Егор Радов - Мандустра
Петров озирался, будто его затравили. И тут, увидев у стены полуразвалившегося Ивана Ильича, который болел всем, он подскочил к нему и страстно стал целовать гнойные губы. Потом, не ограничиваясь этим, Петров разорвал штаны довольного Ивана Ильича и несколько раз лизнул остатки мужского члена, распространявшего мерзкий запах.
— Вот так вот! — победительно крикнул Петров. — Кто на меня?!
Петров постоял еще с минуту в полной тишине, потом рухнул, повернулся и умер.
— Козел, — сказал Марк, — он забыл, что при сочетании вирусов триховонита и пердянницы, например, наступает мгновенная смерть. Уберите его куда-нибудь.
Иван Ильич, проливая слезы, отправился выбрасывать труп в трупопровод, который находился на лестничной клетке.
— Ну все, — удовлетворенно сказал Марк. — А теперь раздевайся, милая! И иди к нам.
— Я не могу к вам, — с ужасом сказала девочка. — Свежий воздух — источник заразы.
— Ладно, фиг с тобой, стой там.
Девочка разделась. Ее тело не отличалось от тел наших дам, поэтому, поглазев немножко на нее, мы пошли в другую комнату.
Марк налил всем шампанского.
— А сейчас мы приступим. Но прежде всего надо сделать анализы и разбиться на пары.
Он сел и вытащил внутривенную иглу.
— Кто первый?
Мы встали в очередь. Марк брал у всех кровь, мгновенно делая пробы; его щеки начинали румяно лосниться, когда он получал результат. Он выкрикивал названия болезней, и гости разбивались на пары — все это делалось для того, чтобы к имеющимся заболеваниям не прибавить новых, а тем более, чтобы не помереть так глупо, как Петров, вообразивший себя прогнившим Дон Кихотом.
Когда очередь дошла до меня, Марк сообщил:
— Кобелит! Кто желает? Делайте ваши ставки! Никто не желает? Что, ни у кого нет кобелита?
— У меня есть, — сказала гениальная девушка, скромно сидящая в уголке, — но у меня есть еще и пердянница, поэтому я не знаю…
— Как ты насчет пердянницы, старик? — спросил Марк, глядя в мои глаза.
Я отошел от него, раздосадованный. Последнее время мне не везло. Кобелит — распространенное заболевание, оно редко встречается в единственном числе, и хотя говорят, что свежий воздух — источник заразы, у меня никак не получалось заболеть чем-нибудь еще, а заражаться специально для того, чтобы иметь больше женщин, не хватало духа. Посмотрим, если ее не возьмет какой нибудь счастливчик, совпадающий с ней, может, я и решусь — уж больно хороша, несмотря на пердянницу, которая в третьей стадии добавляет человеку характерный нестерпимый запах.
И я стоял у стены, поглядывая на гениальную девушку, и она долго смотрела прямо в мой взгляд.
Жеребьевка подошла к концу, пары определились, и какой-то долговязый юноша с красными глазами робко, но уверенно встал возле гениальной девушки. Вот и все — она будет сегодня с ним.
Проклиная несчастную судьбу, я подошел к столу и выпил шампанского, желая хотя бы напиться в этот вечер.
Марк включил музыку, и мы стали танцевать. Я танцевал только быстрые танцы, а когда танец был медленным и склонным к обниманию друг друга, я валился на стул рядом с Марком и смотрел на веселых дам и кавалеров с чувством глубокого неудовлетворения.
— А ты сегодня будешь с кем-нибудь, Марк? — спросил я.
— Не знаю. Мне все равно. В каждой женщине есть своя прелесть и своя болезнь.
— Как ты еще жив? Ты же даже по улице ходишь без всего!
— Не знаю, — отвечал Марк, — мне наплевать. Может быть, так, наоборот, лучше.
Он пошел в комнату к чистой девочке. Она сидела внутри камеры, прижавшись к ее стеклянному углу, и излучала надежду и скуку.
— Скучаешь? — спросил ее Марк.
Я встал рядом и наблюдал их разговор, попивая водку.
— Да, — призналась девочка.
— Пошли со мной.
— Нет, что ты!..
— Я — не заразный, — гордо объявил Марк.
— Как это?
