Габриэль Маркес - Полковнику никто не пишет
– У тебя совсем нет деловой хватки, – сказала она. – Продавать надо так, будто ты покупаешь.
В своем наряде жена показалась полковнику забавной.
– Оставайся всегда такой, – прервал он ее. – Ты напоминаешь человечка на коробке с овсянкой.
Она сняла тряпку с головы.
– Я говорю с тобой серьезно. Сейчас я отнесу петуха к куму и бьюсь об заклад на что хочешь: через полчаса вернусь и принесу девятьсот песо.
– От такой суммы у тебя голова закружилась, – сказал полковник. – Ты уже делаешь ставку на петуха.
Ему стоило большого труда отговорить ее. За утро она прикинула, что денег им хватит года на три и они будут жить без этой агонии по пятницам. Она приготовилась получить девятьсот песо. Составила список самых необходимых покупок, не забыв о новых ботинках для полковника. Наметила, где они поставят зеркало в спальне. Внезапное крушение всех планов вызвало в ней смешанное чувство стыда и досады.
Она прилегла отдохнуть. А когда встала, полковник сидел во дворе.
– А теперь что ты делаешь? – спросила она.
– Думаю, – сказал полковник.
– Ну тогда все в порядке. Не пройдет и пятидесяти лет, как мы сможем получить эти деньги.
Но полковник решил продать петуха в тот же вечер. Он представлял себе дона Сабаса, который одиноко сидит у вентилятора в пустой конторе в ожидании ежедневного укола. Полковник заранее обдумывал, что ему скажет кум.
– Возьми с собой петуха, – наставляла его жена. – Товар надо показывать лицом.
Но полковник отказался. Она, полная отчаянной надежды, проводила его до калитки.
– Пусть у него в конторе будет хоть целая толпа народу, – сказала она. – Возьми его за руку и не отпускай, пока он не выложит девятьсот песо.
– Можно подумать, что мы готовим нападение.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– Помни, что петух твой. Что не кум тебе, а ты ему делаешь одолжение.
– Хорошо.
Дон Сабас сидел с врачом в спальне.
– Не упускайте случая, поговорите с ним сейчас, – сказала полковнику жена дона Сабаса. – Он советуется с доктором перед тем, как уехать в имение. А вернется не раньше четверга.
Полковником овладели противоречивые чувства. Он твердо решил продать петуха и вместе с тем жалел, что не опоздал и застал дона Сабаса дома.
– Я могу подождать, – сказал он.
Но женщина и слышать не хотела. Она проводила его в спальню, где дон Сабас в трусах сидел на огромной пышной кровати, уставившись на врача бесцветными глазами. Полковник подождал, пока врач, согрев пробирку с мочой пациента, понюхал пар и одобрительно кивнул дону Сабасу.
– Лучше бы его расстрелять, – сказал врач полковнику. – Диабет слишком долгая болезнь – так мы никогда не покончим с богачами.
– Зато вы делаете все возможное вашими проклятыми уколами инсулина, – сказал дон Сабас и подпрыгнул на своих дряблых ягодицах. – Но я крепкий орешек, вам не по зубам. – И обратился к полковнику: – Проходите, кум. Утром я бросился было вас искать, но даже вашей шляпы не увидел.
– Я не ношу шляпы, чтобы ни перед кем ее не снимать.
Дон Сабас начал одеваться. Врач положил в карман пиджака пробирку с кровью для анализа, и полковник подумал, что он собирается уходить.
– На вашем месте, доктор, я прислал бы куму счет в сто тысяч песо. Тогда он не был бы так занят.
– Я ему уже предложил сделку на миллион, – сказал врач. – Лучшее лекарство от диабета – бедность.
– Спасибо за рецепт, – сказал дон Сабас, стараясь втиснуть свой тучный живот в брюки для верховой езды. – Но я не воспользуюсь им, чтобы избавить вас от несчастья быть богатым.
Врач полюбовался своими зубами, отразившимися в никелированной застежке чемодана. Без малейших признаков спешки посмотрел на часы. Дон Сабас, натягивавший в это время сапоги, неожиданно обратился к полковнику:
– Ну, кум, что там у вас с петухом?
Полковник заметил, что врач тоже ждет его ответа. Стиснул зубы. Прошептал:
– Ничего, кум. Просто я пришел продать его.
Дон Сабас кончил натягивать сапоги.
– Ну и отлично, кум, – сказал он без всякого выражения. – Это самое лучшее, что вы могли придумать.
– Я слишком стар для таких дел, – оправдывался полковник, глядя в непроницаемое лицо врача. – Будь я на двадцать лет моложе, все было бы по-другому.
– Вы всегда будете на двадцать лет моложе своего возраста, – откликнулся врач.
