Александр Золотько - Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния
– Такой с кровью? – уточнил Макс. – И хрустящей корочкой?
– С дымком от барбекю да под ледяное пивко? – подхватил Холек. – Не может. Это ж только для печени сколько ущерба! Понимаете, парни, в жареном мясе столько холестерина! Склероз, ожирение, инсульт с инфарктом…
– То ли дело у нас… – Макс перевернул над тарелкой полную ложку.
Содержимое, вязкая мутно-зеленая жижа, стало формироваться в огромную каплю.
– Командир, мне нужно с вами поговорить, – сказал Стоян.
«Ляп!» – сказала похлебка.
– И еще куриные крылышки по-мексикански, – мечтательно протянул Стокман. – С перчиком, прожаренные. Жир так и капает с них… Какой ужас!
– Командир, – сказал Стоян. – Мне нужна помощь.
– Хотите об этом поговорить? – спросил Макс. – Тогда вам к доктору. Он у нас большой специалист по вопросам психологии. Психоанализа, конечно, не проведет, но клизму так поставит, что вы забудете обо всем, кроме нужника. Помню, в позапрошлом рейсе…
Стоян смотрел на Хофмана. Смотрел так, будто никого, кроме них двоих, в столовой не было.
Хофман медленно вынул изо рта пустую курительную трубку.
– Запишитесь на прием, – медленно сказал командир и сунул трубку обратно в рот.
Задумчиво погрыз мундштук, снова вынул трубку и вальяжным тоном никуда не спешащего человека добавил:
– На следующей неделе у меня, возможно, найдется время.
Трубка вернулась на место.
На лице Стояна дернулись желваки, но он сдержался. Макс, Холек и Стокман выдохнули одновременно даже с некоторым разочарованием.
– Хорошо, – сказал Стоян. – Я сейчас вернусь.
И вышел.
– Кто знает, у него случайно нет с собой какого-нибудь ствола? – с самым меланхоличным видом поинтересовался Макс. – А то ведь сейчас вернется с пушкой.
– Или позовет своих парней для физического воздействия, – предположил Стокман и принялся массировать кулак правой руки. – Мне всегда в полете не хватало возможности набить рожу ближнему своему.
– Кэп, – спросил Макс. – А если он полезет в драку, это будет считаться бунтом на корабле? Ты сможешь достать свой шикарный пистолет и пристрелить кого-нибудь из пиратов? Нет, лучше бы, конечно, повесить, но за неимением лучшего сойдет и…
Стоян вернулся и молча положил на стол инфоблок.
– Оп-па, – сказал Стокман. – А как же драка?
– У меня вышло из строя оборудование, – снова Стоян смотрел только на капитана. – Что-то в корабельных коммуникациях. Котов и Стефенсон не смогли найти дефект. А нам срочно нужно…
– Илья, – Хофман невозмутимо повторил процедуру с выниманием трубки изо рта. – Когда у вас плановая проверка?
– Вообще-то, плановую я закончил две с половиной недели назад. Теперь по регламенту могу спокойно реагировать только на текущие поломки.
– И?
– Наше оборудование, – Капустин выделил «наше», – работает идеально. И-де-аль-но!
Капустин даже языком щелкнул, демонстрируя, насколько хорошо работает вверенное ему оборудование.
– Значит, – медленно, со вкусом произнес Хофман, – всем остальным придется ждать до следующей профилактики. А это у нас…
– Перед обратным стартом, – закончил Капустин. – Тут осталось всего ничего. К тому же, если я не ошибаюсь, экипаж не имеет права даже прикасаться к имуществу группы наблюдателей из Корпуса колонизации при Организации объединенных наций. Мне потом нужно писать объяснения или, не дай бог, задним числом оформлять доступ к особо секретным материалам.
Стоян протянул руку к инфоблоку.
– Так вы хотите записать? – обрадовался Капустин. – Давайте, я могу повторить слово в слово. Врубайте на три-четыре. Как включите – махните рукой.
Рука Стояна замерла в сантиметре от инфоблока.
– Смелее! – подбодрил наблюдателя Макс. – Вы же все равно за нами подглядываете? Продолжайте.
Стоян взял свободный стул и сел на него верхом.
– О-о… Я, пожалуй, пойду, – сказал Стокман, провел рукой по своим бороде и усам, словно проверяя их наличие, и встал.
– Сядь, – негромко приказал Стоян.
Ральф удивленно посмотрел на него.
– Я же сказал – сядь! – повысил голос наблюдатель.
– Сядь, – не вынимая трубки изо рта, сказал Хофман. – Если просит такой уважаемый человек. Человек же просит?
– Да. Я прошу вас задержаться, – чуть помедлив, кивнул Стоян.
– Ну, если командир приказал… – Ральф развел руками, улыбнулся и сел на свой стул. – Послушаю. У нас так мало развлечений.
– У вас – пять минут, – Хофман достал из кармана золотой брегет и открыл крышку. – Четыре минуты пятьдесят секунд.
