Евгений Гришковец - Письма к Андрею
Когда человек после встречи с искусством вдруг чувствует непреодолимое желание обнять и расцеловать мать, поговорить с отцом или сходить к родителям на могилы… Когда человек, вернувшись с концерта или со спектакля, идёт в детскую комнату и садится рядом со спящим своим ребёнком, не в силах понять и превозмочь волну невиданной нежности к своему чаду, которому, и это вдруг человеку становится ясно, так мало уделял времени и любви, а тут вдруг захотел трогать его, уберечь от всего-всего, что непременно ждёт дитя во взрослой жизни… Когда взрослый и внешне уверенный человек рыдает под душем от внезапно обрушившегося на него сомнения в собственной силе, правоте и безупречности, когда он вдруг чувствует себя беспомощным и беззащитным… Когда люди после фильма не могут расстаться, боясь остаться в одиночестве… Когда после неожиданно попавшего в самое сердце стихотворения кто-то звонит другу или подруге, вдруг со всей ясностью осознав полное безумие затянувшейся ссоры… Когда кто-то прямо во время фильма осознаёт остроту и ценность жизни, а также безвозвратно ушедшие годы – юность, молодость, детство… осознаёт, как мало сделано, как много упущено и как мало, в сущности, осталось. Но тут же через мгновение, глядя тот же фильм, человек обретает маленькую, но звенящую надежду и желание что-то ещё сделать…
Когда встретившийся с искусством человек вдруг пожалеет себя… Всех остальных, весь мир, но прежде всего самого себя!.. Свою непонятную, непостижимую, трудную, запутанную, но именно свою жизнь пожалеет… Ничего не поймёт!.. Не поймёт даже, что с ним вдруг стряслось… Вроде бы просто книжку читал, кино смотрел… А тут такое!!! Такое переживание, такая боль…
Не поймёт!.. Но именно то, на что рассчитывал автор и искусство, которому он служит, с человеком и случится!!!
Человек в момент таких переживаний об авторе-художнике, конечно, не думает. Человек забывает о нём. Или он может даже гневаться на художника за неожиданную боль.
Не думает человек о художнике… Он думает о себе, о своей жизни.
Автор показал и описал в произведении свою мать, а человек видит свою. Автор показывает своё детство, а человек оказывается в своём. Искусство помогает… А точнее, искусство открывает человеку не автора, а себя самого.
Какое тут может быть однозначное и окончательное понимание??? Кто может окончательно и однозначно понять самого себя?
«Над вымыслом слезами обольюсь» – вот самое простое и точное определение искусства.
Человек знает, читая книгу, глядя спектакль или кинокартину, что имеет дело с вымыслом, со сделанным другим человеком произведением, но испытывает при этом подлинные и сильнейшие переживания. Как объяснить то, что документально зафиксированная смерть реального человека или присутствие при смерти вызывает у свидетеля меньшие переживания и сопереживания, чем смерть вымышленного героя книги или фильма. Настоящая смерть может вызвать сильнейшие эмоции, вплоть до обморока, как отказа от дальнейших эмоций… Но художественный образ смерти может вызвать глубочайшие или высочайшие переживания.
Так чем же объяснить столь сильные переживания от вымысла? Да только фактом искусства и величием этого факта. Само же искусство непостижимо, как непостижим смысл жизни, да и факт самой жизни необъясним.
Именно поэтому нет никаких объективных и внятных критериев и признаков того, что одно произведение искусством является, а другое – нет. Очевидность величия того или иного произведения искусства одному человеку совершенно недоказуема другому, который этого величия не чувствует и не видит. Если человек не чувствует и не видит, то никакие доказательные базы, никакие убеждения всех искусствоведов мира не смогут ничего с этим поделать.
Как часто ремесленные изделия, какие-нибудь картины и скульптуры, в которых искусства не больше, чем в мебели, которые так же, как и мебель, служат только частью интерьера… А также книги и фильмы, в которых нет и зачатков, самых слабых и первичных признаков искусства, которые изначально сделаны только с целью продажи, а приобретаются только для того, чтобы как-то заполнить некое свободное время, как-то и слегка развлечь… Как часто такие поделки покупаются охотнее и оцениваются много выше, чем подлинные произведения искусства, которые неудобны, которые могут поранить, которые требуют сильных переживаний, которым «свободного» времени мало, с которыми развлечься и отдохнуть не получится. Шедевром живописи нельзя дополнить интерьер. Шедевру нужно особое пространство.
