Василий Шукшин - Владимир Семеныч из мягкой секции
Обзор книги Василий Шукшин - Владимир Семеныч из мягкой секции
Василий Шукшин
Владимир Семеныч из мягкой секции
Владимир Семеныч Волобцов здорово пил, так пил, что от него ушла жена. В один горький похмельный день он вдруг обнаружил, что его предали. Ужасное чувство: были слова, слезы, опять слова, и вот – один. Нет, конечно, родные в городке, знакомые есть, но мы знаем, что все эти родные и знакомые – это тоже слова, звуки: "Петр Николаич", "Анна Андреевна", "Софья Ивановна…" За этими звуками – пустота. Так, по крайней мере, было у Владимира Семеныча: никогда эти люди для него ничего не значили.
Владимир Семеныч не на шутку встревожился, очутившись в одиночестве. Что делать? Как жить? Но когда первый ошеломляющий вал прокатил над головой, муть, поднятая в душе Владимира Семеныча, осела, осталось одно едкое мстительное чувство.
"Так? – думал Владимир Семеныч. – Вы так? Хорошо! Посмотрим, как ты дальше будешь. Как говорится, посмотрим, чей козырь старше. Не прибежишь ли ты, голубушка, снова сюда да не попросишь ли Вовку-глота принять тебя".
И Владимир Семеныч бросил пить. Так бывает: вошел клин в сознание – стоп! Вся жизнь отныне сама собой подчинилась одной мысли: так поставить дело, чтобы преподобная Люсенька (жена) пришла бы и бухнулась в ноги – молить о прощении или, чтобы она там, где она обитает, с отчаяния полезла бы в петлю.
"Ты смотри! – с возмущением думал Владимир Семеныч. – Хвост дудкой – и поминай как звали! Нет, милая, так не бывает. Не тебе, крохоборке, торжествовать надо мной победу!" Владимир Семеныч работал в мебельном магазине, в секции мягкой мебели. Когда он давал кому-нибудь рабочий телефон, он так и говорил:
– Спрашивайте Владимира Семеныча из мягкой секции.
Работать Владимир Семеныч умел: каждый месяц имел в кармане, кроме зарплаты. Люди бросились красиво жить, понадобились гарнитуры, гарнитуров не хватало – башка есть на плечах, будешь иметь в кармане. Владимир Семенович имел башку на плечах, поэтому имел в кармане. Но раньше он много денег пускал побоку, теперь же стал вполне бессовестный и жадный: стал немилосердно обирать покупателей, стал сам покупать ценности, стал богато одеваться. Он знал, что Люсенька никуда из городка не уехала, живет у одной подруги. То обстоятельство, что она не подавала на развод и не делила квартиру, вселяло поначалу уверенность, что она вернется. Но проходили недели, месяцы… Два с половиной месяца прошло, а от нее ни слуху ни духу. А ведь слышала же, конечно, что Владимир Семеныч бросил пить, ходит нарядный, покупает дорогие вещи. Значит?..
"Значит, нашла любовника, – горько и зло думал Владимир Семеныч. – Зараза. Ну ладно!" И Владимир Семеныч решил тоже показать, что он не лыком шит, решил показать, что его козырь старше. Он был человек расторопный.
Сперва появилась Валя с сырзавода, белозубая, с голубыми глазами. Она была из деревни, почтительная, это понравилось Владимиру Семенычу. Раза два они с Валей ходили в кино, потом Владимир Семеныч пригласил ее к себе домой. В воскресенье. Прибрался дома, расставил на столе шампанское (для Вали), конфеты, грецкие орехи, яблоки… И поехал за Валей.
В общежитие к ней он доехал на трамвае, а обратно пошли пешком: чтобы все видели и передали Люське.
Шли с Валей под ручку, нарядные, положительные.
– Меня тут некоторые знают, – предупредил Владимир Семеныч, – могут окликнуть… позвать куда-нибудь…
– Куда позвать? – не поняла Валя.
– В пивную. Не надо обращать внимания. Ноль внимания. Я их больше не знаю, оглоедов. Чужбинников. Злятся, что я бросил пить… А чего злиться? Нет, злятся. Могут провокацию устроить – не надо обращать внимания.
– А самого-то не тянет больше к ним? – спросила Валя.
– К ним?! Я их презираю всех до одного!
– Хорошо. Молодец! – от всего сердца похвалила Валя. – Это очень хорошо! Теперь – жить да радоваться.
– Я и так пропустил сколько времени! Я бы уж теперь завсекцией был.
– Еще пока опасаются?
– Чего опасаются? – не понял Владимир Семеныч.
– Завсекцией-то ставить. Пока опасаются?
– Я думаю, уже не опасаются. Но дело в том, что у нас завсекцией – старичок, он уже на пенсии, но еще работает, козел. Ну, вроде того, что – неудобно его трогать. Но, думаю, что внутреннее решение они уже приняли: как только тот уйдет, я занимаю его место.
Пошли через городской парк.
Там на одной из площадок соревновались городошники. И стояло немного зрителей – смотрели.
Владимир Семеныч и Валя тоже минут пять постояли.
