Михаил Башкиров - Законный дезертир, или Открытым текстом
– В последний раз предлагаю сердце, руку и самый Крайний Север!
– Шут гороховый!..
– Ты же в этом дурацком городе зачахнешь… Болото…
Она, не слушая, разглядывала пуговицу на пиджаке: синяя пуговица, пришитая черными нитками.
– Денег заработаем – до пенсии хватит! Представь!
Не отвечая, отвернулась.
Из-за угла выдвинулся Родионов.
Заметив парочку, остановился, перехватил из руки в руку новенький, с хромированными замками, портфель.
Бурцев спрыгнул с подоконника.
– Тебя только не хватало!
– А я думал, ты уже у нас не работаешь.
Родионов осторожно поставил на освободившееся место портфель.
– Совсем умаялся. Завтра комиссия из Москвы нагрянет…
Она смотрела поверх сияющего портфеля на улицу.
Вот остановилась серая «Победа».
Из нее, мелькнув светлыми ботиками, вылезла жена директора, поправила шапочку, приподняла муфточку, что-то сказала шоферу.
– Наташка!
Бурцев заслонил окно.
– В последний раз!
– Я в кино целый месяц не была, на танцы сбегать не в чем… У меня одно выходное платье, понимаешь, одно, и то не фасонистое…
– Голубушка, не слушайте вы Бурцева, не слушайте… Вам надо человека серьезного, с будущим…
– Заткнись, подпевала!
Бурцев сбросил портфель с подоконника и, запнувшись об урну, побежал к лестнице.
– Голубушка…
Родионов обеими руками прижал обиженный портфель к животу.
– Подумайте…
Через полгода она вышла замуж.
Не за Бурцева, которого больше никогда в жизни не встречала, не за Родионова, который со временем занял подобающее кресло, а за молчаливого инженера из производственного отдела…
39
Наталья Петровна еще на шаг продвинулась вперед.
– Думаю, нам осталось минут пятнадцать.
Особа, поправив черные очки, хлопнула паренька в жокейке по спине:
– Чуть ногу не отдавил, паразит!
У прилавка сыпалась мелочь, ворчала продавщица.
Наталья Петровна приготовила деньги.
Интересно, вышла ли замуж Зинка или промыкалась так?.. После войны домой она не вернулась и даже писем не писала… Что выжила, сомневаться не приходится – такие всегда на плаву… Нашла теплое местечко – осела… Торгует сейчас где-нибудь бананами, обсчитывает покупателей… Ее всегда выручала наглость… В том грузинском городе, зажатом горами, не было бананов, но зато был фундук, пресные лепешки и курага, которую ежедневно сыпали в кашу…
40
Всю осень они отступали, то застревая в брошенных садах с осыпающимися в лужи яблоками, с грушами на истомленно склоненных ветках, то ползли по узким дорогам, то карабкались на перевалы, надсаживая моторы, пока не остались зимовать в разбросанном по скалам, вздыбленном городке, распоротом надвое гудящей речушкой.
Служба вдали от фронта потекла в прежнем режиме.
– Сегодня продолжим изучение материальной части.
Лейтенант Ремезов выдвинул полевую рацию на середину низкого стола.
– Надоела эта галиматья до чертиков!
Зинка привстала.
– Честное слово!
– Наряд вне очереди на кухню!
Лейтенант подождал, когда девчонки успокоятся.
– Итак…
– Надоело… – прошептала Наташа и спряталась за Зинку.
– Наряд вне очереди! Есть еще желающие на кухню?
Лейтенант снял с рации крышку.
– А то мигом всех отправлю!
После занятий Наташа и Зинка спускались по узкой крутой улочке, минуя нагромождения домов с плоскими крышами.
Небо тоже было плоским и серым.
Ближние горы упирались в разбухшие тучи гранитными вершинами.
Радистки без умолку болтали.
Навстречу попалась старуха в черном.
Остановилась, почти прижавшись к стене, что-то прошептала и плюнула Зинке под ноги.
– Сколько еще будем отсиживаться здесь?..
Запнувшись о камень, Наташа ухватила Зинку за локоть.
– Как тыловые крысы…
– А по мне – хоть сто лет!
– Я бы на месте лейтенанта давно на фронт выпросилась. Жмут, гады…
– Ему с нами уютней!
Завидев еще одну старуху в черном, Зинка показала ей язык.
Старуха метнула злобный взгляд и отвернулась.
Пахло сеном и еще чем-то кислым.
За каменной оградой проблеяла коза.
Радистки свернули к речушке и возле башни с щелями бойниц увидели повара в замызганном фартуке.
Он что-то сунул мальчишке, притащившему связку хвороста, и принялся важно прогуливаться вокруг котла.
– Так-с, так-с!
Повар сыпанул прибывшим по горсти кураги.
