на землю и, широко разведя руки, кланяется. Восхищенная публика награждает его дружными аплодисментами. Магальяэнш снова пытается ему подражать и снова падает. Поднявшись наверх, Вашку повисает вниз головой, уцепившись ногами за трапецию. Во рту у него кожаный ремень с другой трапецией. Магальяэнш тоже забирается наверх и проделывает акробатические трюки на трапеции, которую удерживает в зубах Вашку.
Зрители смотрят, затаив дыхание, и женщинам кажется, что акробаты непременно сорвутся и упадут.
Остальные артисты ждут своего выхода. Всем им не по себе: раздражение против хозяина прошло, и теперь каждому жалко заболевшего старика.
Вашку и Магальяэнш закончили свой номер, и ненадолго арена пустеет. Одна из девочек, та, что помладше, идет по рядам с подносом в руке. Время от времени слышно, как о поднос звякает монета, а с галерки летят медяки, падающие на ковер посередине арены — на прямоугольный ковер, потертый в тех мостах, где его постоянно складывают. Девочка благодарит, делает реверансы, кланяется.
Наступает черед мисс Бетти. Она в коротком красном трико. Мужчины ею любуются и уже заранее аплодируют, но женщины, движимые инстинктом самозащиты, хранят молчание. Мисс Бетти легко и уверенно бежит по туго натянутой проволоке, и ее желто-оранжевый зонтик так и мелькает. Одетый во фрак Кальвани клоун повторяет ее движения, делая вид, что старается сохранить равновесие при помощи зонта, от которого остались лишь спицы. Тело мисс Бетти трепещет под восхищенными взглядами мужчин. Но вот клоун отбрасывает зонт, выносит из-за кулис алый шелковый шарф и вешает его на проволоку. Оркестр замолкает.
— Вни-ма-ние!
Левая нога мисс Бетти медленно скользит назад, она отбросила зонт, развела дрожащие руки; наконец она наклоняется, дотянувшись до проволоки, быстро хватает шарф зубами и выпрямляется. Оркестр играет туш. Мисс Бетти соскакивает с проволоки, раздается гром аплодисментов.
— Браво!
— Бис, бис!
Затем демонстрирует свое искусство ослик Джентльмен. Передними ногами он указывает цифры по требованию так называемого профессора. После выступления Джентльмена ведущий программу объявляет в картонный рупор:
— Мадам Кальвани и Нина Тринидад!
Трудно сеньоре Кальвани выходить сегодня на арену. Она не уверена, следует ли ей вообще выходить, но подает руки двум девочкам, и ей кажется, будто они ее тащат, и волнуется она так, будто выступает впервые. Нина Тринидад — партерная акробатка. Младшая сестра помогает ей, подавая обручи, шарфы и скамеечки.
Сеньору Кальвани публика приняла плохо. И действительно, в своих индейских штанах и широкой кофте из синего атласа она походила на чучело.
— Вон старуху! — закричал какой-то зритель, видимо еще находившийся под впечатлением прелестной мисс Бетти.
— Вон старуху! Вон! — поддержали его еще несколько голосов.
И сеньора Кальвани подумала, что, быть может, зрители знают о болезни мужа и осуждают ее за то, что она выступает. Ей стало стыдно.
Номер начала Нина. Она растянулась на ковре и, упершись в землю затылком и ступнями, стала выгибаться. Дотянувшись руками до щиколоток, она обхватила их и замерла в неподвижности. Мадам Кальвани подняла ее на руках и показала публике. Ребра Нины выпирали, руки и ноги были страшно худы. Она напоминала паука. Опустив ее, сеньора Кальвани вынесла из-за кулис стол, на который положила деревянный валик, а на валик доску. Нина вскочила на стол и, балансируя на доске, прогнулась назад и опять обхватила пальцами щиколотки. Один из артистов все время был начеку, готовый подхватить девочку, если бы она вдруг сорвалась.
