Осаму Дадзай - Современная японская новелла 1945–1978
Куно-сан была явно не прочь оставить стирку и завести долгий разговор, но он, улучив момент, ретировался в комнату. «Бабы?» — почему-то сказал он сам себе. И вдруг вспомнил, что условился с Тамиэ. «Хорошо бы на море. Хочется взглянуть на море. Посмотреть, как солнце в море садится», — сказала она. Как она это сказала! Он достал из шкафа красную спортивную куртку, надел ее. Немного помялась, но ничего. Накинув поверх куртки пальто, он вышел из дому. Ему не часто приходилось бывать на улице в это время, и все кругом казалось чуточку странным.
Некоторое время он шел по улице вдоль железной дороги, потом, не доходя до подземного квартала, куда спускался вчера, повернул и пошел в противоположную сторону. Миновал кинотеатр, сплошь обклеенный фотографиями голых женщин, кабаре, смахивающее на замок из европейских сказок, и очутился в трущобе. Между высокими зданиями теснились, словно их занесло сюда ветром, низенькие, наспех сколоченные домишки. Многие уже почти развалились, многие укреплены криво прибитыми досками. Но возле тех и других сушилось белье: значит, тут жили. Каждый раз, проходя эти места, он вспоминал дом для рабочих в деревне Окуно, в котором он жил в детстве. Известняк из тамошней горы был уже выбран, и гора стояла жалко оголенная. Половину пропитанных многолетней известковой пылью домов снесли, и его семье пришлось почти год жить среди развалин, пока не началась разработка другой горы.
По рассказам тетушки Куно, в свое время квартирки в этих бараках пользовались большим спросом. А теперь им остается только с беспокойством ждать, пока земельная компания распорядится освободить и снести их. Он не любит ходить здесь, но это ближайший путь к станции О.
Контора проката была в десяти минутах ходьбы от станции Усуда, через две остановки от О. Он выбрал там светло-голубой «сивик» и поехал к закусочной, где они условились встретиться с Тамиэ. Руль все время тянуло вправо, но мотор работал ничего, да за такие деньги и нельзя было требовать большего.
По пути он нашел телефон-автомат, позвонил в фирму и сказал, что не выйдет на работу. Он всячески обдумывал, что сказать, если трубку возьмет Камидзаки, но ответила девушка из конторы. Очевидно, было еще рано, и Камидзаки был на складе.
— У меня плохо с матерью, надо ехать домой, — соврал он.
— Что вы говорите, — посочувствовала девушка.
Ему стало немного стыдно, но, когда он положил трубку, его охватило ощущение свободы: наконец-то вырвался! И он снова помчался вперед.
Тамиэ застала его в закусочной за кофе с поджаренным хлебцем. Она пришла даже раньше времени.
— А ты молодец, не забыл.
Тамиэ заказала себе только кофе. Она закинула ноги в ботинках одна на другую и закурила «Севен старз».
— А как же. Договорились ведь.
— А я думала, не придешь!
— Почему?
— Ну как почему, у тебя же работа.
— Подумаешь, работа… Я не пошел.
— Да ну? Как здорово. Взял и не пошел?
— Сказал, что мать больна…
Тамиэ замолчала и пристально посмотрела на него. Во взгляде ее мелькнула тень неодобрения — он только не разобрался почему.
— Что ты так смотришь? О чем ты подумала?
— Мне не нравится, что ты так сказал.
— Что не нравится, что я мать приплел?
— Ну, не то чтоб уж врать нельзя было. Но все-таки неужели нельзя прямо сказать: не пойду на работу, не хочу, и все. Хочу поехать отдохнуть…
— Так ведь тогда знаешь что будет!
— Знаю. Сама служила. Но так мне не нравится. Не нравится, и все.
— …
— Если бы ты даже не пришел сегодня, я бы не рассердилась. Ничуть. Не захотел, скажем, прийти и не пришел, ну и ладно. И наоборот, если бы я не пришла, тебе не надо обижаться. Кто-то из нас подождал бы, не дождался и ушел, и ничего страшного.
— Но я же пришел.
— Я и говорю, что рада. Я тоже примчалась.
Обоим вдруг стало смешно, и они рассмеялись.
— Ты куда хотела поехать на море? — спросил Микио, когда они сели в машину.
— Да просто поедем туда, где видно море, и будем ехать и ехать, пока не надоест.
— Тогда давай поедем по побережью в сторону Идзу?
— Давай! Там такое чистое море. Я как-то ездила на Кудзюкури, но был шторм, на берегу пусто-пусто, такая тоска меня взяла.
«С кем ездила?» — чуть было не спросил он, но промолчал.