– Задание будет одно: вычистить котел внутрях!
– А снаружи не треба?
– Ох, Зинка, язык у тебя – как помело… Учитите: вернусь – проверю!
– Учтем!
Наташа расстегнула шинель.
Зинка подала юркой подруге щетку на длинной ручке и помогла забраться наверх.
Нагнувшись над котлом и шоркнув щеткой по жирной стенке, Наташа вдруг отчетливо услышала речушку – вода разбивалась о камни, пенилась, струилась.
А потом совсем рядом заворковал раньше времени вернувшийся повар.
И Зинка хохотнула в ответ, как всегда, сочно и заливисто…
41
Наталья Петровна пересчитала деньги.
Беременная развернула большой полиэтиленовый пакет.
Наталья Петровна, чтобы отвлечься от неотступных, изматывающих душу воспоминаний, завела светский разговор.
– Милая, ты, часом, не студентка будешь?
– Ага, в академический отпуск ушла.
– А у нас на курсе строго-настрого запрещали аморальные связи.
– Это в каком году было-то?
– В конце сороковых.
– После войны?
– Да, милочка, после войны…
И снова закрутил бездонный омут.
А ведь в Горный институт кинулась из-за той самой кавказской зимы… Из-за первого спелеологического опыта…
42
Радистки, так и не отправленные на фронт, маялись однообразием и скукой.
В увольнениях шатались по городку и окрестностям.
Однажды случайно наткнулись на пещеру – как раз напротив башни за речкой.
Бродили втроем у подножья черной скалы, и Верочка разглядела меж валунами дыру.
Зинка, скорчившись, пролезла внутрь и чиркнула спичкой.
Наташа, выпрямляясь, успела заметить косые закопченные стены и бугристые наросты свода.
В пещеру втиснулась Верочка, и в этот момент спичка погасла.
Зинка начала шипеть по-змеиному.
Верочка завизжала, пытаясь выбраться назад.
И Наташе почудилось, что они останутся здесь навсегда и превратятся в камни.
В красивые бугристые валуны, похожие на спящих женщин…
Выбравшись наружу, принялись переходить речушку по широким валунам.
Напуганная Верочка поскользнулась и очутилась по колено в разъяренной воде.
Зинка ухватила растяпу за воротник шинели, выдернула на берег и заставила всю дорогу бежать – шинель заледенелыми полами скребла о белесые сапоги.
А через два дня Верочка попала в госпиталь…
43
Наталья Петровна машинально шагнула на свободное место у самого прилавка.
Пещера с тех пор не раз снилась… Горы тянули к себе все сильнее и сильнее… В конце концов и привели в институт…
Наталья Петровна не успела и слова сказать продавщице.
Особа, работая локтями, завоевала свой «пятачок» и ткнула прямо в руки продавщицы червонец…
44
Горный обещал самостоятельность и перспективу, но полевая практика добавила ума, остудила романтические походные грезы, и распределение после защиты диплома в контору показалось нежданной удачей.
И лишь один раз сметы и картограммы были отставлены в сторону.
Заболела Анна Ивановна, и пришлось выехать с инспекцией на дальний рудник.
А так бы и вспомнить было нечего, кроме бумаг…
Из компрессорной Наташа следом за сменным мастером вышла на заснеженную тропу.
Чужая телогрейка поминутно расстегивалась, шаровары хлопали на ветру, а тяжелые разношенные сапоги скользили.
Наташа оглянулась на утепленную войлоком дверь сруба, запахнула телогрейку и догнала мастера.
Потянулись рельсы узкоколейки.
На отвале одиноко торчала вагонетка.
В скале чернела дыра и наружу выползали закуржевелые провода и трубы.
Мастер протянул молодой инспекторше карбидную лампу, и, поднырнув под брезентовый полог, они вошли в приготовленную для промышленной добычи штольню.
Наташа, осторожно ступая по породе, осматривалась.
Вздрагивающие гулкие доски.
Колеблющийся свет «карбидок».
Пестрые изрезанные каменные стены.
Деревянные обтесанные стойки.
Вентиляционная труба, прижатая к стене кольями.
Поворот, и снова – то стена, то кровля, и всегда рядом – тень мастера, уверенная, молчаливая тень.
Наташа привыкла к шагам угрюмого проводника, к устойчивому кисловатому запаху, наплывающему из глухих забоев, к шипению карбидной лампы и стала вскоре замечать крупные вкрапления слюды, мерцающие по сторонам, а за очередным поворотом остолбенела перед матовым зеркалом, выпирающим из стены.
– Мощная жила!
Мастер погладил пальцами мусковит.
– Скоро развернемся здесь по-настоящему!
Пластина мутно отражала свет шипящих ламп.
– Ну что, двинули дальше?..
