Клэр Липман - Дилемма папаши Дюбуа
— Не удивительно, — сказал сержант Висерс, изучая тысячедолларовую банкноту. — Не каждый человек заявит в полицию о такой находке.
— Если уж человек честный, то он честный во всем, — заметил второй полицейский, Финнеган.
— Закон обязывает все найденное имущество сдавать в полицию, — пожал плечами Жан Дюбуа. — Я просто выполняю закон. А кроме того, я готов спорить, что это фальшивая бумага.
Оба полицейских улыбнулись.
— Я фальшивку почую за милю, — сказал Финнеган. — Если объявится владелец, он должен будет выплатить вам весьма приличную награду.
— Это было бы здорово, — сказал Папаша Дюбуа и печально пошел домой. День выдался трудным, но, по крайней мере, ему не придется больше беспокоиться об этой чертовой фальшивке. Возможно, ему следовало бы сжечь ее, но это было просто невозможно. То, что он сделал, было тоже неплохо. Если найдется какой-нибудь глупец, который заявит, что он ее владелец, Бог ему в помощь. А если нет, — пусть гниет в сейфе у властей.
Недели пробегали одна за другой, и он слышал, как постоянно совершенствуется игра Аннет, как он все меньше думает о дефектах пианино и все больше ощущает растущие возможности ребенка. Нортон был прав, подлинный артист всегда сможет возвыситься над такой мелочью, как отсутствие какой-то пары клавиш.
К июню он уже совершенно забыл о фальшивой банкноте. Поэтому, когда два полицейских и человек с фотокамерой ввалились к нему в гостиную, Папаша Дюбуа почувствовал, что внутри у него все сжалось.
Франсуа и Дельфин, его сын и невестка, выглядели слегка смущенными. Аннет отбарабанила последний аккорд и смотрела, вытаращив глаза.
Голос сержанта Висерса прозвучал отрывочно и непривычно громко.
— Насчет тысячедолларовой банкноты, которую вы нашли три месяца назад.
— Ах, это, — Папаша Дюбуа уже приготовился услышать звон наручников. Ему следовало бы знать, что они все выяснят, так или иначе. Плохо, что все происходит на глазах у его семьи, на глазах у Аннет…
— Это очень необычный случай, поэтому шеф специально послал нас.
Сержант Висерс осторожно достал тысячедолларовую банкноту. Папаша Дюбуаа закрыл глаза.
— Вот! — сказал сержант. — Она ваша! Так гласит закон. Если никто не заявил о пропаже вещи в течение девяноста дней, находка принадлежит обнаружившему ее лицу.
— Я… я не знал это, — заикаясь, проговорил Папаша Дюбуа.
Фотограф защелкал фотоаппаратом, и вспышки магния осветили его, стоящего с тысячедолларовой банкнотой в руке.
— Что вы собираетесь делать с такой суммой, Папаша Дюбуа? — спросил кто-то.
— Я… я еще не знаю. — Несмотря на растерянность, один факт для него был очевиден: банкнота получила официальное подтверждение, и газета напечатает всю историю. Он мог бы пойти в банк, он мог бы пойти к Фраерли, и они примут ее без вопросов. Аннет наконец-то получит прекрасное новое пианино.
Он слышал, как кто-то спросил Франсуа:
— Вы собираетесь как-то помочь вашему отцу использовать эти деньги?
И Франсуа, как примерный сын, кем он и был в действительности, ответил:
— Деньги принадлежат ему. Мне даже в голову не приходит спрашивать, что он собирается с ними делать.
— Мистер Дюбуа, — раздался еще чей-то голос, — что заставило вас отнести такие большие деньги в полицию, когда вы легко могли бы потратить их на себя и никто бы ничего не узнал?
Папаша Дюбуа облизнул сухие губы. Совесть проснулась и мучила его.
— Ч-что за-аставило меня?.. — забормотал он. Что ему нужно было ответить?
Но совершенно неожиданно на этот вопрос ответила Аннет. Ее голос был звонкий, ясный, решительный, и он был наполнен неописуемой гордостью.
— Мистер, разве вы никогда не слышали о Джордже Вашингтоне и Аврааме Линкольне, когда вы ходили в школу? Мой дедушка такой же, как Вашингтон и Линкольн. Мой дедушка честный человек!..
Когда они ушли, Папаша Дюбуа остался сидеть в своей комнате, слушая сквозь тонкие стены легкую, радостную музыку, которую играла Аннет, и, глядя на небольшой огонь, пляшущий в камине, улыбался. Да, заказать новое пианино было бы теперь так легко. Все препятствия исчезли. Все, кроме его совести. И кроме гордости, которую испытывала за него Аннет.
И, кроме того, существовал округ, больше похожий на деревню в Новом Орлеане, где буквально все, — от края до края — знали, что Папаша Дюбуа был честным человеком. И купюра полетела в огонь.