Полковник перевел дыхание. Он ждал, что дон Сабас скажет еще что-нибудь, но тот молчал. Молча надел кожаную куртку с застежкой-молнией и двинулся к двери.
– Если хотите, поговорим на следующей неделе, кум, – сказал полковник.
– Именно это я и собирался вам предложить, – ответил дон Сабас. – У меня есть клиент, который, может быть, даст за вашего петуха четыреста песо. Но придется подождать до четверга.
– Сколько? – спросил врач.
– Четыреста песо.
– Я слышал, он стоит гораздо больше, – удивился врач.
– Вы мне говорили – девятьсот песо, – напомнил полковник, ободренный словами врача. – Это лучший петух во всем департаменте.
– В другое время за него могли бы дать и тысячу, – объяснил дон Сабас врачу. – Но сейчас никто не решится выпустить на арену хорошего петуха. Всегда есть риск получить пулю на гальере. – И повернулся к полковнику с подчеркнутым сожалением: – Именно это я и хотел вам сказать, кум.
Полковник кивнул головой.
– Понятно.
Он шел за ними по коридору. Врача задержала в зале жена дона Сабаса. Она попросила лекарства «от этих недомоганий, которые появляются внезапно, и не поймешь, что с тобой такое». Полковник ждал врача в конторе. Дон Сабас открыл сейф, рассовал деньги по карманам и протянул четыре бумажки полковнику.
– Вот вам шестьдесят песо, – сказал он. – Рассчитаемся, когда продадите петуха.
Полковник шагал с врачом мимо портовых магазинов и лавок, которые начали оживать с приближением вечерней прохлады.
Баркас, нагруженный сахарным тростником, плыл вниз по течению. Полковник вдруг заметил, что врач сегодня как-то необычно молчалив.
– А как вы-то себя чувствуете, доктор?
Врач пожал плечами.
– Так себе, – ответил он. – Думаю, что и мне не мешало бы показаться врачу.
– Это все зима, – сказал полковник. – Вот и у меня внутри что-то расклеилось.
Врач окинул его внимательным, совсем не профессиональным взглядом. Потом покивал сирийцам, сидящим у дверей своих магазинов. Когда подошли к его кабинету, полковник снова заговорил о петухе.
– Я не мог поступить иначе, – объяснил он. – Это животное питается человеческим мясом.
– Единственное животное, которое питается человеческим мясом, – это дон Сабас, – сказал врач. – Уверен, что он перепродаст петуха за девятьсот песо.
– Вы думаете?
– Уверен, – повторил врач. – Это такое же выгодное дельце, как его знаменитое патриотическое соглашение с алькальдом.
Полковник не верил своим ушам.
– Кум пошел на сделку, чтобы спасти свою шкуру, – сказал он. – Только поэтому он смог остаться в городе.
– И только поэтому смог скупить за полцены имущество своих товарищей по партии, которых алькальд выслал из города, – возразил врач. Он не нашел ключа в кармане, постучал в дверь и снова обратился к полковнику, который все еще не мог ему поверить: – Не будьте простаком. Деньги интересуют дона Сабаса гораздо больше, чем собственная шкура.
В этот вечер жена полковника вышла за покупками. Провожая ее до магазинов сирийцев, полковник снова и снова вспоминал свой разговор с врачом.
– Разыщи сейчас же ребят из мастерской и скажи им, что петух продан, – сказала женщина. – Зачем им надеяться понапрасну?
– Петух не будет продан, пока не вернется дон Сабас, – ответил полковник.
Он встретил Альваро в бильярдном салоне, где тот играл в рулетку. Был воскресный вечер, и заведение ходило ходуном. От радио, включенного на полную мощность, жара казалась еще сильнее. Полковник разглядывал яркие цифры на черной клеенке, обтягивающей длинный стол. Посреди стола, на ящике, горела керосиновая лампа. Альваро упорно ставил на двадцать три и все время проигрывал. Следя через его плечо за игрой, полковник заметил, что чаще всего выигрывает одиннадцать.
– Ставь на одиннадцать, – прошептал он Альваро на ухо.
Полковник внимательно посмотрел на петуха, стараясь понять, чем тот мог разозлить жену. Вид у петуха был невзрачный и жалкий: гребень порван, шея и ноги голые, сизого цвета. Но он был в полном порядке. Уже готов для тренировок.
– Забудь о петухе и выгляни в окно, – сказал полковник, когда дети ушли. – В такое утро хочется сфотографироваться на память.
Она выглянула в окно, но лицо ее не смягчилось.
– Я бы хотела посадить розы, – сказала она, возвращаясь к печке.
Полковник подвесил на печке зеркало и начал бриться.
– Если хочешь сажать розы – сажай, – сказал он. Он старался водить бритвой в такт движениям жены, которую видел в зеркале.
