Валерий Гриньков - Баксы для Магистра
– Ну, про убытки я ничего не говорил, – доброжелательно сообщил Миша, давая понять, что все остальное его собеседник понял правильно и выводы сделал верные.
– Понятно, – окончательно оскорбился потомок Менделеева. – Знал я, что не надо бы мне с олигархами всякими дело иметь, а лучше уж сразу к президенту нашему и в Совет Федерации обращаться за помощью в продвижении, значит, продукта и дальнейшего роста экономики, в смысле.
– Ага, – подтвердил Миша. – Прямо к президенту и дуйте. Заждался он вас, я чувствую.
– А вот напрасно вы интереса государственного не видите! – еще больше оскорбился изобретатель. – Тут огромный эффект для нашей экономики, если разобраться! И президент наш не может не оценить, я так понимаю. Вот вы газеты читаете? О чем наш Госкомстат в газетах рапортует? Что ВВП наш… экономика, в смысле… что выросло это, допустим, на пять процентов. Ну, цифра это такая общеупотребительная – пять процентов. Меньше нельзя, потому как президент этого не простит и будет нахлобучка. А больше написать совестно, потому что в нашей экономике рост в десять процентов – это уже научная фантастика, а вовсе никакая не статистика. Теперь к моему изобретению перейдем. Ведь тут сразу, без приписок, можно стопроцентный рост заявить!
– Не многовато? – участливо осведомился Миша, и в этой его участливости легко угадывалась почти ничем не прикрытая издевка.
Но изобретателя уже понесло.
– Вот смотрите! – воодушевился он. – Что такое сто процентов роста? Это была, допустим, одна буханка хлеба, а стало сразу две. Улавливаете?
– Не совсем, – признался Миша, которого постепенно стала пробирать экспериментальная водка.
Дрянь эта водка была, конечно, первостатейная, обжигала сильно, да и запах опять же. А все-таки градусы, оговоренные ГОСТами, присутствовали, и в силу этого обстоятельства в голове у Миши Каратаева уже поднялся легкий шум.
– Ну вот смотрите, – терпеливо продолжал свою лекцию изобретатель. – Допустим, наш электорат принимает на грудь пол-литра моей водочки, и у электората этого в доме становится сразу два холодильника, два телевизора и двое часов с кукушкой. Вдвое лучше он сразу жить стал! Улавливаете? А тут ему еще, может быть, пенсию на дом приносят. Две тыщи и без всяких вычетов. Это в прошлом месяце у него так было, к примеру. А сегодня – глядь! – четыре тыщи! Водка подействовала! И вот он пересчитывает, допустим, это так кстати свалившееся на него богатство и решает быстренько в магазин за колбасой слетать. В честь получения повышенной пенсии то есть. Выходит он на улицу. Мамочки мои! То через дорогу дом один стоял, а сегодня на его месте уже целых два! Растет, в общем, благосостояние. И строительный комплекс не дремлет, старается для людей. Тут трамвай подходит. То и одного, бывало, не дождешься, а тут их сразу два. Ну, электорат в любой из них заходит по своему выбору, радуясь тому, что транспортное сообщение с каждым днем улучшается, и в приподнятом настроении едет в свой любимый колбасный магазин. Ну, магазинов, ясное дело, теперь тоже сразу два. И в каждом товаров в два раза больше и продавцов – тоже в два раза, и вот тут сразу видна забота о благе покупателя, и понятно уже, что у нас все для людей. И всем уже хорошо. Электорату – двойная зарплата и пенсия. Президенту – народная любовь, рейтинг и второй президентский срок. Мне – письменная благодарность президента. И всем хорошо!
– М-да, – сказал Миша и посмотрел на Оглоедова задумчиво.
Что-то такое Каратаев замыслил, но еще не время было карты раскрывать.
– Давай-ка мы еще разок попробуем, – предложил он изобретателю. – Открой-ка дверь, дай я еще разок на дамочку эту вашу взгляну!
А сам уже наливал в свой стакан чудо-водку.
Изобретатель распахнул дверь.
Один шкаф. Один стол. Одна женщина.
– Оч-чень хорошо! – удовлетворенно оценил Миша. – Закрывай!
Залпом выпил водку и выпалил:
– Открывай!
Две секунды всего прошло. Или три. Не больше.
Изобретатель снова распахнул дверь, не забыв при этом щелкнуть выключателем.
– Понятно! – зло пропел Миша.
Два шкафа. Два стула. Две женщины. Миша рванулся к освещенному проему, но изобретатель с завидной поспешностью захлопнул дверь перед самым Мишиным носом. Каратаев врезался в филенчатую дверь и опрокинулся на пол.
Вспыхнул свет. Изобретатель метнулся к Мише, причитая:
– Ушибся, наверное! Да куда же это вы так спешно-то!
Но Мише ничья помощь не была нужна. Он рвался к двери. Изобретатель вцепился в него мертвой хваткой.