— Не знаю. Но это так. Хочешь, я приду к тебе — Марк отворил дверь в камеру. — Хочешь, буду ласкать тебя, хочешь, буду с тобой? Я чист, как и ты, — ты будешь моей жрицей, ибо черное не причинит белому вреда, и мы будем с тобой, как «да» и «нет» — в вечной любви и безопасности.
Девочка жалась в угол камеры, Марк наступал.
— Уверяю тебя, я чист. Ты мне нравишься, мне нравятся твои плечи и грудь…
Он коснулся ее.
— А-а-а-а! — заорала девочка и рухнула в объятия Марка.
Я грустно наблюдал характерную для Марка сцену. Потом отвернулся, чтобы не видеть его триумфа.
Я вошел в другую комнату и выпил большой стакан водки. Все было уже почти тихо: пары разбрелись по местам обоюдных удовольствий, и магическая ночь пронизывала заразный воздух за окном.
Я сел в кресло и настроился на грустно-лирический лад. И тут мягкая рука обхватила мое плечо. Я посмотрел и увидел гениальную девушку, сидящую рядом.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Пойдем со мной!
— Но ты…
— Я соврала вам всем. Я тоже чиста. Ты мне не веришь?
— Но ведь я… Ведь у меня… Ведь у меня кобелит!
— Мне все равно. Я влюбилась в тебя — и мне все равно.
Я пытался вспоминать ее анализ, но не мог вспомнить; ее рука ласкала меня, и мне это нравилось, и потом, когда она поцеловала мою щеку, мне тоже стало все равно, и я подумал, что миг истинной любви может стоить пердянницы и даже конца!
Мы рухнули на пол, раздевая друг друга, и на секунду я забыл о презервативах и противогазах, охраняющих нас от вредных любимых людей, и был готов к заражению чем угодно, во имя этой минуты, когда я просто целовал ее лоб.
Мы соединили свои половые части, не используя ни резину, ни целлофан, и я впился в ее губы, с остервенением желая мгновенной смерти в объятиях больной любви. Она стонала, словно боялась своей горькой судьбы и восторгалась ею, я же был с нею, словно первобытный мужчина, верящий в могущество своих богов и не боящийся мерзкой биологии невидимых глазу существ! И я завершил свой великий любовный акт, будто собирался иметь от нее детей — бедных уродов с врожденными болезнями, которые, может быть, будут счастливы только лицезрением друг друга, а может, еще и пожатием изъязвленных рук.
Мы лежали на полу, и абсолютно голый Марк пришел в нашу комнату.
— Друзья! — кричал он. — Давайте выпьем!
Он посмотрел на меня, подмигнул и сказал:
— Поздравляю, друг, с любовницей и пердянницей!
И я засмеялся, потому что мне стало очень смешно.
Наша компания собралась вместе, люди были полуодеты и гладили друг друга, несмотря на гнойнички на своих телах.
Марк налил виски, выпил, и в комнату вошла чистая девочка.
Она сияла, прыщи словно испарились.
— Примите ее, — сказал Марк, — ибо она очень хороша.
Мы все поцеловали ее в щеку и снова стали пить.
Марк включил радио.
Бесстрастный голос неожиданно проговорил:
— …повторяем экстренное сообщение. Как уже сообщалось, страна находится под опасностью заражением копцом — страшной болезнью, от которой наступает смерть через два года после заражения. Но последние исследования показали, что вирус копца, попадая в кровь человека, болеющего всеми венерическими болезнями, полностью вылечивает их, после чего сам умирает от свежего воздуха. Свежий ветер больше не является источником заразы! Братья и сестры! Заражайтесь друг от друга! Открывайте окна! Вылечивайтесь! Нам больше ничего не грозит! Повторяю…
— Ура!!! — закричал Марк. — Я всегда это знал!
Мы сидели, обезумевшие от этих слов. Потом мы подпрыгнули, начали кричать, целоваться и делать все, что угодно, и Марк стулом разбил наше герметическое окно, чтобы свежий воздух, не являющийся больше источником заразы, проник в наши усталые и больные члены, словно святой дух, излечивая их.
Мы плакали и смеялись, делали друг другу непристойные предложения, исполняли их, прыгали и бегали и не могли насладиться счастьем.
Я обнял свою любовь, и мы стояли у окна и смотрели на прекрасный мир, в котором так вовремя появилась окончательная страшная болезнь, не терпящая ничего иного в человеческой бедной крови и умирающая вкупе со всей остальной дрянью от простой свежести, которой изобилуют природа и жизнь.