– Вчера у нас вышла из строя связь с «Ковчегом», – Стоян положил руку на стол возле инфоблока. – Вырубились все мониторы. Даже на ваши мониторы изображение с камер слежения не поступает. Мы проверили. Котов предположил, что проблема или в кабеле, или в подключении. Но доступа к корабельному оборудованию мы не имеем…
– Ясно дело, – широко улыбнулся Капустин. – Пассажиры доступа к нему иметь и не могут. В самом крайнем случае они могут подежурить у пультов в режиме безрукого наблюдателя. Заметив изменение в показаниях или услышав сигнал неисправности, безрукий наблюдатель должен продублировать его голосом. Убрав подальше еще и ноги…
Стоян терпеливо дождался конца монолога Ильи и включил инфоблок.
Над столом возник шар голопроекции.
Площадка для волейбола.
На ней необычно людно, толпа человек в полтораста стоит возле натянутой сетки. Звука, естественно, нет, но видно, что люди молчат. Посреди площадки – свободное место. Дощатый круг.
Посреди круга лежит человек. Девушка, если судить по остаткам одежды. А судить можно только по ним, потому что по остаткам тела что-либо разобрать нельзя – кровь, разодранная в клочья плоть. Из алого месива выглядывают белые кости. Обломки белых костей. Кажется, ребра. Головы нет.
Пол залит кровью. Кровавая дорожка тянется от тела в сторону, к выходу из зала. Люди стоят так, чтобы не затоптать этой дорожки.
– Это что? – спросил Макс.
– Это – вторая смерть за два дня, – холодным тоном произнес Стоян. – Вот – первая.
Картинка в голопроекции сменилась.
Теперь люди толпились возле обезглавленного мужского тела. Труп сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева. На коленях лежала сломанная ветка.
– Оранжерея на пятом уровне, – сказал Стоян. – Насколько мы поняли – еще трое считались пропавшими без вести. И считаются.
– Может, это они и… – Стокман хлопнул ладонью по столу. – Такое бывает, знаете ли… Пять лет назад, если кто помнит, на «Дозоре» второй пилот стал коллекционировать тела.
– Трое пропавших – две девочки, восьми и десяти лет, и мальчик – пяти. Они ушли погулять и не вернулись. Матери поначалу не переполошились, думали, что те остались ночевать у кого-то из знакомых. Такое бывало раньше. Безопасность, знаете ли, расслабляет…
– А вы бы тропинки сделали поу́же да подняли бы их повыше. И без перил, – не сдержался Макс. – И кондицию бы поддержали и расслабиться бы не дали.
– Да, – невозмутимо кивнул наблюдатель. – Мы этого не учли. К сожалению. Но сейчас об этом говорить несколько поздно… Нам нужно восстановить наблюдение.
– Зачем? – спросил Хофман. – Насколько я знаю с ваших же слов, никто не может связаться с колонистами, ни мы, ни вы. Наблюдение одностороннее и без звука. Или я чего-то не знаю?
– Нет, все верно. Но нам нужно знать, что произошло, – Стоян нервно потер щеку, но спохватился и убрал руку под стол. – Не исключено, что сейчас в «Ковчеге»…
Люди в голопроекции продолжали обыскивать заросли и кустарник вокруг тела. Потом все разом повернули головы в одну сторону, видно, на крик. Молодой парень поднял из высокой травы голову. Кожа с оторванной головы свисала клочьями.
– Я пойду займусь, – сказал Капустин. – И заберу Синицкого. Мне бы еще Джафарова, он неплохо разбирается в системах коммуникации.
– Макс, смени Мусу. Я тоже подключаюсь к ремонту. Вторым с тобой будет…
– Я пошлю Флейшмана, – предложил Стоян, поднимаясь со стула.
– Хорошо. Доктор, вы приберите тут и тоже выдвигайтесь к нам на помощь. Не исключено, что понадобится грубая физическая сила, – Хофман спрятал трубку в карман и встал из-за стола. – По местам!
До рубки Макс бежал. И что-то такое было на его лице, такое, что увидевшие его Бронислав и Джафаров вскочили с кресел.
– К Хофману. Оба, – задыхаясь, будто пробежал не каких-то пятьдесят метров, а полноценную марафонскую дистанцию, Макс рухнул в кресло первого пилота. – Давайте быстрее…
– Что случилось? – спросил Синицкий. – Пожар-эпидемия-катастрофа?
– Да бегом! – прикрикнул Макс. – Там, на «Ковчеге»…
Дверь за парнями закрылась.
Фу, Макс выдохнул и закрыл глаза.
И чего, собственно, он запсиховал? Какого, спрашивается, черта? Никак не привыкнет к тому, что теперь отвечает не за все происходящее на борту. Те, в «Ковчеге», до которых всего-то пара-тройка километров, с тем же успехом могут находиться и в другой галактике. Максимум, что может сейчас экипаж, – это сопереживать и наблюдать. Наблюдать и сопереживать. Нет, наблюдатели еще могут вести записи и делать выводы. С последующими мерами по предупреждению и недопущению.