В случае с искусством очень часто живое кем-то неотличимо от мёртвого, а подлинный художник неотличим от ремесленника. Точнее, чаще всего ремесленники кажутся художниками, потому что они художников из себя изображают.
А ремесленники удобны, услужливы, гибки, вменяемы и смышлёны. Они готовы и могут объяснить всё, что делают, и всегда готовы быть полезными. Художники своевольны, неудобны и совсем не гибки. Они не будут ничего объяснять из своих замыслов и произведений, понимая, что искусство необъяснимо и всякое объяснение есть ложь.
Искусство необъяснимо, как жизнь, как Бог. Оно ускользает от понимания, просачивается сквозь пальцы. Его невозможно удержать. Его можно только чувствовать. Его даже не пересказать. Его невозможно передать своими словами.
Ремесленное же изделие, как правило, конкретно, понятно, весомо и даже часто имеет определённую практическую пользу. Например, оно может иметь дидактическую, воспитательную или на худой конец развлекательную пользу. И это неплохо. Если изделие хорошее, то и воспитание и развлечение тоже будут неплохими. Или же изделие ремесленника может быть намеренно запутанным и казаться сложным. В этом случае оно тоже имеет чисто развлекательное значение. Кому-то же нравится разгадывать ребусы и головоломки. Многие ощущают пользу от этого, полагая, что тренируют память, внимание и развивают абстрактное мышление.
Подлинное искусство же иррационально и практического значения и применения не имеет. С любой точки зрения настоящее искусство совершенно бесполезно.
Вот изделия ремесленников и продаются, а искусство художников чаще всего остаётся неоплаченным или неоценённым. Его невозможно оценить! Оно же живое и непостижимое. Сам автор не сможет найти и определить цену своего произведения искусства.
Бытует, правда, неоспоримое мнение, что живое бесценно, а изделие всегда имеет свою цену, безусловно меньшую, чем бесценное живое… Но практически всё выглядит иначе. Рукотворный серийный автомобиль, пусть роскошный, дорогой, но серийный, всегда дороже услуг живого водителя.
Общество, нацеленное на результат, стремящееся к конкретному и однозначному пониманию, всегда пытается дать всему оценку. В том числе и оценить произведение искусства. Оценить конкретной суммой денег. Такая оценка близка к однозначности. А цена всегда однозначна. Нахождение цены – это отчасти замена пониманию. Цена – это вполне понятный результат.
Да! Понимание само по себе ценится обществом. Понимание поощряется и рассматривается как достижение. Переживание оценить трудно. Ценность его призрачна и неопределённа. Поощрять его сложно, и методы его развития в человеке запутанны и индивидуальны. Как только совершается попытка некие методы развития чувствительности и переживательности закрепить и систематизировать, так это тут же оборачивается шарлатанством и лженаукой.
Пониманию же учить известно как. Поощрять понимание просто. Критерии оценки достижений тоже вполне ясны: понял – молодец, отлично, не понял, но на верном пути – удовлетворительно, не понял совсем, ошибся – плохо, переделай, подумай и добьёшься единственного правильного результата. Начиная со школы человеку предлагается понимать искусство тем же способом, каким решаются математические или физические задачи. То есть предлагаются методы и способы решения, ведущие к достижению однозначного ответа. У задачи не может быть многозначного ответа. Способов решения может быть несколько, но ответ обязательно один. Школьная практика такова: получил ответ, объяснил способ его получения – садись, молодец, отлично. Также предлагают изучать и искусство.
Разработанное обществом образование иначе не может. Оно и не видит необходимости преподавания, в частности, литературы иначе, чем преподаются математика, физика, химия или география.
Любое произведение искусства, будь то роман, рассказ или стихотворение, подаются юному человеку в школе в разъятом, не цельном виде. Ребёнку сразу предлагается не получить впечатление от прочитанного, а изучить его под руководством учителя. Изучить и прийти к подготовленному учителем результату. Учитель помогает ребёнку увидеть, из каких частей состоит повесть или роман. Учитель выделяет и показывает некую основную мысль произведения. Учитель, например, объясняет ученику особенности той эпохи, в которой произведение было создано. Из всей этой анатомической работы учитель весьма доказательно, опираясь на вырванные из контекста произведения куски и цитаты, показывает ученику то, якобы ради чего писалась та или иная книга. Проще говоря, учитель сообщает ученику то, о чём хотел сказать автор своим произведением.