– Делать нечего, – сказал Владимир Семеныч, трогаясь дальше в путь.
– А у вас, Владимир Семеныч, я как-то все не спрошу: родные-то здесь же живут? – поинтересовалась Валя.
– Здесь! – воскликнул не без иронии Владимир Семеныч. – Есть дяди, два, три тетки… Мать с отцом померли. Но эти… они все из себя строят, воображают, особенно когда я злоупотреблял. У нас наметилось отчуждение, – Владимир Семеныч говорил без сожаления, а как бы даже посмеивался над родными и сердился на них. – Обыватели. Они думают, окончили там… свои… Мещане! Я же не мальчик им, понимаешь, которого сперва можно не допускать к себе, потом, видите ли, допустить. У меня ведь так: я молчу-молчу, потом как покажу зубы!.. Эта моя дура тоже думает, что я за ней бегать стану. Шутить изволите! Если у меня в жизни вышел такой кикс, то я из него найду выход, – Владимир Семеныч очень гордился, что бросил пить, его прямо распирало. – Посмотрим через пару лет, как будут жить они, а как я. Крохоборы. Я через месяц себе "Роджерс" (гарнитур такой, югославский) приволоку: обещали завезти штук семь. Мы уже распределили, кому первые три пойдут… Две тысячи сто семьдесят рэ. Через месяц они у меня будут. Видела когда-нибудь "Роджерс"?
– Нет. Мебель такая?
– Гостиная такая, особенно стенка шикарная. А "Россарио" видела?
– Нет.
– У меня стоит "Россарио", счас посмотришь. Всего девять штук в городе.
– Гляди-ка! – удивилась Валя.
– Им во сне не снились такие гарнитуры. От "Роджерса" они вообще офигеют. Жить надо уметь, господа присяжные заседатели! – воскликнул Владимир Семеныч, ощутив прилив гордого чувства. – Меня почему и пить-то повело: чего ни возьмусь сделать, – все могу! Меня даже из других городов просят: "Достань холодильник "ЗИЛ", или "Достань дубленку". Ну, естественно, каждый старается угостить… У меня душа добрая: я уважительный тон хорошо чувствую. И вот это сознание – это я все могу – привело меня к злоупотреблению. Я и работал, как конь, и пил, разумеется.
Валя засмеялась.
– А? – сказал довольный Владимир Семеныч. – Что смеешься?
– Да вы прямо уж… всю правду про себя.
– А чего?! – опять воскликнул Владимир Семеныч. Ему было легко с Валей. – Я всегда так. Если я хочу Люське фитиля вставить, я не скрываю: вставлю. Она надеется, что комнату у меня оттяпает? Пусть. Я все равно себе кооперативную буду строить, но пусть она попробует разменять двухкомнатную на две однокомнатные. Я же в кооператив-то не подам, пока нас не разделят, а как разделят, сразу подаю в кооператив. Вот тогда она узнает: подселят ей каких-нибудь пенсионеров, они ей покажут тинь-тили-ли. Будь спок, милая: я все сделаю по уму.
Дома у себя Владимир Семеныч чего-то вдруг засуетился, даже как будто заволновался.
– Ну-с… вот здесь мы и обитаем! – шумно говорил он. – Не хоромы, конечно, но, как говорит один мой коллега, я под этой работой подписываюсь. Как находишь?
– Хорошо, – похвалила Валя. – Очень даже хорошо!
Владимир Семеныч снял с нее плащ-болонью, при этом почему-то не смотрел ей в глаза (может, грех затевал), усадил в креслице, к креслицу пододвинул журнальный столик… На столике было много разных журналов с картинками.
– Прошу… полистай пока. Как тебе "Россарио"?
– Какой "Россарио"?
– На чем сидишь-то! – воскликнул Владимир Семеныч со смехом. – Кресло-то из "Россарио". А вот – стенка. Гарнитур "Россарио". Финский. Тысяча двести.
– Так, а зачем же еще какой-то?
– Надо дожимать. Но "Роджерс" здесь не появится, пока нас с Люськой не разделят: нема дурных. Посиди, я пока кофе себе сготовлю, – и Владимир Семеныч поспешил на кухню готовить кофе. Но и оттуда все говорил. Громко.
– У тебя родных много в деревне?
– Много, – отвечала Валя.
– Вот эти родственнички!.. – кричал из кухни Владимир Семеныч. – Да?! Как грибов!.. А коснись чего-нито – никого! Да?
Валя ничего на это не сказала, листала журнал.
– Как находишь журналы?! – опять закричал Владимир Семеныч.
– Хорошие.
– По тематике подбирал! Обрати внимание: все жмут на уют.
– А?
– Уют подчеркивают!
– Да… – сказала Валя.
– Не находишь, что в квартире, – кричал Владимир Семеныч, – не хватает заботливой женской руки?!
Валя не знала, что на это говорить.
– Да бог ее знает…
– А?!
– Не знаю!
– Явно не хватает! – Владимир Семеныч появился в комнате с подносом в руках. На подносе – медный сосудец с кофе, малые чашечки. – Жить тем не менее надо красиво, – сказал он. – Прошу: сядем рядком, потолкуем ладком.