– Пусти! – бесновался Миша. – Я все понял! Щас я тебе этот фокус разоблачу!
Но разоблачить не получилось. Потому что изобретатель-фокусник держал его крепко. Побесновавшись и утомившись, Миша затих. Только дышал тяжело.
– Ну? Ты понял? – спросил он Оглоедова.
– Вы про что?
– Про вставлялово это. Как он это делает – ты понял?
Оглоедов услужливо изобразил работу мысли, но потерпел фиаско и вынужден был признать, что нет, не понял ничего. Миша стряхнул с себя изобретателя.
– Я понял, почему он меня туда не пускает, – сказал он Оглоедову. – Это чтобы я его конструкции не увидел. Тут ведь самая большая сложность – очень быстро сделать так, чтобы всех предметов стало ровно вдвое больше. Правильно?
– Допустим, – неуверенно ответствовал Оглоедов.
– Да не «допустим», а так оно и есть! – осерчал Миша. – Невозможно за три секунды шкаф еще один занести, диван, лампу под потолком повесить! Да еще и бабу эту с ее чертежом! Не-воз-мож-но! Но – по отдельности только! Значит – что? Значит, все сразу надо одним махом сделать! Понял?
– Нет, – заскорбел Оглоедов.
– Ну что же ты за человек такой тяжелый! – обозлился Миша. – Ты в театре когда-нибудь был?
– В смысле?
– О, господи! В театре! Билет – купить, в театр – пойти, спектакль – смотреть! Спектакль ты смотрел когда-нибудь?
– А-а. Это – да. Смотрел.
– Вот! – воодушевился Миша. – Там еще иногда бывает… не во всех спектаклях, конечно… но ты мог видеть… Там на сцене такой круг поворотный в полу. Вот стоят декорации, к примеру: березки там всякие, елочки разные. Одним словом – лес! А потом круг этот поворачивается, березки уезжают, а вместо них на сцене уже комод, пианино и камин, и действие уже как бы в доме происходит, а не в лесу! Ну? Ты понял?
– Это что же – и тут у него тоже круг? – недоверчиво осведомился Оглоедов.
– Да!
– И крутится? – еще больше засомневался Оглоедов.
– Да!
– А шкафы откуда же берутся?
– Тьфу ты, господи! Да приезжают они! Вот открыл этот Кулибин дверь, показал нам интерьер на секундочку, а там один шкаф, один стол… Всего по одному, в общем, в этой комнатке. Потом он дверь закрыл, круг повернулся на девяносто градусов, эта комнатка уехала, другая приехала, и теперь уже за дверью – два шкафа, два стола, два кульмана… Теперь ты понял?
– Ага, – кивнул Оглоедов, но лицо его до сих пор сохраняло озадаченное выражение. – Это я понял, что два кульмана. И про столы понял. И про два шкафа тоже, тут вы даже не сомневайтесь. С мебелью мне уже все ясно. А вот с женщинами-то как? – и он посмотрел на Мишу преданным взором.
– С какими женщинами?
– С теми, которые вместе с мебелью. Две одинаковые – это он как делает?
– Близнецы! – сказал снисходительным тоном Миша Каратаев и посмотрел на Оглоедова так, как обычно взрослые люди смотрят на неразумных детей. – Это женщины-близняшки.
– Я все равно не понял, – признался Оглоедов и сам устыдился собственной непонятливости.
– Ну чего ты не понял? – вздохнул Миша.
– Вот повернулся круг. Приехали эти женщины. Две. А одна ведь уехала. И уже получается, что их три.
– Как это три? – забеспокоился Миша, еще не понявший всего до конца, но уже догадавшийся, что чего-то очень важного он в своих умозаключениях не учел и это важное все его умозаключения обратило в прах.
– Один шкаф! Один стол! И одна женщина! – сказал с отчаянием Оглоедов. – В комнате! Потом эта комната уезжает целиком, а другая приезжает! И там уже два стола, два шкафа и женщины тоже две! Одна плюс две – это три! Или я опять что-то неправильно понимаю?
– Трое близняшек, – пробормотал Миша Каратаев. – Так разве бывает?
Он выглядел обескураженным.
– Не бывает, – печально подтвердил Оглоедов.
Лицо такое было – вот-вот заплачет. Только что Миша все ему так хорошо объяснил, а оказалось – нестыковочка.
Каратаевский взгляд поблуждал по комнате, наткнулся на изобретателя и замер на нем.
– Скажи, Менделеев, – почему-то шепотом произнес пребывающий в растерянности Миша. – Ведь получается, что вставляет твоя водка? А?
– Вставляет! – ответил собеседник ласково.
– Ну, открывай, – обреченно предложил Миша.
– Бутылку еще одну?
– Дверь! – тяжело вздохнул Миша. – Я еще раз убедиться хочу…
Наш доморощенный Менделеев распахнул дверь. За дверью стоял я.
– Мы рады приветствовать вас в нашей передаче «Вот так история!», – сказал я.