С кольцевой дороги они свернули на столичную автостраду и некоторое время ехали по городским кварталам. Движение в эту сторону было сейчас небольшое, и стрелка спидометра не опускалась ниже ста. Воздух был прозрачен, как обычно в начале зимы, и за глыбой горы Тандзака отчетливо виднелась Фудзи. Когда они свернули на шоссе, бегущее вдоль моря, машин стало еще меньше. За густо растущими низкорослыми соснами расстилалось бледное спокойное море, кое-где на нем покачивались стаи птиц. Только у самого берега бурлил прибой, белопенные гребни с шумом разбивались о плотный песок. Время от времени попадались рыболовы, они бежали вслед за уходящей волной, стараясь подальше забросить свои грузила. Тамиэ молча смотрела в окошко машины.
— Может, остановимся где-нибудь?
— Давай.
— Ты не проголодалась?
— А ты?
— Да нет вроде.
— А я взяла с собой завтрак.
— Завтрак?
— Ага. Встала утром пораньше и приготовила.
— Чудная ты, Тамиэ.
— Почему?
— Вспомни, что ты говорила в кафе. Не вяжется одно с другим.
— Мне просто хотелось посмотреть, как у меня получится. И когда получилось, я так обрадовалась.
— Тогда, может, спустимся к берегу и поедим?
— Не стоит. Поедем дальше. У меня маленькие бутерброды, я буду класть их тебе в рот.
Вскоре дорога свернула в сторону моря. Миновав станцию Манадзуру, они снова выехали на прибрежное шоссе. Песчаное побережье кончилось, потянулся берег покрытый крупной галькой. Они увидели первый остров. Вдруг Микио невольно сбавил скорость. Впереди стояла небольшая машина, врезавшаяся в заградительный барьер. Передней своей половиной она лежала прямо на гальке, омываемой волнами.
— Тяжелая авария. Еще бы немножко, и все.
— А может, она потонула и ее оттащили?
— Может быть.
— Интересно, что с теми, кто в ней ехал?
— Если они в море угодили, то все, пожалуй.
— Может, и нам попробовать?
— Что-о?
Он невольно повернулся к Тамиэ. Она сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сиденья. Ветер из приоткрытого окна машины играл ее волосами. Он почувствовал, что надолго запомнит ее профиль среди этой морской синевы. Что когда-нибудь он будет вспоминать это странно усталое, совсем взрослое ее лицо.
Желание Тамиэ посмотреть на море во время заката сбылось на краю длинного мыса, обрывавшегося круто к воде. Море было спокойно, за кораблями тянулся долгий след. Закат, окрасивший море и небо, потускнел, вода сделалась темно-синей, потом стала быстро чернеть. Все ярче становился свет бакенов, море постепенно сливалось с темнеющим небом.
— Ты не озябла?
Тамиэ не ответила и заговорила о другом.
— Мой папка прежде был рыбаком. Знаешь такое местечко Ураясу?
— Ага.
— Когда я была маленькая, там еще можно было ловить рыбу.
— Поэтому ты и любишь море?
— Рыбалкой уж давно прокормиться нельзя стало, а папка все держал лодку. Усадит в нее гостей, отвезет их в море и смотрит, как все удят. Что наловится, жарил, к сакэ подавал на закуску. А потом и этого ничего не стало, тогда он пошел работать на фабрику.
— Он и сейчас на фабрике?
— Ты, может, знаешь, где Нисикигаура?
— Это отсюда немного назад надо вернуться, да?
— Ну да. Так вот, там есть такой отель А.
— Отель А.?
— Славное местечко. Поехали туда, а?
— Но послушай…
Тамиэ вдруг расхохоталась.
— Ты что-то не то вообразил. Вот смех-то, — не унималась она.
Микио сердито завел мотор и резко повернул обратно.
Слева нависал высокий обрыв, и дорога была совершенно темной. Огни встречных машин кололи глаза. Крепко закусив губы, он на полной скорости гнал машину по извилистой дороге. Шины отчаянно скрипели.
— Рассердился? — Тамиэ придвинулась к нему и прислонилась щекой к его плечу.
— И не думал.
— Тогда почему молчишь? Из-за того, что я смеялась?
— Я такой смешной, да?
— Да нет. Только ты не привык иметь дело с девчонками.
— Ничего подобного.
Машина вошла в туннель. Навстречу сплошной цепочкой бежали розовые огни. Микио вдыхал запах волос Тамиэ, они касались его щеки. У той женщины, с которой он имел дело, волосы совсем не пахли. Это была женщина в турецкой бане, куда его повели товарищи после новогоднего вечера в фирме. Намыливая его, женщина сказала: «Чего это ты, хоть бы дотронулся», — взяла его руку и прижала к своей груди. Грудь была дряблая, только соски большие, ничего интересного. Он робко скользнул рукой вниз, она напомнила ему, что за это полагается особая плата, и он испуганно отдернул руку. Больше он ни разу к женщинам не прикасался. В ушах стояли слова «особая плата», еще раз идти в такое заведение не хотелось, а обычные женщины на него и не глядели. Разве что Тасиро-сан, соседка. Но она говорила с ним только о своем «мужике» и совсем не относилась к нему как к мужчине.
